Дикое сердце - Браун Вирджиния. Страница 23

Аманда решительно шагнула к нему.

— Ах, благослови вас Господь, — тихо произнес француз, когда Аманда подошла к окну. — Я видел, как вы гуляете по вечерам, и хотел еще раньше поговорить с вами, но ваш сторожевой пес очень хорошо охраняет вас. — В его тоне было немного циничности и довольно много горечи, и Аманда прониклась к нему симпатией.

— Мой сторожевой пес больше тюремщик, месье. Я здесь тоже пленница.

Светлые брови француза взлетели вверх, и глаза его заблестели в дымном свете факела.

— Тогда, возможно, вы заинтересованы в побеге из этого лагеря так же, как и я, а?

— Конечно, — тихо согласилась она, — но я знаю, что это сейчас невозможно. Даже если бы нам удалось сбежать, до свободы придется преодолеть многие мили лесов и крутых горных тропинок. Как мы сможем найти дорогу?

— Вы забыли? Я гораздо лучше знаком с этой страной, чем многие, так как проехал почти все Богом забытые уголки этой местности.

Бежать. Бежать из лагеря хуаристов и Эль Леона — бежать от Рафаэля. Забавно, что эта мысль вдруг больно уколола ее. Если она уедет, увидит ли она его когда-нибудь снова? Захочет ли она этого?

— Как вас зовут? — торопливо спросила Аманда. — И откуда мне знать, что я могу доверять вам?

— Меня зовут Жан-Жак дю Плесси. Верно, вы не знаете, что можете доверять мне; но ведь и я не знаю, могу ли доверять вам, а? — Он придвинулся ближе к решетке, в его лице и голосе отразилось отчаяние. — Я не хочу умирать, сеньорита, а они расстреляют меня, если я останусь. Зато, если нам удастся сбежать вместе, у нас будут шансы на спасение. Вы прекрасно говорите на их языке, а я нет — мы могли бы пробираться по ночам и отдыхать днем. Я смогу найти дорогу, если вам удастся вывести нас отсюда. Есть какой-нибудь способ?

— Я… я не знаю, но могу попытаться. — Аманда украдкой бросила взгляд через плечо и замерла. Хайме с мрачным видом приближался к хижине, и она, прежде чем отойти от окна, торопливо пообещала французу подумать о побеге.

— Не просто думайте об этом, — бросил он в ответ. — Наши жизни могут зависеть не только от мыслей, но и от действий.

Однако в последующие дни Аманда обнаружила, что ей становится всё труднее сделать хоть что-то. Когда Рафаэль вернулся и Хайме сообщил ему, что она разговаривала с французским пленником, он просто взорвался от ярости, перепугав Аманду до смерти. Ее вечерние прогулки были сокращены и определены их строгие границы — подальше от хижины, в которой содержали француза.

Дни, долгие и жаркие, сменялись прохладными ночами, когда свежий горный ветерок давал хоть какое-то облегчение от жары, и Аманда была рада, что носит открытые легкие платья мексиканок, а не застегивающиеся под самым горлом прилегающие платья, к которым привыкла. Вопреки постоянному напряжению, ставшему теперь частью ее жизни, и опасению, что она останется здесь навсегда либо, того хуже, ее отдадут, как дойную корову, правительству Хуареса, Аманде удавалось внешне сохранять холодное спокойствие, которое, она знала, так бесит Рафаэля.

Он хочет, чтобы она сломалась, чтобы молила его о защите и милосердии, но этому не бывать! Рафаэль Леон-и-Бове сто лет как превратится в прах, прежде чем она снова уступит и позволит ранить свою гордость. Это стало битвой характеров, которую Аманда намеревалась выиграть, вот почему мысли о побеге, смутные, неопределенные планы, которые обычно быстро отбрасывались из-за неосуществимости, постоянно крутились у нее в голове. Она убежит из этого лагеря и от человека, преследующего ее по ночам во сне, говорила себе Аманда снова и снова. Тогда ей удастся забыть, что Эль Леон вообще существует.

Вот только временами это казалось чрезвычайно трудным, особенно когда черты Рафаэля, которого она когда-то знала, проступали отчетливее, словно специально, чтобы смущать и ослаблять ее. С его враждебностью она могла легко справиться, могла без усилий противостоять ему и даже получать от этого удовольствие, но в моменты, когда Эль Леон становился Рафаэлем Леоном, ее другом и товарищем детских игр, Аманде приходилось очень трудно. Ей хотелось снова смеяться вместе с ним, радоваться золотым дням и серебряным ночам с человеком, который понимает ее. Прошло так много времени с тех пор, как она была действительно близка с кем-то, кроме Марии, с тех пор, как могла доверять другому, и ей не хватало этой близости. Находиться так близко и в то же время так далеко от простой возможности общаться без необходимости взвешивать каждое слово и действие — вот мучение.

Погруженная в свои мысли и поглощенная трогательной красотой кружевных веток деревьев на фоне темно-фиолетового неба, Аманда заметила подошедшего Рафаэля, только когда он заговорил.

Она опять стояла у окна, как бесценная фарфоровая статуэтка на фоне величественных мексиканских гор. Янтарные глаза Рафаэля скользили по чистой линии ее щеки, слегка вздернутого изящного носика и нежным пухлым губам, которые могли приоткрыться от хриплого смеха или жарких стонов страсти… и он не смог промолчать.

— Ты самая красивая женщина, какую я видел в своей жизни, querida [20].

Секунду она стояла неподвижно, глядя в окно, как будто не слышала его, потом медленно повернулась и посмотрела ему в лицо, ее голубые глаза встретились с его взглядом.

— Gracias.

Единственное слово на мгновение повисло в воздухе, словно вибрируя от богатства значений, которые Аманда не могла выразить, и Рафаэль понял ее непроизнесенные слова, как всегда понимал, когда они были детьми.

— Я всего лишь сказал правду.

Он был близко, слишком близко; Аманда ощущала его теплое дыхание на своей шее, когда они стояли лицом к лицу в полутемной комнате. Все ее чувства обострились, все, что находится вокруг, казалось, слилось в туманном вихре.

Вечерний бриз принес в дом острый запах вечнозеленых деревьев и нежный аромат цветов, растущих у самой дороги. Мелодичная песня ночных птиц в густой листве только дополняла картину природы. Ежедневные ливни сделали воздух свежим, чистым и прохладным.

Аманда содрогнулась то ли от холода, то ли реагируя на близость Рафаэля. Сухая ветка в огне треснула и рассыпала дождь искр на камни и глиняный дымоход очага, отвлекая ее внимание от неотразимого взгляда Рафаэля.

— Это всего лишь полено в огне, — пробормотала Аманда без всякой необходимости. Рафаэль согласно кивнул; его изящные пальцы скользнули по ее кремовым плечам, открытым благодаря белой крестьянской блузе, которую она носила. У Аманды перехватило дыхание, но она все же смогла запинаясь произнести:

— Странно, не правда ли, как дни могут быть такими теплыми, а ночи настолько холодны, что приходится топить камин?

Что он делает с ней, в смятении подумала девушка, и почему она не сопротивляется его соблазнительному прикосновению, почему придвигается все ближе? Боже, это просто безумие! Эль Леон не Рафаэль, и он опасен. Это тот самый человек, который холодно игнорировал ее все прошедшие недели, выносил суровые суждения и отдавал приказы; тот самый человек, который держал ее жизнь в своих твердых руках — руках, которые привлекали ее все ближе…

Дрожа от незнакомого огня, распространявшегося из глубины до самых кончиков пальцев, Аманда застонала, сдаваясь. Она была игрушкой, глупой игрушкой, но у нее не находилось силы воли противостоять ему. Не сейчас, когда ей так отчаянно нужен кто-то, когда она испугана, одинока и окружена неизвестностью, которая поднимается словно чудище в темноте ночи. Он нужен ей, нужны его сила, уверенность и утешение. Но где же ее решимость победить любой ценой? Исчезла, как дым на ветру.

Осталась только эта мучительная жажда глубоко внутри ее, желание находиться как можно ближе к нему, чувствовать его сильные руки, обвивающие ее плечи, и его губы, прижимающиеся к ее губам, открывающимся, как цветок под утренним солнцем.

Эта сладостная капитуляция вызвала ответ в Рафаэле, и он прижал ее к себе. Если Аманда была не в силах противостоять ему, то он чувствовал себя еще более беспомощным в борьбе со своим вожделением. Бог свидетель, он так старался все эти недели, но, когда они остались вдвоем в одной комнате, все же не мог удержаться, чтобы не прикоснуться к ней. Как будто какая-то неведомая сила влекла его к ней, мощная сила, которой он не мог, да и не хотел долго сопротивляться. Не важно, за кем она была замужем, не важно, что она, не медля ни секунды, предаст его ради своей свободы; он должен обладать этим хрупким волшебным созданием, которое околдовало его много лет назад.