Тайна зеркала - Чиркова Вера Андреевна. Страница 24

Теперь Хо не вступала ни в какие разговоры, глаз почти не поднимала и вообще вела себя как самая забитая Золушка. Да и одета была соответственно. Вместо дорогого мужского костюма на ней было дешёвое серенькое платье-балахон, достававшее почти до щиколоток, с вырезом под горло и длинными рукавами. Голова по-монашески повязана платком в мелкий цветочек.

Как нельзя лучше к этой старушечьей одежде подходила новая внешность девчонки: высветленные каким-то умельцем бровки и реснички и конопатый носик. От прежней, капризной и своенравной Хо, досаждавшей Стану придирками и подколками, не осталось и воспоминания. Словно вместе с великоватой, но добротной и элегантной одеждой с неё содрали и привычки, и характер, и саму сущность.

Костя сердито хмыкнул, поймав себя на том, что слишком огорчён перевоплощением дерзкой чернобровой злюки в это бесцветное создание, и закрыл глаза. И тут же вновь ощутил на себе настораживающий интерес чужого взгляда.

Никаких сомнений в том, кто сверлит его спину немигающими глазами, на этот раз парень не испытывал, точно знал – за мешками и корзинами, кроме сидящих в клетке мангуров, никого нет. Ну, вот зачем они так смотрят, шевельнулось в душе невольное раздражение, не может он ничего для них сделать. Они же взрослые, хищные и по-настоящему опасные звери. Видел Костя, как Юфот их кормит, издали подсовывая куски мяса пикой на длинной ручке. Да и решётка клеток не зря двойная, чтобы никого ненароком не достал острый, как бритва, длинный коготь.

Сон потихоньку утягивал в тёплую тьму, заставляя забыть и про чужой мир, и про хищников, и даже про Хо, сидевшую напротив, подтянув к подбородку колени и уныло опустив плечи.

В какой-то неосознанный момент все мысли и заботы Кости внезапно растаяли, а взамен появилось чувство спокойной уверенности и свободы. Он шёл по дремучему лесу, ловко скользя между деревьями и перепрыгивая через лежащие стволы. Его звало куда-то вдаль незнакомое, но неудержимое и властное чувство, заставляя жмуриться и передёргивать налитым силой телом. И чем дальше он продвигался, тем сильнее становился запах.

Чуть пряный и сладковатый, одуряюще вкусный, сводящий с ума и заставляющий кровь бурлить от предвкушения. Иногда запах исчезал ненадолго, спугнутый лёгким ветерком или заглушённый другим, более свежим, но он не паниковал и не колебался, так же уверено продолжая идти в выбранном направлении.

И когда запах внезапно оказался прямо над головой – не опешил и не засомневался, чуть скосил глаза, тихонько фыркнул в усы и неторопливо зашагал дальше. Лишь в сердце сильнее заколотился неутомимый родничок. От понимания, что это просто метка, проверка и подсказка для него, игривая и откровенная одновременно.

Она лежала на пригорке, вытянувшись во всю длину своего гибкого, изящного и сильного тела, прикрыв глаза и подставив пробивающимся сквозь ветви лучам солнца незащищённый живот. И даже не шевельнулась, пока он так же медленно шёл к ней через полянку.

Словно не слышала и не чувствовала его приближения и словно не его ждала на этом пригорке, где они познакомились несколько ночей назад. И только самый кончик хвоста чуть заметно подрагивал, выдавая её нетерпение и заинтересованность.

Он довольно хлестнул себя по бокам гибким хвостом, шагнул ближе и осторожно положил перед ней тяжёлого жирного тушкана, пойманного специально для этого ритуала.

Некоторое время она не шевелилась, делая вид, будто ничего не заметила, потом ноздри чуткого носа дрогнули, приоткрываясь навстречу вкусному запаху. Из пасти вынырнул кончик влажного розового язычка, скользнул по носу и пропал, зато лениво приоткрылись обрамлённые длинными ресницами золотистые глаза и удивлённо-наивно уставились на горку рыжеватого меха, лежащую перед ней. Поизучав тушкана ровно столько, чтобы не уронить собственного достоинства и не обидеть принёсшего дар пятнистого красавца, сидевшего с самым невозмутимым видом, изредка хлеща себя по бокам упругим хвостом, она вальяжно, словно нехотя, протянула к добыче лапу и полоснула по ней острейшими когтями.

Он даже замер на миг от накатившего счастья – его дар принят! Она предлагает ему разделить добычу поровну, и после этой, первой совместной трапезы больше не будет ни его, ни её.

Будет новая семья, и отныне верность, преданность и обоюдная забота – их спутники на всю жизнь.

Стан проснулся так же резко, как заснул, ещё во власти сумасшедшего счастья и уже понимая, что это были не его, а чьи-то чужие, но такие яркие и заманчивые воспоминания. Провёл рукой по лицу, желая поскорее стереть проступившее разочарование, пока не заметил никто из спутников, и обернулся. Золотистые глаза смотрели на него с острой, рвущей душу тоской.

После полудня хутам притопал в какую-то деревню, и Таш объявил, что здесь они пересядут в другую повозку. Как Стан успел понять, хотя вес хутамов и сильно облегчён двумя рядами вживлённых по бокам пузырников, для путешествий на дальние расстояния они не годятся. От силы дневной переход.

Сейчас привёзшего их бегемота поставят к кормушке и забудут на сутки. А их повезёт дальше отдохнувшее животное. Самое большое неудобство при таком способе – постоянная перегрузка товаров и багажа. Кибитки у каждого хутамщика свои.

Интересоваться, где хозяин конкретно этого хутама, Стан и не подумал и без того постепенно начал осознавать, что Зорденс готовил эту поездку не один день, и лично он просто пришёлся кстати со своими котятами. Тем более у Кости были заботы поважнее, чем судьба бегемота – скисли остатки молока, а котята хотели есть.

Пока парень выяснял, где можно купить молоко, наёмники вместе с одним из аборигенов разгрузили повозку и сложили багаж возле заднего крыльца. Потом Таш, велев Стану караулить вещи и девчонку, отправился закупать продукты и договариваться с хутамщиками.

А Памо пошёл помогать дрессировщику.

Клетки с мангурами поставили в дальнем конце двора, и Юфоту предстояла сложная и хитроумная процедура выгула животных. Чистоплотные кошки наотрез отказывались справлять естественную нужду в клетках, и дрессировщики изобрели сложную и довольно жестокую схему выгула, ради которой зверей и возили парами. Пока одного из пары выпускали в небольшой загончик, Юфот, спрятавшись для безопасности за прочной решёткой, стоял над клеткой со вторым, держа в руках откупоренную фляжку, наполненную ядовитым для мангуров зельем.

И звери, получившие не один наглядный пример того, что будет с напарником, если они осмелятся нарушить правила, вели себя очень послушно. После прогулки добровольно втискивались в тесную дорожную клетку и позволяли помощнику себя запереть.

От нечего делать Стан наблюдал за этой процедурой и невольно вспоминал сумрачный лес, шелестящие над головой верхушки деревьев, гибкое грациозное тело подружки мангура, легко перелетающей с ветки на ветку.

Понимание пришло неожиданно, острое и беспощадное как удар молнии, едва он увидел, как выбралась из клетки самка. Костя потрясённо следил, как она вяло бредёт по загону, отыскивая местечко посуше, и чувствовал такое отчаяние, словно это не мангура, а его самого разлучили с любимой.

Потому что никак не могла эта тёмная, почти шоколадная мангура с поперечными полосами на лапах быть той рыжевато-пятнистой красавицей, которой отдал свою душу смотревший на Костю зверь. И значит, с каждым шагом хутама на запад, к проливу, мангур все дальше удалялся от восточных лесов, где осталась его любовь. Или она тоже в плену? И вынуждена каждый день смотреть на чужого избранника?

Так вот почему они не размножаются в неволе! И почему так дороги на рынках маленькие котята! Стан невольно оглянулся на клетку с котятами и в ужасе замер, пытаясь вспомнить цвет шкуры, на которой впервые увидел малышей. Неужели там, в крепости, была она?

Очень трудно, почти невозможно, сравнить увиденный во сне яркий, лоснящийся блеск живого меха с куском окровавленной шкуры, которую он даже вспоминать не может без содрогания, и все же… вроде пятна на ней были более тёмными и размытыми… слава богам, если это так.