Шпионский роман - Акунин Борис. Страница 42

Так осрамиться перед фрицами! Они и так принюхиваются, где у нас оборона послабже. Что ни день разведчики над границей чешут. А тут «юнкерс» запросто профигачил полстраны и сел чуть не на Красную площадь. А если б это бомбардировщик был, да по Кремлю шандарахнул? Шухер начался, мама родная! Вся верхушка загремела, с музыкой. За халатность, разгильдяйство и подрыв престижа советских ВВС. У нас ведь знаешь как – если начнут рубить, то под корень. Много хороших командиров сняли, большинство вообще ни при чем. Но зато молодой смене зеленая улица. Мне вот подфартило.

И Петька, задрав коленку, любовно похлопал себя по голубому лампасу.

К Киевскому Особому военному округу приписано десять авиадивизий! Какой из тебя к лешему замкомандующего, хотел сказать ему Дорин. Однако промолчал – очень уж большая у них с Божко теперь образовалась дистанция.

– Ты чего квасишь-то? – спросил Петька. – Из армии поперли?

Егор помотал намыленной головой.

– Служишь? Это хорошо. А в каком звании?

– Лейтенант.

Про то, что «госбезопасности», прибавлять не стал.

– Эх, – расстроился Петька, – какого летчика зажимают. Ты хоть летаешь или на штабной?

– Не летаю. Слушай, а какое сегодня число?

– Та-ак. Допился. 12-ое.

– А какого месяца?

Круглое лицо генерал-майора посерьезнело.

– Я смотрю, Егор, ты вообще в штопоре. Запойный, да? Поэтому и к полетам не допускают? Двенадцатое июня сегодня. И, добавлю на всякий случай, 1941 года.

Только 12 июня? Значит, он просидел, то есть пролежал, в подвале всего четыре недели. Думал, гораздо дольше…

– Выкинь к черту, – брезгливо показал Божко на трусы и майку. – Надевай штаны прямо на голую задницу, всё лучше будет… Ну вот, теперь можно и обняться.

Обнялись, крепко.

– Я тебя в человеческий вид верну, – пообещал старый приятель, хлопнув Дорина по плечу. – Только ты мне слово дай, что с пьянкой завяжешь. Лады?

– Лады, – пожал Егор протянутую руку.

– Ни капли? Честное слово?

– Честное.

– Вот это правильно. Сорвался, с кем не бывает. Наверно, была причина. Потом расскажешь. Ты вот что, ты иди ко мне в округ служить. Перевод я организую, не проблема. Обещаю: сразу в небо отправлю. Мы сейчас несколько новых «яков» получили, на обкатку. Золото, а не машина. Ты же летал классно. А какой стрелок был! Мне ценные кадры пригодятся. – Он подмигнул. – Ну и тебе невредно иметь наверху мохнатую лапу. Поехали, отметим. Мне в Москве казенную квартиру выделили, чтоб не в гостинице останавливался. По должности положено.

– Через Лубянку проедем? – спросил Дорин, разглядывая себя в зеркале.

Неужели это он? Ввалившиеся щеки, белобрысая борода, запавшие глаза, а кожа пористая, синюшная.

– Хочешь – проедем. А что там, дело какое?

Егор сделал вид, что не слышал вопроса.

– Говоришь, наглеют фрицы? Как там у вас вообще, на западе?

Они вышли из туалета. Лимузин поджидал неподалеку, ослепительно сверкая на солнце.

– Хреново. Так и роятся вдоль границы. Но приказа на боевую готовность не было. Наоборот, строго-настрого велено: не провоцировать. Проявлять бдительность, но не задираться. За пальбу по нарушителям воздушного пространства – трибунал. Но я сейчас в наркомате и Генштабе с людьми потолковал – мнения разные. Кто говорит, не сегодня-завтра дадут готовность номер один. А замнаркома по секрету шепнул: ни хрена не будет, через недельку начинай отпускать людей в отпуска. Политика, брат. Не моего ума дело.

До площади Дзержинского долетели в минуту. Напротив ГэЗэ Егор попросил:

– Скажи шоферу, пусть тормознет на минутку.

Когда автомобиль остановился, Дорин вылез на тротуар. Обернувшись, сказал:

– Спасибо, Петь. Гладких тебе взлетов и мягких посадок. Увидимся.

И побежал через улицу.

Божко, высунувшись, закричал что-то вслед, но Егор лишь махнул ему рукой.

Дел было невпроворот. Неотложных, сверхважных.

И только уже оказавшись в главном подъезде, у проходной, Дорин сообразил, что без пропуска никто его внутрь не пустит. Позвонил Октябрьскому в кабинет – никого.

Ах да, рано еще. Ответственные работники после ночной службы только-только спать легли. Домашний телефон старшего майора Егор не знал. Как быть? Ждать, пока не появится кто-то из знакомых? Ехать к шефу домой, в Дом на набережной? А если его там нет, только зря время потратишь?

От этих колебаний оживление как-то увяло, на смену ему пришла неуверенность. А какие такие важные сведения намерены вы сообщить шефу, товарищ лейтенант? Что остались живы и ужасно радуетесь свежему воздуху, чистоте, свободе?

Задание вы провалили. Более того, почти месяц прослужили радистом у немецкой шпионки. При этом саму шпионку упустили, с концами. То-то шеф обрадуется вашей высокой результативности.

Под суд тебя надо, вот что, сказал себе Дорин и совсем скис.

На работу густо шли сотрудники, время было без пяти минут девять. Показалось и знакомое лицо – Галя Валиулина, с которой сидели в засаде на Кузнецком. Скользнула взглядом по лицу Егора, не узнала. Немудрено. А он до того пал духом, что не окликнул ее.

За Галей шли еще две женщины, обе в военной форме. Предъявили пропуска, прошли мимо контроля. Одна, с короткими черными волосами, выбивавшимися из-под пилотки, зацепилась юбкой за стойку и сердито обернулась.

Егор схватился руками за колонну.

Это была она, Вассер! В защитной гимнастерке, в сапогах, с петлицами сержанта госбезопасности.

Выругалась («Вот зараза!»), дернула юбку и скрылась за поворотом коридора.

Больше всего на свете старший майор Октябрьский не любил необъяснимых явлений. Заметьте, не тайн, которые вызывают желание поломать голову и найти разгадку, а именно необъяснимостей, когда происходит то, чего никак не может быть. И непонятно почему.

С годами подобные казусы в его жизни встречались все реже. Октябрьский научился почти безошибочно понимать скрытый механизм любых событий и логику человеческих поступков. Тем сильнее он нервничал, когда происходило что-нибудь, не укладывающееся ни в какие рациональные рамки.

Накануне ночью он был у Наркома с аналитическим отчетом, который готовил без малого месяц. После провала операции «Вассер», которая могла бы дать ответ на самый главный вопрос, начальнику спецгруппы «Затея» пришлось пойти обычным путем: сводить агентурные сведения, данные армейской разведки и показания перебежчиков, проверять и перепроверять источники – и, как говорили во времена юности старшего майора, отделять зерна от плевел.

Информация шла двумя противоположными потоками.

С одной стороны, дислокация германско-венгерско-румынских войск на западных рубежах СССР была завершена. Сила собрана такая, какой в истории войн еще не бывало. Разведки приграничных округов засыпали Москву паническими донесениями: немцы готовы, вот-вот ударят.

Но стратегическая разведка, работающая в глубоком тылу, а стало быть, обладающая большим охватом, доносила:

в немецком Генштабе разрабатывают план по молниеносной переброске огромных масс войск и техники на юг. Имеется некий сверхсекретный план «Баязет», предусматривающий вторжение в Турцию с последующим выходом на Ближний Восток. Все части и соединения срочно укомплектовываются переводчиками – не с русским языком, а с арабским и турецким. Для этого экстренно мобилизованы студенты всех востоковедческих факультетов. По данным Второго, контрразведывательного, управления НКГБ действия Абвера на территории Советского Союза многократно активизировались, но в специфическом направлении: идет интенсивная переброска агентов в Закавказье и Среднюю Азию. Часть из них затем переходит турецкую и иранскую границу.

Нарком торопил Октябрьского с итоговым докладом, а на Наркома, само собой, наседал Вождь. Но старший майор медлил, сознавая меру ответственности.

За апрель, май и начало июня командование РККА потихоньку перебросило на Запад до 170 дивизий, однако пока их не разворачивало. Чтобы привести соединения в полную боевую готовность, требовалось минимум 48 часов, а лучше 72. Иначе огромное скопление людей, скученная техника, нерассредоточенные склады горючего и боеприпасов будут не более чем удобной мишенью для массированных бомбардировок и танковых рейдов.