Тайна затворника Камподиоса - Серно Вольф. Страница 15

– И как же эту чудо-приправу готовят?

– Надо запастись травами, рыбой и терпением, как говорит моя соседка старуха Магдалена. Нужен еще глиняный горшок не слишком больших размеров. В него слоями кладут нарезанную рыбу, каждый слой отдельно солят и посыпают травами. А потом томят на медленном огне, помешивая, целых три недели, день за днем. Затем процеживают массу через льняную тряпицу, как простоквашу для творога, чтобы вытекала капля за каплей. В результате и получается гарон. Еще раз скажу тебе: нет ничего вкуснее поджаренных в оливковом масле хлебцев с гароном.

Витус откусил кусок прожаренного хлеба с соусом.

– Острый, но какой приятный на вкус! А какие же травы нужны для гарона?

– Знаешь, тут у каждой хозяйки свои секреты. Магдалена берет все, что произрастает у нее в огороде: укроп, буковицу, полевой тмин, печеночник – его еще житником называют... – он в задумчивости потер лоб, – но это еще далеко не все... Любисток, рута садовая, блохогонка – все идет в дело. По-моему, и орегано тоже... или она берет розмарин? Все равно. Главное, чтобы запах и вкус одной травы не перебивал запаха и вкуса других.

– Этот рецепт я возьму на заметку.

– Немножко тимьяна тоже не помешает.

– Ну да...

– И листок-другой лаврового листа.

Витус не удержался от смеха:

– Андромаху наверняка было легче изобрести и приготовить свой терьяк.

– Андромаху? – недоумевая, переспросил Эмилио.

– У римского императора Нерона был врач по имени Андромах, прославившийся своим терьяком – снадобьем от многих болезней.

– Да, и что?

– Лекарство это составляется из семидесяти различных трав и эссенций, так что приготовить его так же трудно, как и твой гарон.

– И каков же этот терьяк на вкус?

– Я бы скорее назвал его острым. Хотя в наши дни в сильнодействующий терьяк добавляется еще энная порция венецианского яда, в основе которого змеиный яд. Это делает лекарство особенно сильным противоядием змеиным укусам.

– Б-р-р-р, – Эмилио даже вздрогнул. – Хочешь испортить мне аппетит?

– Нет-нет, ешь на здоровье!

Витус тоже ел с ним за компанию и не мог не признать, что давно уже так вкусно не завтракал. А потом поднялся и вышел за полукруг, образованный хвойными деревьями, чтобы справить нужду. Тут к нему присоединился и Эмилио.

– Мы прямо сейчас отправимся в путь. Вот сполосну только посуду!

– Будь по-твоему! – ему было неприятно, что Эмилио застал его в таком виде. В Камподиосе не водилось, чтобы монахи справляли нужду при посторонних.

– Извини, если помешал тебе, сынок, – услышал он голос Эмилио. – Я только хотел предупредить тебя насчет отъезда, а то, думаю, еще захочет поплавать с утра пораньше...

Десять минут спустя они снова пустились в путь. День обещал выдаться более теплым, чем вчерашний, даже утреннего тумана не было видно. Старик указал рукой на небо, где на некотором расстоянии перед ними кружил сарыч. Вдруг птица камнем бросилась вниз. Совсем близко от земли она расправила крылья и выпустила острые когти. Еще несколько коротких взмахов крыльями, слабый писк – и все кончено! Птица без особого интереса повернула голову в их сторону и только потом занялась своей добычей.

– Наверное, полевая мышь, – предположил юноша.

– Крупные пожирают малых. Да, в животном мире это так. И у людей не иначе!

– Хотел бы я знать, доброе это для меня предзнаменование или нет? – размышлял вслух Витус.

Эмилио рассмеялся.

– Ты, Божий человек, никак, веришь в приметы? – и по привычке продолжал, обращаясь уже к Изабелле: – А ты как думаешь, девочка моя?

Приложив ладони к уху, сделал вид, будто прислушивается к ответу мула. Закивал головой:

– Да-да, может, ты и права. Витус должен действовать так же целеустремленно, как эта птица. – И снова сделал вид, будто прислушивается: – Хм-хм, – пожевал он губами, – в конце пути его ждет удача, я тоже так думаю. Только он все время должен быть начеку и вести себя осмотрительно.

Усмехаясь, он снова повернулся к Витусу.

– Ну вот, видишь, тебе не о чем беспокоиться – заруби себе на носу!

– Спасибо, Эмилио.

– Видишь, вон там, впереди, дорога разветвляется? В этом месте мы с тобой расстанемся. Тебе следует держаться левее, в сторону Досвальдеса, а я поеду направо, в Сан-Кристобаль. Но прежде я хотел бы тебе кое-что сказать. За свою долгую жизнь я понял, что есть люди, с которыми живешь совсем рядом, но никогда с ними не сблизишься. А есть и другие, к которым, едва познакомившись, сразу привязываешься всем сердцем. Ты из этих, других. Мне будет недоставать тебя, сынок.

– Спасибо, Эмилио.

– Перестань ты за все меня благодарить, а иди-ка ты лучше сюда, – он крепко обнял Витуса и по-отечески расцеловал в обе щеки. – Всего тебе хорошего, сынок. Я тебя, наверное, ссажу прямо здесь. Вот видишь, мне что-то такое в глаз попало... – он тер кулаками оба глаза.

Это продолжалось довольно долго, пока старик не сказал с напускной сухостью:

– Ну, попрощались – и ладно!

– Будь счастлив, Эмилио, Господь да пребудет с тобой!

Он медленно пошел по дороге, время от времени оглядываясь на все уменьшавшуюся в размерах повозку. Лишь свернув налево, он почувствовал, что в кармане у него что-то твердое. Сунул руку в карман, достал. Это были два железных камня...

КАРЛИК ТОКСИЛЬ

Витус старался идти побыстрее. Его воодушевляла мысль пройти во второй день больше, чем в первый. Спустя два часа быстрой ходьбы он увидел впереди какое-то странное существо, сидящее у дороги. Оно чем-то напоминало собаку, но чем ближе юноша подходил, тем отчетливее было видно, что это человек. Все в нем было поразительно малых размеров. Особенно выделялись две приметы: большая голова и горб, начинавшийся сразу за шеей и напоминавший бочонок. Ни голубой праздничный цвет его наряда, ни висящий на ремне через плечо красный деревянный ящик не смягчали отталкивающего впечатления. Он не шевелился, и нельзя было с уверенностью сказать, жив сидящий или уже преставился.

– Откуда топаешь? – маленькие глазки, сверкнули из-под полуприкрытых век. Они были посажены близко к едва заметному носику, а крошечные розовые губки по-рыбьи вытягивались, когда горбун что-то говорил. Глаза, рот и нос как-то терялись на широком плоском лице, обрамленном рыжеватыми кустиками, которые при всем желании нельзя было назвать бородой.

– Так откуда топаешь? – снова открылся рыбий рот. – А тити-мити у тебя есть?

– Простите, я не понял?

– Ну, я нащщет того, водятся ли у тебя деньжата?

– Нет... То есть да. – Витусу не хотелось врать. Однако не станешь же каждому встречному-поперечному рассказывать, что у тебя есть золотые эскудо. – Но мне деньги не нужны, – быстро добавил он. – Я ими не интересуюсь.

– Будь у тебя тити-мити, можно было бы кое-ще сожрать, – прошепелявил незнакомец. – Слыхал ты про «Розу»? Это такая шамовочная милях в трех отсюда. – Он вытянул руку, маленькую, как у ребенка, и совершенно безволосую, указывая, куда идти. – Так есть тити-мити или нет?

– Мне очень жаль, – пожал плечами Витус. – Но я тебя не понимаю.

– «Я тебя не понимаю», – передразнил его коротышка. – Черещщур ты тонкая штущка, щебы понимать язык тех, кто командует движением облаков, да?

Витус решил на эти уловки не поддаваться.

– Если хочешь поесть, могу поделиться с тобой каплуном, – предложил он. – Я бы с удовольствием поел бы с тобой за компанию.

– Ты всегда так цветисто выражаешься? Из монастыря, ще ли? – коротышка нетерпеливым движением поправил ремень висевшего через плечо ящика. – У тебя, знащит, есть кастрированный куриный капрал? А крестьянская пушка найдется? – И когда Витус вопросительно на него посмотрел, объяснил: – Ну, фасоль вареная или ще-нибудь такое?