Ты – лучший - Мэй Сандра. Страница 8

На пороге их встретила Алисия, помощница Каседас, миловидная девчушка лет восемнадцати. Морин знала о ней только со слов Мерседес и порадовалась тому, что слова эти соответствовали действительности: Алисия оказалась совершенно очаровательным и непосредственным существом. Она с неприкрытым восторгом уставилась на Морин и воскликнула:

– Мерседес ничуть не преувеличила. Вы потрясающая!

Морин улыбнулась и тут же подумала, что если бы эти слова произнес Джон, с той же страстью и искренней симпатией, она была бы куда счастливее.

– Спасибо, вы очень добры.

– Каседас сейчас выйдет. Она борется с веяниями моды. Перемерила кучу платьев и близка к обмороку. Мерседес сообщила, что у вас отличный вкус.

Джон немедленно вновь уставился на мини-юбку, и Морин хмыкнула.

– Вы очень добры, Алисия, могу только повторить это. Некоторые гораздо более скептично настроены на сей счет.

– А я просто уверена, что вы будете великолепны абсолютно во всем.

Джон подал голос.

– Может быть, пригласим мисс О’Лири в дом?

– О, конечно. Простите, я такая бестолковая. Все смешалось в моей голове из-за этого приема. Мы ведь тут живем очень тихо и уединенно, мисс О’Лири…

– Просто Морин. Пожалуйста.

– Хорошо. Да, так вот я и говорю, обычно у нас тихо и спокойно, никаких приемов, гостей, нарядов.

– Алисита, детка, удели мне немного своего внимания. Что-нибудь произошло за то время, пока я встречал мисс… Морин?

– Прости, Джон. Я совсем забыла. Звонил ветеринар, он подъедет после трех, заодно привезет почту.

– Отлично. Что-нибудь еще?

– Тюра звонила. Она прилетает в пятницу, прямо с корабля на бал. Надеется, что сможет остаться на уик-энд. Как я понимаю, она сама себя пригласила.

В голосе девушки прозвучала плохо скрытая неприязнь, Морин это заметила и немедленно поинтересовалась:

– А кто у нас Тюра?

Она была уверена, что это и есть предполагаемая подруга мистера Карлайла, но голос Джона прозвучал более чем холодно:

– Друг семьи. Сейчас извините меня, у меня много дел. Увидимся попозже. Алисита все вам покажет и расскажет. Багаж сейчас привезут. Освобожусь я не раньше вечера, но вы в хороших руках. До встречи.

Морин едва удержалась, чтобы не послать ему воздушный поцелуй на прощание. Это было бы слишком. Суровый немногословный ранчеро, привыкший отдавать приказы и выслушивать отчеты об их исполнении, не может адекватно воспринимать невинные шутки.

Хозяйка дома, Каседас, оказалась самым милым и самым несчастным созданием на свете. Она покорила сердце Морин с первых секунд знакомства, воскликнув с искренним облегчением:

– Ох, слава богу, вы здесь и вы так прекрасны! Если бы вы знали, как я рада! Мерседес – прелесть, но, честно говоря, я ее побаиваюсь. Рядом с ней я всегда вспоминаю, что во мне всего полтора метра росту, предки мои были индейцами, а сама я родилась в глухой деревушке в сердце сельвы. Комплекс неполноценности в чистом виде. Но с вами мы поладим.

– Наверняка. Хотя бы потому, что во мне почти два метра, и я тоже родилась в глухой деревушке, только под Дублином, а предки мои были ирландцами, что еще хуже, чем индейцы.

Они обе рассмеялись и чокнулись высокими бокалами с ледяным лимонадом. После этого маленькая черноволосая женщина посерьезнела.

– Нам с вами предстоит испытание, особенно вам, потому что я-то без зазрения совести спрячусь за вашу спину.

– Думаете, я могу наделать ошибок?

– Морин, милая, конечно нет. Ошибки – это моя прерогатива. В вас чувствуется класс. Стиль. Шик. У вас смеющиеся глаза, а значит, бесстрашное сердце. Потом, я всегда боялась красавиц, всю свою жизнь, а вот вас совсем не боюсь. Вы – хороший человек, и все у вас получится.

– Ох, Каседас, я совсем не так безмятежна. Мой рост…

– Прибавляет вам великолепия. Такой и должна быть хозяйка дома. Я себя никогда не чувствовала хозяйкой. Вся эта роскошь не для меня. Отец Джона, мой муж, привез меня сюда, и я в первое время даже не могла спать под крышей. Боялась этого дома. Думаю, он так и не стал для меня родным.

– Но дом прекрасен. Никакой вычурности, все красиво и естественно.

– Это все Джон. Он ведь тоже вырос в простых условиях. Знаете, многие, разбогатев, кидаются в крайности. Наш сосед, вы его увидите на приеме, живет неподалеку, на излучине Реки. Километров двадцать отсюда. И вот, представляете – сельва, Река, а на берегу стоит кошмарное чудище из пластика и бетона. Днем жара, во время дождей по стенам ползают мокрицы, но зато античные статуи на галерее стоят, и отхожее место напичкано электроникой.

– Интересно, зачем?

– Никто не знает. Всю электронику замкнуло почти сразу. Сыро. Это же Лес.

Морин помолчала, а потом осторожно поинтересовалась:

– Каседас? Расскажите мне немного о Карлайлах. Вообще об этой семье.

– Строго говоря, Карлайлами можно считать только Джона да его покойного отца. Все остальные – Аркона. Масса гонора, денег и родословная до Ноева ковчега. Среди них есть совсем неплохие люди, как Мерседес, например, есть отвратные, есть невыносимые, но в целом это настоящий латиноамериканский клан. Джон о них и знать не знал до пятнадцати лет, но сейчас в нем проснулся голос крови. Что поделать. Родня. Могу сказать только: среди них он единственный нормальный человек.

– Но он довольно суров.

– О, вы не знали его отца. Дикое Сердце одним движением бровей разворачивал табун лошадей. Говорил мало, не признавал нежностей и считал, что все зло от цивилизации.

– Что ж, в чем-то он прав. Достаточно взглянуть вокруг, чтобы понять: человек здесь совершенно лишний. И без него хорошо.

– Морин, я не зря в вас влюбилась с первого взгляда. Ричард тоже одобрил бы ваши слова.

– Вы любили его?

Маленькая женщина ответила просто и тихо:

– Очень. Но он всю жизнь любил другую. Мать Джона. Я так и не смогла занять место в его сердце.

– Ричард Карлайл был богат?

– С точки зрения моей деревни – баснословно. У него были неплохие сбережения, ведь он почти ничего не тратил на себя, только на лошадей да на снаряжение, но основной капитал достался Джону от Аркона. Впрочем, Джон и сам довольно успешен. Он консультирует в качестве юриста, а кроме этого имеет собственный бизнес в Нью-Йорке. Только не спрашивайте меня, чем он занимается. Банкир – видимо, это правильнее всего назвать так.

Морин кивнула. Она тоже не слишком хорошо представляла, чем конкретно занимаются банкиры. Да и юристы.

– Каседас, простите, если я не слишком тактична… но вы не выглядите счастливой, так ведь?

Каседас улыбнулась, и смуглое лицо стало почти прекрасным.

– Почему у меня такое чувство, что я знаю вас целую вечность, Морин? Мне легко с вами. Мне впервые за много лет хочется говорить о себе. А что до счастья… Знаете, в юности нам кажется, что любовь способна изменить того, на кого она направлена. Многие несчастны в браке, но, чтобы это понять, надо пробыть в этом самом браке достаточно долго.

Морин задумчиво кивнула и ободряюще улыбнулась Каседас.

– Я рада, что вы мне доверяете. Это все ирландская кровь. Знаете, чем ирландцев наградили феи?

– Чем же?

– Умением не только слушать, но и слышать. Поэтому среди нас так много колдунов. Хотите, наколдую вам хорошее настроение?

Каседас улыбнулась в ответ, но в глазах ее сквозила печаль.

– Иногда я думала, что если убрать портрет Марисабель… матери Джона, то все изменилось бы. Но Ричард любил ее до конца. Ее одну. Наверное, сейчас они вместе на небесах, а мне… мне и потом не найдется места рядом с ним.

Морин неопределенно повела рукой в воздухе.

– Может, и так, а может, и нет. Вы же очень молоды, Каседас. Надо идти вперед. Совсем необязательно хоронить прошлое, и уж совсем неправильно хоронить в прошлом себя. Вы можете выйти замуж. На этот раз удачно. Жизнь – штука стремительная.

– О нет. Это не для меня. Вы – другое дело. Вы очень молоды, но главное – вы полны жизни. А я уже смирилась с ролью вечной вдовы.