Гормон счастья и прочие глупости - Вильмонт Екатерина Николаевна. Страница 23

На обратном пути машину вел Венька.

— Слушай, Броня, — сказал вдруг Андрей, — спой нам что-нибудь. А то Веня сейчас заснет за рулем.

— Правда, Буська, спой, только что-нибудь бравурное, веселое, в то я и вправду засну!

— Ну вот еще, пусти лучше меня за руль!

— Никогда! Женщина за рулем — враг человечества! Спой, светик, не стыдись.

— Пожалуйста, Броня! — сказал Андрей. Это прозвучало так проникновенно, что я сдалась. А Венька — я увидела это в зеркальце заднего вида — метнул на него испуганный взгляд.

— Вы хотите, чтобы я пела? Ну что ж, вы это получите! — И я запела «Не уходи, побудь со мною…». Негромко так, интимно. Андрей дернулся, повернулся ко мне. Ему мешал высокий подголовник, но он сидел, не сводя с меня блестящих глаз.

Когда я допела, никто сначала ничего не сказал.

— Еще спой, — почти потребовал Андрей.

Я запела «Две гитары».

И вдруг отдала себе отчет в том, что стараюсь нагло, в открытую, соблазнить Андрея. И тут же сбилась.

— Ну что ж ты? — хрипло проговорил он.

— Эй, ребята, может, мне выйти, а? — довольно резко спросил Венька. — Такое впечатление, что я тут лишний?

— Да ладно тебе, — весело прервала его я. — Ты же сам просил спеть. — И я запела старую песню: «Уж ты плачь иль не плачь, слез никто не видит, загорюй, затоскуй, курица обидит!» Эту песню я часто пела Польке, когда она куксилась. На нее она всегда действовала. Подействовала и на Андрея. Он хлопнул в ладоши и рассмеялся:

— Какая простая и мудрая мысль! Спасибо, Броня!

— Буська, знаешь, у меня идея! Давай Митрофаныча огорошим!

— Что?

— Ты ему завтра на сцене вместо какой-нибудь своей песни спой: «Тебя я лаской огневою и обожгу и утомлю!» Представляешь, как он заведется? А, Андрюха?

— Нет. С Гордиенко я никаких этих штучек делать не стану. Он самый добрый и самый лучший, и я просто не имею права ни на какие хохмочки, — вполне серьезно разозлилась я.

— С ума сойти! — негромко произнес Андрей. В его тоне я услышала в первую очередь уважение.

— Может, ты и права, — согласился Венька, — но, если захочешь кого-нибудь соблазнить, спокойно пой этот романс — и успех тебе обеспечен.

— Ты хочешь сказать, что я тебя соблазнила?

— Еще чего! — не слишком искренне отозвался Венька. — Но я же способен оценить…

— Помолчи уж лучше, — миролюбиво заметил Андрей.

И тут мы приехали.

Утром я обнаружила, что за вчерашний день очень сильно загорела. Мне это понравилось. А еще я окончательно поняла, что по уши влюбилась. А может, это любовь, та самая, которой у меня еще не было? Тогда радоваться нечему. Но я все равно радовалась. Внутри у меня все пело и глаза сияли. Я попыталась убрать это сияние, но не получилось. Ну и пусть сияют! Тут же я вспомнила вчерашнее утро. И решила побежать на пляж, а вдруг он тоже пойдет? Мне уже не страшно было остаться с ним вдвоем на пляже. Броня с Брони осыпалась как плохая побелка с потолка. Помню в детстве на даче в Абрамцеве сделали ремонт. Потолок побелили, а вскоре побелка стала надуваться пузырями. Я влезла на стул и стала тыкать в эти пузыри палкой от швабры. Побелка лепестками сыпалась вниз. Мне почему-то это доставляло огромное удовольствие, я проделывала это при каждом удобном случае. Но однажды мама застала меня за этим занятием. Крику было, шуму! Меня чего-то лишили, уж не помню чего, мама со мной не разговаривала, а когда вскоре приехал Венька, ему запретили со мной общаться. Но он не любил подобных методов и спросил у мамы:

— Я не понял, это Буська белила потолок?

— Что за глупости? — воскликнула моя мама. — Я же тебе объяснила!

— Но если бы потолок был побелен нормально, ничего бы с него не сыпалось, верно?

— Допустим.

— Не сыпалось бы, и у Буськи не возникло бы соблазна тыкать палкой в потолок! Поэтому наказывать надо не ее, а маляра.

Бабушка услышала этот разговор и безоговорочно перешла на сторону Веньки. В результате наказание отменили. Мне тогда было одиннадцать лет, а ему четырнадцать. Ну разве можно было не обожать такого кузена? Я и обожала. И до сих пор обожаю!

Но купаться мне пришлось в гордом одиночестве. Зато на завтрак все явились почти одновременно. Даже Андрей с Ларисой. Она выглядела пришибленной. А он измученным. По-видимому, состоялось какое-то объяснение.

— Буська, не пялься на него так, неприлично! — шепнул мне Венька. — Ешь лучше свой арбуз.

— Вень, отстань, а!

— А ты знаешь, что мне вчера вечером сказал Митрофаныч?

— Откуда ж мне знать?

— Он спросил: «А вы заметили, что у Бронечки назревает роман с Андреем?»

— И что ты ответил? — развеселилась я.

— Что ты набитая дура и я ничего не могу с этим поделать.

— Правильно ответил.

Тут появился Оскар:

— Бронечка, можно вас на два слова?

— Мне уйти? — недовольно осведомился Венька.

— Извините, Вениамин, но…

— Сиди, — сказала я. — Пойдемте в холл, Оскар.

— Бронечка, помните, я говорил вам про поклонника?

— А, неромантический герой.

— Ну да. Он теперь созрел.

— Созрел для чего? — улыбнулась я.

— Чтобы поговорить с вами.

— И где он?

— Тут рядом, в «Шератоне».

— Не пойду!

— Почему?

— С какой стати мне идти в отель неведомо к кому и неведомо зачем?

— Ведомо, все ведомо — и кто он и зачем.

— Тогда скажите!

— Он хозяин русского ресторана, вернее, целой сети русских ресторанов в Европе и Америке.

— Ну и при чем тут я?

— Он хочет сделать вам выгодное предложение.

— Какое предложение?

— Петь у него. Он говорит, что просто сходит с ума от вашего голоса.

— Да ну, Оскар, скажите ему, что я не согласна, и все.

— Броня, но вы же не знаете, какой контракт он хочет вам предложить. И вообще… Я обещал ему привести вас. Не волнуйтесь, он не будет к вам приставать. Он ждет нас в холле отеля. В худшем случае пригласит пойти в бар. Тоже мне проблема!

— Ну ладно, а можно взять с собой Веню, он же импресарио и к тому же мой брат?

— Не стоит, Бронечка. Я не дам вас в Обиду.

До «Шератона» от нас было рукой подать, но Оскар усадил меня в свою машину.

— Оскар, скажите…

— Ой, Бронечка, он вам все сам скажет. Мое дело доставить вас к нему.

— И обратно?

— Ясное дело, и обратно! Иначе Дружинин мне ребра переломает.

— Дружинин? — ахнула я. — При чем тут Дружинин?

— Ай, Бронечка, вы думаете Оскар слепой? Тут мы приехали к «Шератону».

В шикарном холле, который не произвел на меня ни малейшего впечатления, ибо мой шеф всегда останавливается именно в «Шератоне», Оскар взял меня за руку. И тут я увидела, что из кресла поднялся человек в белом костюме и черно-белых лакированных ботинках. Он выглядел точь-в-точь как русский мафиози в исполнении Джигарханяна. И был со мной одного роста. Хотела бы я посмотреть на него рядом с Ларисой.

— Доброго утра, господин… — Оскар назвал какую-то еврейскую фамилию, что-то вроде Ципельзона. — А вот и наша Полина Брон!

— Здравствуйте, Полина! — Он не стал дожидаться, когда я подам ему руку, схватил и крепко встряхнул. — Пойдемте в бар, там лучше говорить. Или хотите позавтракать?

— Спасибо, нет. Я уже завтракала.

— Оскар, ждите тут! — распорядился он и, не отпуская мою руку, пошел к бару. Усадил меня за столик. — Кофе? Или что покрепче?

— Минеральной воды без газа!

— А мартини не желаете?

— Не желаю! Вы извините, но у меня мало времени. Репетиции…

— Хорошо, приступим к разговору! Шампанского нам! — сказал он подскочившему официанту.

«Шампанское с утра пьют или аристократы, или дегенераты», — вспомнилась мне крылатая фраза из «Бриллиантовой руки». Аристократом он, совершенно очевидно, не был. Значит, дегенерат?

— Полина, я восхищен!

Он еще не успел докончить фразу, как на столике уже стояла во льду бутылка «Дом Периньона». Видимо, он хотел пустить пыль в глаза бедной московской безвестной певичке. Он же не знает, что, будучи переводчицей при моем шефе, я не раз пробовала эту роскошь. Но я в принципе не люблю шампанское.