Девятый - Каменистый Артем. Страница 8

…Проснулся я слепым.

— Данил, да что вы прямо! Этого ведь стоило ожидать. Врачи еще вначале вас предупреждали, что слепота почти неизбежна.

— Вам легко говорить — ослепли-то не вы.

— Это еще не конец — просто поврежден зрительный центр.

— Врачи смогут вернуть мне зрение?

— Вы же понимаете, что нет.

— Тогда запускайте.

— Вы еще протянете не меньше трех месяцев — врачи это почти гарантируют. Одумайтесь.

— Вам так дороги три месяца моей жизни?

— Зря вы считаете, что я абсолютно бесчувственная сволочь. Стараюсь не привыкать к добровольцам, но увы… Мне действительно вас жаль.

— Да вы даже не помните, сколько нас было, — сами признались. Может, просто жалеете о той полезной информации, что я могу получить за оставшийся срок?

— И об этом тоже. Кто знает, что вам может понадобиться.

— Помню — шпаргалок ТАМ не будет. Но из тех месяцев, что мне остались, минимум два я проведу на сильнодействующих обезболивающих. Вы всерьез думаете, что в таком состоянии я смогу продолжать полноценное обучение? Слепой, регулярно теряющий сознание, засыпающий на ходу, одуревший от наркоты… Запускайте!

— Вы точно не передумаете?

Да как это можно объяснить? Жить по соседству со Смертью можно — я жил так с первого дня на объекте. И ни разу не сорвался — приспособился. Но это при свете. В темноте — нет, не смогу. Все, что копилось эти месяцы, сработало разом, будто распрямившаяся пружина, прежде бывшая моим позвоночником, а теперь разорвавшая плоть и кожу.

Она здесь.

Она рядом.

Она почти схватила меня.

А я даже не могу ее увидеть…

Я это просто чувствовал, знал, понимал, и выть хотелось от такого знания. Это конец — я начал разрушаться всерьез. Это не короткий приступ с временным потемнением в глазах — теперь потемнение не уйдет. Это серьезно. Это распад. Сегодня я потерял зрение, а завтра проснусь слюнявым идиотом.

У меня есть лазейка — не отговорите.

Традиционное последнее желание. Будь у меня глаза — обязательно бы потребовал от Ивана чего-нибудь несолидного. Пусть изобразит на столе танец маленьких лебедей или с кукареканьем пройдет мимо парочки Нельзя, торчащих у лифта, — может, хоть это заставит их улыбнуться? Может, элитную проститутку потребовать — тоже неплохо. Не в том смысле, что очень уж хочется, а просто приятно будет поразмышлять, как же они проведут такие странные расходы по своей отчетности. Представляю реакцию местных бухгалтеров…

Позвонить родителям? А оно им надо? Когда мы в последний раз говорили? На Новый год? Похоже, да… Мы и раньше были не очень дружной семьей, как-то не сложилось, а когда они переехали жить к тем самым демократическим конкурентам, и вовсе… Квартиру оставили, за что я им очень благодарен, а в остальном… Достаточно им того праздничного звонка.

Интересно, а хоронить меня они приедут или как?

А пошло оно все…

— Дайте телефон — хочу позвонить.

— Родителям? — уточнил Иван.

— Не переживайте — на международный звонок разорять не буду. Местный сотовый телефон — номер продиктую.

Ну же! Возьми трубку! Дура, последний шанс даю! Хотя какой тут может быть шанс…

Взяла.

— Лена, привет.

— Привет, — ответила после нехорошей паузы, подчеркнуто равнодушно.

Вот зачем я вообще решился позвонить?..

— Лен, ты как?

— У меня все хорошо.

— Рад за тебя.

Теперь уже я молчу.

Вместе молчим…

— Лена… Ты извини, что столько не появлялся: проблемы возникли. Разгреб я их немного, вот и звоню…

— Я рада, что ты решил свои проблемы.

Она что — решила меня по телефону заморозить? Не голос, а поток жидкого азота…

— Ладно, Лена… и вообще извини. Скоро ты обо мне кое-что услышишь…

— Если ты о Мишином дне рождения, что послезавтра, то я не приду.

— Не о нем. — Эх, испорчу другу праздник… — Лен, в общем, пока. Прощай. Не думай обо мне плохого — я не со зла.

— Пока.

Короткие гудки; вслепую протягиваю руку:

— Забирайте. Подруге позвонил… подруге детства. Попрощался.

— Еще звонить будете?

— Я же сказал — нет. Забирайте. Все — потратил я свое последнее желание (причем бездарно потратил). Начинайте.

— Нам понадобится еще несколько минут — канал микроскопический, но энергии потребляет много. Не хотелось бы потерять его из-за технических причин.

— Но меня-то готовить надо? Или нет?

— С вами сейчас начнут — вот ваш оператор.

— Приветик. — Жизнерадостный, гротескно-сексуальный, сильно прокуренный женский голос. — Что, здоровячок, дошла и до тебя очередь?

— Привет, — вздохнул я.

Операторы все чокнутые, но эта, одиннадцатая, — просто нечто. Когда мне их показали, она первым же вопросом поинтересовалась геометрическими характеристиками моего первичного мужского признака. Остальные вопросы были не менее откровенными. Что-то очень скромно себя ведет — Вани стесняется? В авторитете он здесь…

— Милый, я твой проводник на ту сторону.

— Это я уже понял. — Опять вздох. — Меня почему-то не учили самому переходу — что именно при этом надо делать?

— Тебе ничего не надо. Старайся до последней секунды не терять со мной связи — оставаться в сознании. Я буду держать тебя за руку, вот так. Чувствуешь?

— Да.

— О! Какие у тебя мышцы! Спортсмен?!

— Железки раньше таскал серьезно да и потом баловался.

— Накачанные мышцы — это так сексуально, особенно если с волосами на груди.

Начинается… Ваня, ты где?! Эта страхомордая одиннадцатая сейчас прямо здесь меня изнасилует!

— Данил?

Спасен — Ваня удостоил меня вниманием!

— Что?

— Есть проблема. Живого тебя не запустишь, а три месяца установка наготове не простоит.

— Понимаю. Думаете, я совсем наивный? Смерть секунда в секунду не приходит, если ей не помогать. Не думаю, что все мои предшественники ушли естественным путем. И никогда не думал. Все равно ведь умирать? Так что не делайте вида, что мучаетесь от угрызений совести, — я ведь вас не виню.

— Тогда надо поставить подпись на документе. Это согласие на… гм… «ускорение процесса».

— А что — у нас уже разрешена эвтаназия?

— Нет. Это для внутренней отчетности. Зачитать все?

— Не надо тратить времени. Давайте ручку… Как символично…

— Вы о чем?

— Моя последняя дань родимой бюрократии — подпись под согласием на убийство. Отличный завершающий штрих биографии.

— Завершающий? Думайте об этом как о начале.

Первый раз в жизни расписываюсь вслепую. Ничего сложного — просто пришлось подождать, когда ручку подведут к нужному месту на «приговоре».

Может, и впрямь потребовать зачитать текст? Вдруг я ставлю подпись под новым вариантом завещания, отдавая квартиру, машину и счет в банке Ване и его подруге, которая одиннадцатая?

Нет — на такой бред даже жаба не стала реагировать: слишком уж масштабно все для такой пошло-мелкой аферы.

— Что теперь? Пуля в голову?

— Данил, вы нас за мясников держите?

— Ах да, извините. Вам же еще труп родственникам предъявлять. Надеюсь, не станете его закапывать в безымянной могиле где-нибудь в темном лесочке?

— Если для вас это принципиально, мы можем организовать на похоронах военный оркестр. Одному добровольцу организовывали.

— Не стоит — обойдемся без торжественной части. Просто хотелось бы по-человечески. Кто знает — может, когда-нибудь сумею заглянуть к себе на могилку. Объясняйте — что и как?

— Вам введут в вену препарат… Это не яд — что-то вроде обезболивающего. Вы перестанете чувствовать тело, но будете оставаться в сознании. Он еще вызовет сонливость; с ней боритесь — наши специалисты считают, что засыпать нежелательно. Потом вам введут второй препарат — он вызовет мышечный паралич; затем третий — он остановит дыхание и сердце. Вы не будете чувствовать боли — просто сознание начнет меркнуть. Ничего неприятного — будто сон одолевает. Старайтесь при этом думать только об операторе, слушать ее голос. Что будет потом, мы не знаем. Никто ведь не рассказывал… Советую я вам лишь то, что советовал остальным: если ТАМ, в состоянии информационной матрицы, вы будете понимать происходящее и останется возможность совершать какие-либо действия, влияя на процесс перехода, — не совершайте. Доверьте все оператору. Она знает что делает и доведет вас до конечной станции.