Девятый - Каменистый Артем. Страница 62

А пальчики — такая хрупкая штука…

Я без фехтовальных изысков сбрил все, что выступало из днища, в очередной раз обрызгав лицо чем-то липким. Опять кто-то хватает за ноги — сразу за обе. Одну освободить успел (минус чьи-то пальцы), а вот вторую — нет: меня извлекли на свет божий. Ночь растаяла — повсюду что-то пылало и видно было немногим хуже, чем днем.

Торжествующая «горилла» задрала мою ногу кверху. Подметая головой землю, отчаянно попытался достать ее мечом, да где там — чешуя непробиваема да и замаха толкового не получилось. Вторая лапа вздымается, готовясь опуститься на мой пах. Пальцев на ней поубавилось, но все равно хватает — трудно надеяться на то, что после такого удара у меня сохранится возможность для размножения.

Чешуя на груди «гориллы» вспухает, расступается, пропуская выбирающийся копейный наконечник… Умеют мужики бить… Острый крюк второго копья грубо перехватывает шею, тянет в сторону, меня начинает заливать мерзкой кровью. Пока два всадника удерживают тварь на копьях, подоспевший ополченец деловито, без суеты, сносит обе лапы. Освободившись, я падаю, откатываюсь, оборачиваюсь — обезглавленный торс погани валится на землю.

Как у них здесь все четко поставлено — командно действуют. А я будто онанист, заблудившийся в публичном доме, по-идиотски одинок…

Подоспевшие основные силы кавалерии вытеснили тварей за периметр, опять захлопали луки — во мрак полетели горящие стрелы. Похоже, мы побеждаем.

Отвоевался я — боезапас адреналина на исходе и болит много чего. Без меня справятся — и так небось половину армии тьмы перерезал, а вторую половину без пальцев оставил. Ну если не половину, то четверть точно. Или хотя бы одну десятую… Ладно, пусть даже пять процентов! Все равно в моём мире за такое геройство медаль положено вручать, а в этом я просто выйду из боя чуть раньше.

Радостные, торжествующие крики — враг сломлен, мы побеждаем. А что я обычно делаю в таких случаях? Правильно — ищу Тука.

* * *

Тук валялся между линией костров, окружавших скопище небоеспособного населения, и линией телег. У него сегодня выдалась интересная ночка: он получил бревном по горбу; затем им кидались в хороших людей; потом его кто-то бил; а в завершение, судя по уликам, по нему проскакала наша доблестная кавалерия.

Я бы после такого точно ласты склеил… Доспехи смяло, местами совсем уж искорежило, заклинив в сочленениях. Шлем сплюснуло, забрало согнулось на манер птичьего клюва. Бронированный горбун лежал на боку без движения — даже не понять, дышит или нет.

Постучал по макушке шлема рукояткой меча:

— Хозяева дома есть?

Из-под покореженной стали донеслись невнятные звуки, а затем хорошо знакомый голос торопливо, глотая слова, за какие-то четыре секунды успел порекомендовать мне оказать всем здешним мужчинам разнообразные сексуальные услуги, после чего проделать аналогичные деяния с поганью, причем не только с живой — про мертвых не забыл. Скот домашний тоже упомянул, как и лесных зверей на три дня пути вокруг.

— Тук, живой? Это я, Дан.

— Сэр страж?

— А у вас есть другой Дан?

— Простите дурака — плохо вас расслышал в этой гнутой кастрюле!

— Да ничего — бывает. Ты как?

— Вроде не помер, хотя сомнения имеются…

— Встать сможешь?

— Пытался, да только железо сильно помяло. Гнат под мой горб на кривой уголок пластины поставил, вот его, похоже, и поломало. Заклинило спину в пояснице — я тут как бублик теперь скручен. Эх, неудачно подогнали все! Переделывать надо по-другому.

— Сейчас бой закончится — и кузнеца поищу.

— А как там драка? А то я, кроме навоза, перед глазами не вижу ничего. И не слышу…

— Твари в лес удирают; люди за ними гонятся; Арисат народ остановить пытается.

— Это верно — нечего нашим ночью в лесу делать. Да и вдруг заманивают: погань — она такая… хитрая… Сэр страж, а может, вы меня высвободить сумеете?

— Прости, Тук, но я в кузнечном деле профан.

— А тут и не надо знать ничего — просто попробуйте расстегнуть броню. Ослабнет гнет — я и распрямлюсь, выберусь, а потом уж ногами займусь — их в коленях зажало.

С одним боком легко вышло, а вот со вторым повозиться пришлось — переворачивал Тука. Тяжелый, зараза, а на меня вдруг усталость накатила — после выброса энергии откат начался. В бою главное — силы сохранить, а как это сделать, если махать мечом не переставая? Он только с виду легкий, а на деле… Не хватает мне в этом вопросе опыта…

Совместными усилиями освободили Тука от доспеха — только перекошенный шлем остался. Я расстегнул на нем ремешок, но не помогло — тут уж без кузнеца не обойтись.

Горбуна, судя по реакции, это очень расстроило:

— Вот же погнуло — даже выпить теперь не получится. Что бы придумать, а то ломит все болезненно очень…

— Ты не сломал себе ничего?

— Бронь спасла, но помяло изрядно — бока гудят, да и по спине что-то очень уж обидное прилетело.

— Это тебя бревном угостили, когда на меня оглянулся.

— Поделом мне — нечего в драке таращиться куда попало.

— Идти сможешь?

— А куда?

— Куда-куда! Пить медовуху!

— Если нужен, то пойду, конечно, — почему бы и не сходить для хорошего дела. Только как я кружку подносить к этому клюву буду?

— Значит, и к лекарке дойдешь — пусть тебя осмотрит.

— К Трее? Да, надо бы ее проведать, и вам тоже не помешает. Поспешите, а то сейчас к ней всех пораненных притащат, и, думаю, немало их будет после такой драки.

Интересно — как она его голову осматривать станет? В этой кастрюле…

* * *

При нападении погани на Талль я заработал скверную на вид, но пустяковую рану бедра, пару царапин на лопатке и запястье. Тогда это казалось серьезным — никогда до этого мою драгоценную кожу так не терзали. Самая страшная травма за все мои двадцать девять лет и рядом не стояла с таким членовредительством. И вообще, обидно тогда получилось, в детстве: жестоко пропорол ягодицу диванной пружиной.

Если бы в Талле меня лупили столь же интенсивно, как в эту ночь, я бы потом не смог Зеленому своих издевательских отчетов диктовать. Давно бы уже улетучился в атмосферу в виде облачка дыма…

Тука спасли тяжелые латы — несмотря на все приключения, он отделался лишь ссадинами и ушибами. Синяков заработал много, и один темнее другого, но лекарка даже примочек ему не выписала — с бранью выгнала из своего фургончика, порекомендовав срочно сдохнуть где-нибудь под забором.

Со мной, как ни странно, хлопот оказалось больше. Удары когтями бесследно не прошли — кольчуга была разорвана на боку и спине, мясо там тоже пострадало; крепчайшая кожа сапога вспорота до голени — под ступней хлюпает стекающая кровь.

Осмотрев мои повреждения, Трея диагностировала легкие повреждения организма, не требующие высококвалифицированного медицинского вмешательства. В общем, отправила меня к Йене — та как раз подошла. Лекарке не до поцарапанных героев сейчас — к ней начали приносить по-настоящему пострадавших воинов. Первый из них был с оторванной рукой — не думаю, что там смогут примочками обойтись.

Йена остановила кровь, почистила раны, заклеила местной лечебной смолой, наложила болеутоляющие компрессы и занялась другими пострадавшими. Их было много — несколько десятков.

Получив медпомощь, я оценил предрассветное свечение на востоке и понял, что досматривать сны уже не получится. А жаль — подремать пару часиков не помешает. Странно: из такой передряги только что выбрался, и никакого возбуждения не осталось — усталость одна. Приживаюсь потихоньку — стрессы перестают доставать.

Вздохнул и пошел искать Арисата.

Воин обнаружился на пляже — стоя у кромки воды, он наблюдал, как ополченцы стаскивают в кучу тела погани. Чуть дальше на чистый песок приносили трупы погибших защитников лагеря. Я насчитал их одиннадцать и нахмурился — даже если это уже все, то потрепали нас сильнее, чем тогда, в Талле. Одно утешало: врагов положили гораздо больше. Туши, конечно, изрублены на куски, но это не мешает оценить заметную разницу потерь.