Белый Волк - Мазин Александр Владимирович. Страница 41

Оп! Длинная рука перехватила мое запястье и сдавила его. Больно. Я высвободился мощным рывком, подключив весь свой вес…

— Полегче, Черноголовый! — проворчал Каменный Волк, поднимаясь и вытирая нож об овечью шкуру, которой был накрыт. Потом ухватил за волосы того, кого только что зарезал, приподнял без особого напряжения…

— Ага, — сказал он, не заботясь о том, чтобы понизить голос. — Вот наш Болтун и договорился…

И тут всё завертелось. Сразу с полдюжины теней кинулись на нас. Хотя нет, насчет теней — это я погорячился. У этих теней были вполне материальные тела и не менее материальное оружие.

Стало очень шумно. Кто-то орал, кто-то визжал истошно. Кто-то выл от боли. Что-то падало и ломалось, отлетевшая в очаг шкура вспыхнула, озарив внутренность дома и заодно наполнив его клубами дыма и омерзительной вонью паленой шерсти…

Но мне было не до того, чтобы принюхиваться. Копье с хрустом воткнулось в лавку, на которой я позорно нарушил устав караульной службы. С другой стороны на лавку обрушился топор. То есть не на лавку, а на мою ногу, но ногу я убрал. Так же, как и туловище, которому предназначалось копье. Затем я отрубил руку с топором, а копейщику, который по инерции налетел на меня, заехал коленом в пах. Ему не понравилось. Но еще меньше ему понравилось, когда я пихнул его навстречу еще одному любителю резать сонных, а тот в запале всадил приятелю в спину копье. Да с такой силой, что наконечник выскочил у нехорошего человека из груди. Я отпихнул нанизанного раньше, чем тот заплевал меня кровью, и экономным тычком проколол сердце его убийцы.

На этом битва закончилась. Да нет, какая битва — резня. Как выяснилось позже, пока я управлялся с этими двумя, Каменный Волк, не вставая с койки и даже не впадая в состояние берсерка, прикончил пятерых, включая и того, кому я отрубил руку. Что тут скажешь? Мастерство не пропьешь… Старый конь борозды не испортит… А я скажу так: до уровня этого каменного дедушки мне еще расти и расти… Если когда-нибудь вырасту. Всё-таки маловато у меня опыта работы с вооруженной группой в условиях тесноты. Надо тренироваться. При случае.

Разумеется, происшедшее смертоубийство разбудило всех обитателей длинного дома. Кроме Медвежонка.

Напали на нас верные спутники по путешествию. И еще пара каких-то придурков.

Объяснять, что они поступили плохо, было некому. Читать нотации покойникам — бессмысленное занятие.

Трупы сложили снаружи. Дверной полог откинули, а продух открыли пошире, чтобы проветрить помещение. Распоряжался процессом Стенульф. Его беспрекословно слушались все. И сторонники вдовы, и всхлипывающая (как-никак брата убили) Гундё.

Впрочем, хлюпала носом не одна одна. У остальных трупаков, когда они еще не были трупаками, тоже имелись родственницы и жены.

Я вышел наружу, кое-как, снегом, смыл с себя кровь, напился, избавился от излишков жидкости в организме и попросил могучего дедушку:

— Я посплю, ладно?

Получил разрешающий кивок, упал на забрызганное кровью (плевать!) ложе и отрубился.

Утро принесло головную боль, здоровый голод и приятное ощущение того, что заботиться ни о чем не надо. Дедушка уже обо всем позаботился.

Поредевшее население усадьбы организованно суетилось, устраняя последствия наших подвигов и вводя жизнь в традиционный ритм.

Рулила вдова. Я слышал ее повелительные взвизги. Каменный Волк сидел на бревнышке при входе, щурился на зимнее солнышко и грел руку за пазухой у Гундё.

Всё-таки велика приспособляемость у датских женщин. Другая бы ни в жисть не простила того, кто убил ее брата. А этой — хоть бы хны. Очень правильная позиция с точки зрения выживания рода — прогнуться под самого сильного самца.

В мои вчерашние распоряжения Стенульф внес свои коррективы. Например, велел собрать всё железо, которое я распорядился оставить погибшим для погребального обряда, и сложить в сухом местечке под навесом. Еще он велел провести инвентаризацию ценностей и весьма огорчился, не обнаружив достаточного количества серебра. Поставил недостачу на вид вдове. Мол, нам было обещано полпуда (сорок марок) серебра за восстановление законности. И где оно?

На месте вдовы я бы послал его куда подальше с такой заявкой. Платить за то, что тебя скинули с престола, а брата твоего убили? Я, если вы помните, наоборот, посулил вдове вергельд…

Я сообщил об этом дедушке. Каменный Волк скривился, будто дерьма куснул (слово воина — дело святое), и спросил, говорил ли я о размере выкупа.

Нет, не говорил.

— Тогда так, — Стенульф малость воспрял: — Из своей доли заплатишь четверть марки. Довольно этого?

Вдова скорбно ответила: «Да». Хотя на роже ее было написано: «Была б моя сила…»

Сила была не ее. Круглая физиономия Гундё аж светилась от злобного торжества. Умыли соперницу. Никакого серебра вдова не получит. Просто моя доля уменьшится на пятьдесят граммов.

Медвежонок очнулся ближе к вечеру. Стенульф дотошно расспросил его о том, что с нами произошло. Свартхёвди помнил вчерашние события во всех подробностях. Дедушка остался доволен. И заявил, что подготовку Медвежонка можно считать законченной.

Теперь Свартхёвди — «дипломированный» берсерк. Однако нет предела совершенству, поэтому он, Каменный Волк, советует нам пожить с ним еще недельку — для закрепления некоторых рефлексов. Да и со мной у него еще не закончен разговор.

Я тут же поинтересовался, что за разговор имеется в виду, но железобетонный дедок оставил вопрос без комментариев.

Вечером совершили кремацию мертвых. Покушали и выпили. Я тоже выпил: опасаться теперь было некого. Активные оппоненты догорали за воротами. Пассивные молчали в тряпочку. К тому же нас снова было трое.

За обедом дедушка, как старший по званию, огласил приказ: пока не будет решен вопрос с опекуном для сыновей ярла, главнокомандующим по территории самоназначается он, Стенульф.

Ключи от сундуков и обязанности исполнительного директора усадьбы остаются за вдовой. Кровная мать наследников (Гундё), так же как и сами наследники, находится вне юрисдикции исполнительного директора и подчиняется непосредственно главнокомандующему.

Все прочие должны трудиться старательно и упорно, потому что работников стало меньше, а работы не убавилось. Кому не нравится такой расклад, пусть встанет и скажет.

Расклад не нравился многим, начиная с вдовы. Но, само собой, никто и не вякнул. Я даже заметил, что многие из «обслуживающего персонала» отнеслись к словам Стенульфа не без радости. Причина тоже была ясна. За прошлые сутки в довольно-таки большой усадьбе были перебиты почти все боеспособные мужчины. А разбойничков на свободной датской земле еще никто не отменял.

Глава двадцать шестая,

Вот так закончилась эта история, хотелось бы сказать мне. Однако до финала было еще далеко. И до моего возвращения домой — тоже.

Пока я размышлял, стоит ли принимать всерьез намеки Стенульфа насчет незаконченного разговора, резко испортилась погода. Добрая зимушка-зима внезапно превратилась в злую тетку-вьюгу. Ветрище поднялся такой, что пришлось заделывать продухи и принайтовывать дверную завесу, как будто мы в шторм на корабле. Только сумасшедший мог бы отправиться в путь в такую пургу. Ветер выл и визжал снаружи, и все, кому в эту пору посчастливилось оказаться за каменными стенами, благодарили богов за такую удачу. Трэлям в хлеву было малехо посуровей, но все равно намного, намного уютнее, чем снаружи.

Выход по нужде превратился в настоящее испытание. Женщины и дети, никого не стесняясь, использовали ведра. Лично я решил вопрос так: брал здоровенный — Стенульфу впору — старый тулуп с длинным капюшоном-трубой, утаптывал снег и устраивался в нем — как в домике. Как ни странно, главной проблемой в этом случае был уже не мороз, а собаки. Четвероногим было любопытно: чем это я занимаюсь?