Дикое сердце - Браун Вирджиния. Страница 77

— Мой ребенок, Рафаэль, — всхлипывая, прошептала Аманда, — он убил моего ребенка…

— Я знаю, любимая, знаю. Это был и мой ребенок тоже, и Фелипе заплатит… Он заплатит за все.

Следующие два дня стали кошмаром для Аманды, ее острая, разрывающая душу скорбь по Стивену сначала уступила место какому-то смиренному оцепенению, а потом превратилась в мрачную решимость. Она выживет и проживет достаточно долго, чтобы увидеть, как Фелипе умрет за то, что убил ее ребенка.

Они долго скакали, погоняя взмыленных лошадей по каменистым тропинкам, служащим вместо дорог, пока Аманде не стало казаться, что она никогда больше не коснется ногами земли. Удивительно, но Рафаэль как-то держался; иногда он падал и его волокли, но ему все же удавалось снова подняться и продолжать двигаться. Сила и мрачная решимость Рафаэля приводили Фелипе в ярость, — он хотел увидеть брата сломленным.

— Ты еще будешь молить о пощаде, — сказал он однажды, подойдя к костру, когда они остановились на ночлег.

Рафаэль поднял свою темную голову, янтарные глаза сузились от ненависти.

— Тебе не удастся сломить меня, Фелипе, и ты всегда это знал, — ответил он коротко, потому что язык его распух от жажды, губы высохли и потрескались.

— Нет? — Руки Фелипе стиснули чашку, которую держал, губы поджались. — Ты никогда не сдавался, никогда не отклонялся от своей цели, а, Рафаэль?

— А зачем? Человек делает то, что считает правильным, а не то; чего от него хотят другие. — Рафаэль чуть повернул голову. Аманда, точно так же связанная, сидела вплотную к стволу мескитового дерева; ее лицо выглядело мертвенно-бледным в сумерках.

Проклятие, он чувствовал себя таким беспомощным; на теле не осталось живого места. Когда его тащили за лошадью, солнце в небе казалось ему раскаленным огненным шаром, жгущим глаза и покрывающим ожогами лицо, плечи и руки. Острые камни рвали его босые ноги и врезались в колени, когда он падал, а кровоточащие раны привлекали тучи жужжащих насекомых.

Но боль и неудобства ничто в сравнении с пламенем ненависти, которую он чувствовал к брату; они словно исчезали рядом с его пылающей жаждой мщения. Рафаэль собирался убить Фелипе, даже если это будет стоить ему собственной жизни, но он не мог рисковать Амандой. Черт, ситуация просто невыносима! Ему едва удавалось сосредоточиться и обратить внимание на Фелипе, когда тот пнул его носком начищенного сапога. Только Фелипе стал бы полировать до блеска свои высокие сапоги, путешествуя по этой ужасающей стране за много миль от ближайшей деревни, подумал Рафаэль, криво усмехнувшись.

— А ты сломаешься, — вкрадчиво спросил Фелипе, — если жизнь твоей женщины будет в опасности, Рафаэль? — Холодная улыбка скривила его губы.

Несмотря на жару, холодок пробежал по спине Рафаэля. Он ожидал этого с тех пор, как Фелипе захватил их, и все еще не знал, что делать. Но он должен ответить.

— Ну так как? — произнес Фелипе, делая знак одному из своих людей схватить Аманду.

Она подавила крик, когда ее, рванув за волосы, подняли на ноги; вызов и ненависть сверкали в сапфировых глазах, блестящих от слез и боли.

— Нет, он не сломается, дон Фелипе, — заявила она, когда ее вытолкнули вперед по каменистой, заросшей кактусами земле. — Я бы не осталась с мужчиной, который будет умолять подонка сохранить жизнь ему или мне. — Ее глаза встретились с глазами Рафаэля. — Ты все равно не отпустишь нас, — смело продолжала она, гордо глядя в лицо Фелипе. — Если мы должны умереть, это будет достойная смерть.

Фелипе стиснул зубы от бессильного гнева. Он понял, что не сможет заставить этих двоих произнести слова, которые хотел услышать.

— Посмотрим, какими храбрыми вы будете, когда настанет время встретиться со смертью. — Он внезапно повернулся и ушел из лагеря.

— Ты правильно поняла его, — тихо заметил Рафаэль, восхищаясь смелостью Аманды. — Но не думай, что игра закончена, querida, все еще впереди.

— Я знаю, Рафаэль, я знаю, — удалось ей ответить прежде, чем ее оттащили назад к мескитовому дереву и бросили на землю. Ничего, Рафаэль найдет способ освободить их…

Каса-де-Леон сверкала огнями, словно ожидая их, когда поздним вечером прибыл маленький караван. Витые железные ворота главной подъездной дорожки отворились со скрипом, пропуская усталых всадников и лошадей.

— Отведите пленников внутрь, — приказал Фелипе, спрыгивая с лошади, — и привяжите в главном зале.

Никто не вышел приветствовать их, и Аманда, когда ее грубо стаскивали с лошади, заметила, что асиенда выглядит зловеще заброшенной. Где же слуги? — тревожно подумала она, надеясь увидеть сочувствующее лицо среди ничего не выражающих лиц людей, сопровождавших Фелипе. Но похоже, никто не заметил их приезда.

Аманду и Рафаэля провели через двойные двери в знакомый темный холл со странными тенями. Когда их глаза привыкли к сумраку, стало ясно, что асиенду недавно ограбили: мебель перевернута и разбита, оставшиеся вещи свалены у стен.

Зал был хорошо освещен, в огромном камине пылал огонь, на каждом столе стояли зажженные лампы. Когда пленников толкнули в кресла и связали еще крепче, Аманда взглянула на Рафаэля и, кусая губы, с болью увидела раны и синяки на его теле. Невероятно, но ему удалось выжить после двух дней бега за лошадью. Его босые ноги кровоточили, а спину и грудь покрывали рубцы от кожаных кнутов, которыми его хлестали, чтобы заставить идти быстрее. Фелипе с удовольствием наблюдал за ними, и на его губах блуждала злобная улыбка. Будь он проклят! Конечно, он не сможет победить, но, похоже, здесь нет никого, кто поможет им.

— С Хорхе случился… несчастный случай, — сообщил им Фелипе, входя с бокалом бренди в руке, — так что, боюсь, вам не от кого ждать помощи. А вы на это надеялись, я полагаю? Возможно, вам удастся упросить Консуэлу помочь вам. — Фелипе улыбнулся мексиканке, которая подошла к нему и прильнула к его плечу.

— Не хочешь ли попробовать? — промурлыкала Консуэла, глядя на Аманду ликующим взглядом, от которого той захотелось плюнуть ей в лицо. — Но нет — нечего и пытаться! — Смех Консуэлы эхом разлетелся по комнате. Аманда смотрела на нее с каменным выражением лица, не позволяя дрогнуть даже реснице.

— Какая жалость, — произнес Фелипе, вздыхая от притворного разочарования. — Похоже, вам все-таки придется умереть. — Он махнул рукой в сторону разбитой мебели, наваленной грудами вдоль стен. — Когда это все загорится, у вас будет немного времени, так что советую попрощаться сейчас. Нет? — Они молчали, и он, пожав плечами, повернулся, увлекая за собой Консуэлу. — Что ж, предоставляю вас судьбе.

Подойдя к камину, Фелипе достал горящую мескитовую ветку и поднес огонь к первой куче сломанной мебели — разбитым изысканным креслам и столикам Людовика XVI. Не сразу, но обломки все же занялись оранжевым и красным пламенем, потрескивая и шипя. В воздух потянулись спирали дыма.

— Приготовь лошадей, Консуэла, — бросил Фелипе через плечо, идя к следующей груде мебели. — Это не займет много времени.

Подобрав длинные юбки, Консуэла взглянула на Аманду и Рафаэля с победоносным видом и быстро вышла из комнаты, захлопнув дверь.

— Чувствуете жар? — спросил Фелипе, поджигая очередную кучу. — Скоро здесь будет гораздо жарче, так что кожа ваша начнет сворачиваться, как бумага. Даже кровь закипит, когда пламя…

Внезапно снаружи прогремел взрыв, во дворе послышались выстрелы. Бормоча проклятия, Фелипе поднял голову.

— Хуаристы! Не может быть, — бормотал он, хватаясь за тяжелую драпировку, закрывающую окно, потом бросил ее, когда жадное пламя охватило ткань. Он швырнул горящую ветку через комнату и бросился к двери, достигнув ее почти в тот же момент, что и Рафаэль.

Кулак Рафаэля врезался в челюсть Фелипе, запрокидывая его голову. Яростно, свирепо Рафаэль бил Фелипе, не замечая быстро распространявшегося пламени, игнорируя все, кроме примитивного желания убить. Его запястья кровоточили, изодранные попытками вытащить руки из грубых веревок; кровь капала на пол при каждом движении. Наконец крики Аманды прорвались сквозь окутавший его кровавый туман ярости, и Рафаэль остановился, позволив почти потерявшему сознание Фелипе рухнуть на пол, а затем бросился к Аманде.