Бесконечный поцелуй тьмы - Фрост Джанин. Страница 63
Облегчение затопило её, когда она услышала, как он присоединился к остальным в соседней комнате. Она осторожно приоткрыла глаза на случай, если он только прикидывался, что ушёл, но в комнате никого не было.
Она может вытянуть железо из стены, но оковы создавали слишком много шума, чтобы сделать это без ведома охраны. Кира аналитически осмотрела свои оковы. Поломанные кости вызвали бы меньше шума, чем гремящие кандалы. Всё, что ей нужно было сделать — это удержаться от крика. Она вспомнила боль, которую испытывала, когда Факел поломал ей руку.
Легче сказать, чем сделать, но у неё не было выбора.
Кира стиснула зубы и приготовилась. Затем она медленно, но безжалостно потянула руку, но браслет был слишком узким, чтобы всё прошло безболезненно.
Пульсирующая боль пронзила её руку, когда кости захрустели, словно кто-то молол зёрна для утреннего кофе. Дрожь пронзила ее, но она боролась, чтобы не издать ни звука. Когда браслет был снят с руки, она несколько секунд оставалась вывернутой под неестественным углом и заболела ещё больше, пока исцелялась. Затем, несмотря на то, что жжение в руке стихло, боль в животе, казалось, усилилась.
Она тянулась к запаху крови. Кира исчерпала свои и без того ограниченные ресурсы, ранив и исцелив себя. А ведь для того, чтобы бежать, ей нужно освободить ещё одну руку и обе ноги.
Кира мрачно взглянула на комнату, где сидели охранники. Ты можешь это сделать, твердила она себе. Радж думал, что она просто среднестатистический новообращённый вампир, беззащитный перед этими оковами и охранниками. Она покажет ему, как сильно он недооценивал её — и Менчереса.
Она посмотрела на свою другую руку. Затем, стиснув зубы, начала тянуть.
***
Менчерес сидел, скрестив ноги, внутри круга, руки на коленях, а внимание сосредоточено на вечернем солнце. Он повернулся лицом к западу, в направлении, откуда шла смерть. Прямо перед ним лежал серебряный кинжал и пустая чаша. Влад стоял на расстоянии нескольких футов от круга, челюсти его были плотно сжаты, и от него исходил сильный запах дыма.
— Это безумие.
Менчерес поднял серебряный кинжал.
— Я говорил тебе не смотреть. Ты решил присутствовать, однако не должен вмешиваться. Ты рискуешь потерять больше, чем свою собственную жизнь, если сделаешь это.
— Мы пойдём к Раджу, — Влад практически рычал. — Ты будешь держать его своей силой, а я буду его жечь, пока он не скажет, где держит Киру. Это и есть жизнеспособный план. Нет необходимости призывать бога подземного мира странным ритуалом чёрной магии, который, вероятно, убьёт тебя.
— Радж не дурак, — ответил Менчерес. — Он знает, что стоит только показать, где Кира, и я убью его, как только смогу защитить её. Либо Радж будет отказываться раскрыть её местонахождение достаточно долго, чтобы исчерпать лимит времени, пока стражи будут ждать сигнала, и они убьют её. Он зашёл слишком далеко, чтобы взять и не учесть это, и, даже если я дам ему то, что он хочет, он всё равно убьёт её.
— Кира может просто сбежать. Она сильнее, чем они думают. Ты не долженделать это.
Менчерес почти улыбнулся.
— Нет, я должен. На самом деле, сейчас я знаю, что это было предначертано.
Дуат и бог преисподней лежали всего лишь на кромке этого серебряного ножа. Он поднял его, наблюдая, как лезвие блестит в лунном свете. Затем в другую руку он взял пустую чашу.
— Запечатлённые в своих именах, известные своими телами, получившие образ от своей формы есть часы, — Менчерес начал декламировать Ам-Дуат на родном египетском языке. — Таинственные по своей сути, сей тайный образ Дуата не есть известен каждому человеку. Этот образ совершен всей краске в тайне Дуата, на южной стороне Скрытого Зала. Тот, кто знает это, предложит Дуату жертвоприношение. Он будет удовлетворён подношениями богам, следующим за Осирисом. Всё, что он желает, будет предложено на Земле.
Когда Менчерес закончил говорить, он вонзил клинок себе в грудь, прямо в сердце. Серебро вызвало жгучие муки, которые словно в одно мгновение наполнили его вены. Последний раз в тёмном ритуале он использовал сталь, а не серебро. Но, чтобы вызвать паромщика из преисподней, нужно заплатить нечто большее, чем его кровь и кости убитых товарищей. Это требовало знания сакральных символов, нарисованных кровью, вытекающей на грани смерти.
— Акен, — пропел он. — Перевозчик мёртвых, владыка Дуата. Я призываю тебя. Он направил свою кровь к ране в груди, держа под ней чашу. Кровь текла без остановки, боль была такой, что казалось, будто из него льётся кислота. Когда чаша наполнилась, Менчерес уже не мог пошевелиться от боли, но ему нужно было это сделать, несмотря на то, что малейшее движение могло сдвинуть лезвие, которое разрежет ему сердце и убьёт его. Он не мог использовать свою силу, чтобы держать кинжал неподвижно или сделать то, что нужно было делать дальше. Его сила была бесполезна внутри круга.
Он окунул палец в чашу, покрывая его кровью. Несмотря на опасность нахождения лезвия в сердце, он наклонился вперёд и начал рисовать первый из двенадцати символов, которые бы вызвали Акена.
Как только первый символ был завершён, внутри круга начали формироваться тени. Аху, проклятые души преисподней. Если бы он не был достаточно сильным, чтобы завершить ритуал, начертав все двенадцать символов, ахубы уничтожили его, унеся его душу к Амат, Пожирательнице душ ( прим. переводчика: чудовище, обитавшее в Дуате, в огненном озере, и пожиравшее грешников, не прошедших испытание суда Осириса; чаще всего изображалось в образе гиппопотама, с львиными лапами и гривой, и головой крокодила).
Перед его взором возникла тьма, которая, казалось, дразнила его. Это была бесконечная Река Мёртвых, по которой должен прибыть перевозчик, если у Менчереса всё получилось? Или это была бесконечная тьма Дуат, где он будет осуждён умереть как один из беспокойных аху? Неужели его неудача была предсказана судьбой, и он обречён провести вечность в этой ловушке, как окружающие его духи?
— Менчерес, — сказал Влад, игнорируя предупреждение не вмешиваться. — Остановись.
— Слишком поздно, — решительно произнёс он, снова обмакивая палец в чашу с кровью.
Даже это лёгкое движение, казалось, глубже вонзило лезвие в сердце. Он попытался сосредоточиться на алой жидкости, когда наносил следующий символ вместо того, чтобы пытаться игнорировать невыносимую боль, подавляя желание сейчас жевытащить кинжал. Если он вынет его, ахувокруг него материализуются и поглотят его. Но чем дольше он держал кинжал и рисовал символы, тем больше энергии получали аху. Они питались болью, и, с серебром в груди, Менчерес был для них пиршеством. И чем больше силы они поглощали, тем материальнее становились.
Менчерес ещё раз погрузил палец в чашу. Кровь Киры была его частью, смешавшись с кровью доноров, от которых он питался. Но этого было недостаточно, он хотел быть с ней сейчас. Она верила в него настолько, что рискнула своей жизнью в деле с Раджем, человеком, который уже был повинен в её смерти. Пускай он и подвёл её в тот раз, когда забрал её смертность, но на этот раз он её не подведёт.
Он начертал третий символ, а тени ахустали кружиться вокруг быстрее. Менчерес сдвинулся, чтобы сделать из символов круг; боль, которую это повлекло за собой, почти вызвала судороги. Он подавил их и начертал четвёртый символ. Каждое движение должно быть точным, ошибка сведёт на нет ритуал, и обречёт его на вечные муки. Казалось, что из серебра в его сердце начали расти щупальца, пытаясь уничтожить его самого и его волю. Он стиснул зубы, пытаясь сосредоточиться на линиях следующего символа, который он выводил. Оставалось ещё семь.
Боль разливалась в нем безжалостными волнами. Пока тени ахуускоряли свой танец, кружа вокруг него, они потеряли свой туманный облик и стали человекоподобными тенями со ртами, открытыми в рычании. Влад что-то пробормотал, но Менчерес его не слушал. Он был слишком сосредоточен, ведя руку ровно, пока вспышки боли мучили его тело. Чем больше серебро находилось в его сердце, тем больше это ломало его, призывало прекратить рисовать и вытащить нож из груди. Этот ритуал был создан не для того, чтобы каждый мог добиться успеха. Он предназначался для неудач, поэтому Патра никогда не использовала это против него, когда пыталась убить его, используя магию.