Слово воина - Прозоров Александр Дмитриевич. Страница 9

В отверстии норы с трудом различались хлопья тумана, величественно проползавшие мимо стога. Рассвет еще не наступил, но первые лучи приближающегося дня уже успели рассеять мрак.

— Странник…

— Кто здесь? — рискнул откликнуться Олег.

Поблизости зашуршала трава, и в стог заглянула вчерашняя гостья. Не узнать ее было мудрено даже в полумраке, однако ведуну показалось, что рот у девушки стал все-таки прямее и совсем не дергается, а глаза — почти одинаковы. Вполне могло быть и так: то, чем они вчера занимались, тоже имеет ярко выраженный лечебный эффект.

— Странник… — Крестьянка прибежала босиком, подол рубахи от росы стал мокрым выше колен; на волосы накинута косынка. Девушка поставила на край куртки деревянную баклажку, вырезанную из единого чурбака и прикрытую крышкой. — Вот, возьми. Прости, странник, но более ничего у меня нет.

— Да ладно, — отмахнулся Олег, отпуская саблю и усаживаясь. — Ты чего это боса по холоду бегаешь?

Вместо ответа девица наклонилась, поцеловала его руку и тут же умчалась.

— Э-э… — хотел было окликнуть ее ведун, но не успел. — Ну вот, даже имени не спросил.

Он приоткрыл крышку, заглянул внутрь. Оттуда пахнуло теплым цветочным духом, на поверхности густой жижи дрогнула и тут же погасла волна.

— Батюшки, да это же мед! — Ведун нащупал свою сделанную из бересты ложку, макнул ее в баклажку, облизал, еще раз макнул и снова облизал. — Хорош. Похоже, что свеженький. Ну, спасибо тебе, молодица неведомая. Пусть помогут тебе мои заклинания не через год, а к весне новой. Будет полнолуние, я тебе отдельно здоровья наговорю.

Спать больше не хотелось. Олег поднялся, привесил саблю к ремню, накинул на плечи и застегнул «косуху». Подобрал с земли подаренную баклажку. Сборы бездомного странника недолги, а засиживаться смысла нет — не завтрак же себе у туземцев выпрашивать? Он не побирушка, сам выкрутится. Тем более теперь.

Середин выдернул из гостеприимного стожка жесткую длинную соломинку, сунул ее в зубы и двинулся в сторону уже вполне различимой дороги.

Проезжий путь к деревне существовал только благодаря песчаной почве. Шагая по извивающейся между сосен колее, ведун прекрасно видел, что его следы — единственные после последнего дождя, оставившего на земле миллионы мелких точечек. Судя по погоде, осадки здесь наблюдались не менее недели назад. А может — и месяца. Так что места глухие, нехоженые. Значит, нужно рассчитывать, что к крупному населенному пункту добраться получится только через несколько дней. Нечисти вроде крикс, мавок или анчуток в сосняке опасаться не стоит, не любят они хвойные леса. Лешие — существа почти безопасные, коли самому их не обижать. Так что можно немного расслабиться. Единственная опасность — сухо кругом, влажных впадинок не видно. А фляги с собой нет. Если за пару дней не встретится источник воды — будет тяжело.

— Я становлюсь умнее с каждой минутой, — пробормотал себе под нос ведун. — В следующий раз перед началом обряда возьму с собой флягу и ложку, чтобы из бересты потом не вырезать. Пару бутербродов на первый день. Бутылочку пива. Надо составить список…

Около полудня позади послышался топот. Середин вспомнил сладкий вечерок, проведенный с местной «Золушкой», покосился по сторонам — а не раствориться ли в зарослях? Но песок, предательский песок под ногами. Следы все равно предадут. Олег поставил баклажку с медом на землю, поправил кистень в кармане так, чтобы его петля слегка высовывалась наружу, и повернулся навстречу опасности.

Всадником оказался мальчишка лет двенадцати. Он натянул поводья, остановил жалобно всхрапнувшего коня шагах в пяти от ведуна, развернул поперек дороги:

— Сход решил, странник, плохо отпускать тебя так. Стратослав, волхв наш, назвал тебя добрым человеком. Сход передает, желанным гостем всегда будешь.

Паренек отцепил болтавшийся у луки седла мешок; наклонившись чуть не под брюхо скакуна, поставил его на землю, а потом ткнул пятками коня, заставляя его сразу перейти в широкий намет, и умчался обратно.

Олег немного выждал, оглаживая саблю, потом подошел к мешку и развязал накинутую на горловину торбы удавку, заглянул внутрь. Две еще теплые, неощипанные курицы, десяток завернутых в тряпицу пирогов и кожаный мешочек с чем-то зернистым и сыпучим. Веревка мешочка никак не поддавалась, и ведун мысленно добавил к списку необходимых при колдовстве вещей небольшой нож — не резать же тонкую бечеву саблей! Однако вскоре суровая нить поддалась, и Середин смог запустить руку в какой-то порошок, с виду напоминающий гранулированный индийский кофе — темно-коричневый и чуть маслянистый. Опасности Олег не чувствовал, а потому взял пальцами пару гранул, кинул в рот, разжевал.

— Ба-а! Да это же сушеное мясо…

Это был весьма приятный сюрприз. Сушеное мясо достаточно немного разварить — и сытный обед готов. На худой конец можно просто запить водой. В мешочке находился запас продовольствия для одного человека как минимум на месяц. Правда, ни воды, ни хотя бы пустой фляги среди подарков не нашлось. Ведун вздохнул, поставил в мешок баклажку с медом и закинул его за плечи.

Как обычно и случается в подобных обстоятельствах, к реке он вышел только к середине второго дня, не сделав за все это время ни единого глотка воды. Про микробов Олег забыл начисто — упав на колени на глинистый, поросший травой уступ, он пил, пил, пил… А когда наконец-то смог подумать о еде, то прибавил к мысленному списку еще один пункт: котелок. Для приготовления элементарной мясной похлебки воду следовало в чем-то вскипятить. И котелок, в отличие от ложки, так просто из коры не состряпаешь.

— Ладно, при случае чего-нибудь придумаю. — Ведун развязал мешок, достал куриные тушки, обнюхал — вроде еще ничего, спустился к воде и принялся замазывать «дичь» толстым слоем глины прямо поверх перьев. Потом набрал в лесу валежника, благо здесь это сложностей не представляло, навалил сверху и поджег.

Разумеется, Середин знал, что запекать птицу положено в углях, а то и вовсе в земле под костром — но дожидаться, пока прогорят дрова, у него не имелось ни малейшего желания. И так не меньше часа печь придется.

Олег откинулся на траву рядом со своим маленьким очагом и стал уже в который раз размышлять, как сломать капкан поймавшего его заговора и вернуться домой. Разумеется, плеск весел он услышал и даже приподнял голову, оглядев величаво скатывающуюся вниз по течению ладью размером с пассажирский «Икарус». Сходство было поразительным: такая же желтая и тупоносая, такая же широкая, с носовым украшением в виде лебединой головы, поднимающимся метра на три, словно перегородка между лобовыми стеклами автобуса. Мачта почему-то отсутствовала, зато сбоку виднелась широкая лопасть рулевого весла, а на корме стоял большой сарай — иначе и не назовешь, — сколоченный из некрашеных досок. На речушке шириной не более десяти метров ладья казалась невероятной махиной.

Ведун окинул посудину взглядом и отвернулся. У него в избытке хватало своих дум, чтобы тратить время на пустое созерцание. А потому слова: «Не двигайся!» прозвучали для него, словно гром посреди зимы. Молодой человек воззрился на судно еще раз и увидел на носу лучника. Детина едва ли не с метр шириной в плечах стоял, возвышаясь над бортом, и держал лук, направив острие стрелы с широким, в ладонь, наконечником Середину в грудь. Ладья медленно и величаво отворачивала со стремнины к берегу. Олег поднялся на ноги, и корабельщик тут же натянул лук. Молодой человек ощутил исходящую от него готовность выстрелить и замер, пальцами осторожно подбираясь к рукояти сабли, а губами тихо нашептывая:

— Стану не помолясь, выйду не благословясь, из избы не дверьми, из двора не воротами — мышьей норой, собачьей тропой, окладным бревном; выйду на широко поле, поднимусь на высоку гору…

По телу, как это обычно и бывало при искреннем выполнении наговора, побежали мелкие мурашки. Олег явственно ощутил свою ауру, на поверхности которой начала скапливаться энергия. Ладья между тем уткнулась в песок — села килем на дно в паре шагов от берега, и с борта спрыгнул другой враг: куда более худощавый, ростом немногим ниже Середина, бородатый, голубоглазый блондин. Левую руку он держал на оголовье меча, но особой опаски все-таки не проявлял. Рубашка, шаровары, короткие сапоги. На широком, в две ладони, поясе висел короткий нож с белой костяной рукоятью. Из доспехов на корабельщике имелся все тот же пояс: на толстую кожу было набито множество небольших бронзовых пластин — мечом или саблей не прорубить. И защищал ремень самое уязвимое место — живот.