Приговоренные к пожизненному (ЛП) - Харвей-Беррик Джейн. Страница 59
— Думаю, мы разбудили твоего отца, — пробормотала я.
— Похоже на то, — сказал он, его тихий смех сотрясал кровать.
Мне сразу же захотелось спать. И в следующий раз, когда я проснулась, место на кровати возле меня было пустым и холодным.
Вместо него там лежал маленький цветочек, сорванный на заднем дворе, и записка.
Я развернула бумагу и увидела поразительно похожий набросок спящей меня, нарисованный карандашом. Джордан, должно быть, сидел на краю кровати, рисуя, пока я спала.
А потом я прочла слова, которые он написал.
ЖИЗНЬ БЕЗ ЛЮБВИ, КАК САД БЕЗ СОЛНЦА, ГДЕ ВСЕ ЦВЕТЫ МЕРТВЫ.
Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ
ДЖОРДАН.
Глава 12
Джордан
Жизнь улучшилась, как только уехала мама. Мы все знали, что это правда, и от этого было немного хреново. Но она всё ещё была моей матерью, даже если и не хотела этого. Но с её отъездом напряжение в доме пропало, и всё стало тише.
Халк предоставил мне три рабочих дня в неделю, и у меня появилось четверо клиентов, которые захотели, чтобы я разработал личный дизайн для их машин и грузовиков, ещё двое были на очереди. У меня была долбанная очередь! Торри сказала, что мне нужно сделать своё портфолио.
Я ещё не знал, что это, но это было хорошее чувство. Если разобраться, то это было замечательным чувством, когда люди говорят тебе, что ты хоть в чём-то хорош.
Думаю, папа разговаривал с матерью, но она всё ещё отказывалась возвращаться домой, пока я был здесь. Это причиняло боль, но я не мог ничего поделать с этим. Отец заново учился общаться со мной, и редкими вечерами, когда Торри не было дома, мы по-настоящему общались. Нам снова приходилось знакомиться друг с другом, чтобы наверстать те восемь лет. Я был мальчиком, когда меня посадили. Быстро вырос, и он не особо знал, что делать с тем мужчиной, который вернулся домой.
Когда я рассказал ему о первых месяцах в колонии и о том, как я пытался покончить с собой, он не выдержал и заплакал. Думаю, тогда он осознал, как был близок к тому, чтобы потерять обоих сыновей. Я не решился рассказать ему о том, что моя первая попытка самоубийства не была последней. Некоторые вещи лучше не рассказывать, даже сейчас.
Из того, что я понял из его рассказа о тех временах, так это то, что они с матерью очень закрылись. Он так же признался, что это было их решение запретить мне приходить на похороны Майки. Это ранило очень сильно.
По всей видимости, большинство учеников из старшей школы пришли туда, включая учителей. Даже некоторые футболисты из других старших школ пришли почтить его память, надев цвета своей школы. Лучший друг Майки — Райан Дюпон, произнёс надгробную речь, а спортивный зал нашей школы использовали для поминок. Моё имя не было упомянуто.
Постепенно я начал по-настоящему разговаривать со своим отцом. У меня были большие проблемы с доверием, и я так же не забыл, что именно они с мамой практически бросили меня на растерзание волкам восемь лет назад, но Торри научила меня, что держать всё в себе может быть вредно для нас. И мама была этому живым доказательством.
Поэтому я рассказал ему о некоторых сумасшедших вещах, которые мы устраивали с Майки, и думаю, что это открыло ему глаза на некоторые вещи. Я не чувствовал себя виноватым за то, что рассказал секреты Майки спустя все эти годы. Это в каком-то смысле показало происходящее в его истинном свете. Я не был святым, но и абсолютным грешником тоже. Это было немного шокирующим известием для него, когда я рассказал, до какой степени Майки зависел от травки. Я всегда больше предпочитал выпивку. Он хотел, чтобы я пообещал ему, что, как только мой условно-досрочный срок подойдёт к концу, я не вернусь к алкоголю. Я не мог сделать этого, потому что уже с нетерпением ждал того момента, когда снова смогу выпить пива. Определённо, я буду держаться подальше от крепких спиртных напитков, но мне осточертело давать обещания, которые я не мог выполнить. В наших отношениях появился прогресс, но было ещё над чем работать.
А что касается мамы…всё не выглядело так радужно.
Отношения с Торри были чертовски фантастическими. Я не поменял своё мнение насчёт того, что она лучшее, что когда-либо случалось со мной. Мы встречались около трёх месяцев, и она не переставала удивлять меня своей силой, красотой и любовью к жизни. И поначалу мы медленно начали строить наши совместные планы на будущее. Господи, как же мне нравилось произносить это! НАШИ планы.
После той первой ночи, когда ушла мама, Торри больше никогда на самом деле не возвращалась домой — домой к проповеднице. Её мать хотела, чтобы Торри осталась там, но она запретила ей приводить меня к ним в дом. Она переживала, и это стало решающим моментом сделки. Торри считала, что если дом Проповедницы, на самом деле, был и её домом тоже, то она должна была разрешить мне приходить туда. А проповедница в свою очередь заявила, что не будет мириться с тем, что у нас с Торри есть физический контакт вне брака. Ага, точно, как будто половина её прихожан уже не жили вместе. Она не говорила этого вслух, но настоящей причиной было клеймо бывшего заключенного. Торри сказала, что она была грёбаной лицемеркой, и не хотела иметь ничего общего с ней.
Я не был рад тому, что они разругались из-за меня, но Торри настояла на том, что она не уступит матери в этом. Эта девушка была упрямой. И хоть она и отвечала за свои слова, но также призналась, что обязательства до чёртиков пугают её. Мы очень много разговаривали об этом. Мы разговаривали разными способами, но это было важно для нас обоих. Для неё это было важно, потому что Торри наблюдала за тем, как брак её родителей распадается. Это оставило след в её душе, и не думаю, что ей помогло и то, что у моих родителей так же серьёзные проблемы. Но мы работали над этим, каким-то образом пытались исправить и двигались дальше.
В городе дела обстояли так же, возможно, даже немного лучше. Когда я ездил туда, в большинстве случаев, Торри была со мной, и поэтому местные жители не проявляли большого желания затевать что-то. Мне было не по себе от того, что она была тем человеком, который защищал меня, и честно говоря, это было хреново, выглядеть, как грёбаный трус, которому приходится прятаться за спиной своей женщины.
Но, когда те придурки попытались ввязаться со мной в драку, Торри действительно поняла, почему я так отреагировал. Это заставило её увидеть, что, даже если я постою рядом с проблемами, моё условно-досрочное освобождение аннулируют. Не было никакого шанса, что я попаду обратно в тюрьму. Никогда. Никакого грёбаного шанса. Я скорее умру.
Оказалось, что офицер Карсон — довольно хороший человек. Я встречаюсь с ней каждые пару недель или около того. Обыск в доме проводился каждые пять или шесть недель, но мы выдерживаем это. Иногда появляется парень по имени Мартинс. Мы все ненавидели его. Он везде показывал свою значимость и чертовски ясно давал понять, что я не лучше, чем дерьмо на его шортах, и он ожидает, что я облажаюсь в любую минуту.
Торри ненавидела обыски больше всего. Её вещи были разбросаны по всему дому. Клянусь, она была самым неряшливым человеком, которого я когда-либо встречал. Она находится дома всего несколько минут, а её обувь уже в одной комнате, сумка в другой, свитер валяется где-то ещё. Она теряет свой телефон по десять раз в день. Мне ооочень хотелось привязать её ключи от машины к поводку, а затем привязать всё это к Торри. Вся ванная комната была завалена помадами, какими-то вещами для лица и ещё только Бог знает чем. Я притворяюсь, что всё это сводит меня с ума, но на самом деле люблю это. И думаю, она тоже знает об этом.
Просыпаться по утрам с ней в моих объятиях официально стало моей любимой частью дня. Это, а ещё засыпать с ней вдвоём после наших занятий любовью. Хотя я не думал, что такое возможно, но каждый день я влюблялся в неё всё больше. Мне нравилось в ней всё: то, как она морщит свой носик перед тем, как чихнуть, то, как она не может нормально сидеть на диване, и ей нужно разлечься по всей поверхности так, что меня сдвигают в самый угол, то, как она танцует под радио, когда готовит.