Шпионский роман - Акунин Борис. Страница 53

На этот раз Нарком позволил ему встать и поднялся сам. На Дорина он больше не смотрел – сосредоточенно потирал веки.

– Не надо никуда звонить, лейтенант. Без тебя разберутся. А тебе такой приказ. – Он рассеянно улыбнулся. – Получаешь десять дней отпуска для поправки здоровья. Езжай в санаторий, в какой захочешь. Ступай в АХО, скажи, я распорядился. А то вид у тебя дохлый. С начальником твоим я разберусь. Всю правду мне скажет, без «Колы-С». Ломать голову, из какой он категории – глаза или яйца, не придется.

Генеральный комиссар показал на абажур лампы, испуганно выпучил глаза и приложил палец к губам: тс-с-с, подслушивают.

Собственная шутка ему понравилась – он расхохотался, затряс щеками и подбородком. Настроение у Наркома явно улучшилось.

А вот Дорин скис.

Не воспрял духом, даже когда Сам сказал ему на прощанье:

– А парень ты свойский, я тебя запомню. Служи честно, далеко пойдешь.

Эпилог

Будь что будет

Оставшись в кабинете один, Егор долго не мог прийти в себя. Налил из графина воды, но пальцы так дрожали, что половину пролил. Физсостояние было ни к черту. Нервы тоже. Но это ладно, за десять дней можно привести себя в норму. Нормальное питание, сон, зарядка. В Цхалтубо, говорят, хорошо. Или можно в Крым махнуть.

Сегодня что у нас, тринадцатое? Значит, на службу выходить двадцать третьего, в понедельник.

Но ведь 22-го война!

Ах да, войны не будет. Это деза. Октябрьский не дурак и не подлец, он просто ошибся. А кто бы на его месте не ошибся? Шеф всего лишь выполнил свою работу, а выводы – дело высшего начальства. Чего такого ужасного натворил старший майор? Из-за чего переполох? Подумаешь, арестовал и допросил шпиона. Если правительству точно известно, что сведения ложные, проигнорируй их, и дело с концом. К чему извинения, к чему заявление ТАСС? Почему у железного Наркома дрожал подбородок? Неужто от страха?

Бред, невозможно!

А возможно, чтобы генеральный комиссар госбезопасности обнимал за плечо паршивого лейтенантика и битый час говорил ему задушевные слова? Ясно же, что Сам так распинался перед Егором, даже посвятил в важнейшую государственную тайну лишь ради того, чтобы выудить адрес Октябрьского. Едва добился своего, сразу ушел. Да еще вон как обрадовался.

Что же ожидает шефа?

Егор передернулся, вспомнив про «глаза-яйца».

Какой же ты, Дорин, гад, вдруг пронзило его. Стоишь тут, про Цхалтубо думаешь, воду пьешь, а старший майор сидит у своей артистки и не подозревает, какие черные тучи сгустились у него над головой.

Черт с ним, с запретом Наркома. Надо позвонить шефу и предупредить. Пускай не ждет, пока за ним приедут, пускай явится сам. Это будет лучшее доказательство его невиновности!

Несколько мгновений Егор разглядывал абажур, в котором, очевидно, было спрятано подслушивающее устройство.

Наплевать. Все равно телефоны тоже на прослушке.

Подумаешь, преступление – сказать непосредственному начальнику, что его срочно разыскивает руководство.

Но когда палец крутил диск, на лбу выступили капли пота. Что-то подсказывало: преступление не преступление, а только не простит Нарком ослушника.

Чтобы не дать себе задуматься о возможных последствиях, последние цифры Дорин набрал в ускоренном темпе.

Сигнала не было.

Что за черт!

Набрал номер с другого аппарата, с третьего – то же самое.

Берешь трубку – гудит. Но абонент не отзывается, будто умер.

Всё ясно. Номер Д-65421 отключили.

Ну чего ты психуешь, чего? – сказал себе Дорин. Ведь поступил правильно, по-большевистски. Нарком прав: верность Родине и Вождю выше личных привязанностей. Только отчего на душе погано?

Он сел к столу, уронил голову на скрещенные руки и сидел так долго. До тех пор, пока не затрезвонил один из телефонов.

– Лейтенант Дорин, – хрипло сказал он в трубку.

И услышал голос шефа.

– Так и думал, что ты в моем кабинете.

– Шеф, с вами всё в порядке? – заорал Егор, опрокинув стакан с недопитой водой.

– Нет. Со мной всё не в порядке. – Старший майор сухо хмыкнул. – Кому знать, как не тебе. Удивил ты меня, Егорка. Хотя что ж, сам тебя учил: что целесообразно, то и нравственно.

Горько, конечно, было слышать такое от шефа, но Дорин всё равно ужасно обрадовался.

– Раз звоните, значит, вас не арестовали?

– Что я им, мальчик-колокольчик из города Динь-Динь? «Откройте, телеграмма». Идиоты! Положил на месте всех четверых.

– Да вы что?!

У Егора потемнело в глазах. Октябрьский застрелил сотрудников, которые за ним приехали? Неужели он в самом деле враг?

– Ты-то хоть идиотом не будь, – вяло сказал старший майор, оказывается, не утративший способности угадывать мысли. – Я не враг. Я коммунист и патриот нашей Советской Родины. Но по второму разу попадать в допросную мясорубку – слуга покорный… Парней, конечно, жалко – грохнул я их с перепугу, когда начали руки крутить. Но это ты виноват. Предупредил бы, что Наркому моя шкура понадобилась, я бы чинно-благородно застрелился. Надо было мне еще вчера догадаться, когда с Самим соединять перестали. Что хоть стряслось-то, ты не в курсе?

– В курсе, но не имею права по телефону.

– Ну и черт с тобой, теперь всё равно.

Егор спросил шепотом, хоть понижать голос было и глупо:

– Вы прямо оттуда звоните?

– Нет. Там четыре трупа, баба в обмороке… Ушел. Из телефонной будки звоню. С угла.

– Шеф, что же вы будете делать?

– Подожду до двенадцати. Я тебе рассказывал, мне цыганка нагадала, что я ровно в полдень умру. Вышел из подъезда, смотрю на часы – без пяти двенадцать. Прошелся немного – автомат. Думаю, с кем бы попрощаться? Представляешь, полвека прожил, а попрощаться не с кем. Разве что с тобой. Вот и звоню, чтоб скоротать время до полудня.

Резко повернувшись, Дорин взглянул на часы. Без одной минуты.

– А еще хочу дать тебе один совет, хоть и сдал ты меня. Неправильно я тебя учил, Егорка – чтоб ты не сердца слушался, а головы. Подведет тебя голова в самом главном, как меня подвела.

– С Вассером?

– Нет, много лет назад… Некогда рассказывать. Ты не перебивай, полминуты у меня всего… Сердце, конечно, ерунда, мотор для качания крови. Ничего оно тебе не скажет. Ты голос слушай. Есть внутри такой голос. Когда надо, он всегда подскажет, ты только уши не затыкай. Я-то его давно слушать перестал. Потому и подыхаю в обоссанной будке, на углу Безбожного переулка… Всё, почти двенадцать. Готовность десять секунд. Даром что ли я цыганке за гадание двугривенный платил?

Октябрьский издал странный звук – не то всхлипнул, не то хохотнул. Нет, не мог он всхлипнуть! Не такой человек.

– Прощай, Егорка из деревни Дорино. Пример с меня не брать, лады?

Хотел Дорин переспросить, о каком примере говорит старший майор, да не успел.

На том конце провода так грохнуло, что у Егора заложило ухо.

Он переложил трубку из правой руки в левую.

– Алё, алё! Шеф!

Ничего. Только глухое, мерное постукивание. Прошло, наверно, секунд десять, прежде чем Дорин сообразил – это ударяется, раскачиваясь, телефонная трубка.

Настенные часы весело били двенадцать ударов. За окном сиял солнцем, гудел клаксонами огромный город.

Егор подошел к подоконнику, раздвинул шторы пошире.

Что войны не будет, это здорово, думал он. А к следующему году мы так подготовимся – фашисты и сами не полезут.

Над крышами синело небо, оно было еще больше города.

Про какой такой голос говорил шеф? Как его слушают, этот голос?

Лейтенант стоял и шмыгал носом. Насморк его прошиб, ни с того ни с сего. А платка не было.

Э, да это не насморк – слезы. Поплыла перед глазами у Егора родная столица, закачалась.

Нюня ты, сказал себе Дорин. Не место тебе в Органах. Металл у тебя не той пробы, крепости не хватает. Уходить надо.