Пелагия и Черный Монах - Акунин Борис. Страница 74

Таиться было уже ни к чему. Убегать же госпожа Лисицына не стала.

Пошла прямо на распрямившегося во весь рост схимника (теперь-то видно было, что это именно схимник); тот попятился.

Немного не дойдя до узкой черной тени, Полина Андреевна остановилась - так страшно блеснули в прорезях куколя глаза. Должно быть, именно так сверкает взгляд василиска. Не святого праведника Василиска, а кошмарного посланца преисподни, с жабьим туловом, змеиным хвостом и петушьей головой. Чудища, от смертоносного взора которого трескаются камни, вянут цветы и падают замертво люди.

- Вот вы, оказывается, какой, Алексей Степанович, - молвила Полина Андреевна, содрогнувшись.

Черный монах не шелохнулся, и тогда она продолжила - негромко, безо всякой поспешности:

- Да вы это, вы. Больше некому. Я сначала на Сергея Николаевича Лямпе подумала, но сейчас, когда одна через Подход в темноте шла, прозрела. Это часто бывает: когда очи слепы, ум и душа лучше видеть начинают, не отвлекаются на мнимости. Не дотащить было вас Сергею Николаевичу от оранжереи до озера. Сил у него, тщедушного, не хватило бы, да и далеко. Опять же изречение Галилеево про измерение неизмеряемого, что я на тетрадке с формулами видела, мне покою не давало. Где я его прежде-то слышала? И вспомнила, только сейчас вспомнила где. Из вашего третьего письма это. Стало быть, к тому времени вы в лаборатории у Лямпе уже побывали и в тетрадку его заглядывали. Тут-то всё у меня и выстроилось, всё и прояснилось. Жаль только, что не раньше. - Полина Андреевна подождала, не скажет ли чего-нибудь на это схимник, но он молчал. В первый же день вы нашли спрятанную под водой скамейку и в письме про это "пикантнейшее обстоятельство" намекнули: мол, завтра всё раскрою и эффектно преподнесу вам всю нехитрую разгадку. Ночью вы отправились выслеживать "Черного Монаха" и преуспели. Проследили мистификатора до лечебницы, чтобы вызнать, кто это. Увидели лабораторию, заинтересовались. Сунули нос в записи... Я-то там ничего не поняла, в формулах этих, а вы разобрались. Недаром вас в университете в Фарадеи прочили. Что-то там написано было про пещеру и шар этот такое, отчего все ваши планы переменились и начали вы свой собственный спектакль разыгрывать. - Она опасливо посмотрела на таинственно посверкивающую сферу. - Что ж в этом шаре есть такого особенного, если вы из-за него на этакую страсть пошли, столько людей погубили?

- Всё, - сказал схимник, стянул уже ненужный колпак и тряхнул кудрявой головой. - В этом шаре есть всё, что я пожелаю. Полнейшая свобода, слава, богатство, счастье! Во-первых, в этом кругляше по самому малому счету шестьсот тысяч золотников драгоценнейшего в мире металла, и каждый золотник - это месяц привольной жизни. Во-вторых, и в-главных, благодаря полоумному коротышке у меня есть такой проект, такая идея! Никто кроме меня не оценит и не поймет! Когда из университета выгнали, я уж думал, всему конец. Но нет, вот оно, мое будущее. - Он обвел рукой пещеру. - Ни степеней не нужно, ни многолетнего ассистентства при каком-нибудь доморощенном светиле. Заведу собственную лабораторию, в Швейцарии. Разработаю эманационную теорию сам! Никто мне не указ, денег ни у кого клянчить не нужно! О, мир еще узнает Ленточкина! Алексей Степанович наклонился, любовно погладил переливчатую поверхность. Жаль, мало платино-иридия напилить успел. Ну да ничего, на мои цели хватит и того, что есть.

Он повернулся к Полине Андреевне, и впалые щеки, на которых не осталось и следа былых ямочек, сморщились в подобии улыбки.

- Рановато вы меня выследили, сестрица. Зато хоть выговорюсь, а то всё сам с собой бормочу. Так недолго и вправду мозгами закваситься. Вы особа резвого ума, сумеете оценить мой замысел. Разве плохи но? Особенно про первозданную наготу, а? Надо же было как-то на Ханаане зацепиться, пока все не подготовлю . Днем в Эдеме отдыхаю, ананасы кушаю (ух, осточертели, проклятые), ночью из-под кустика рясу достану и давай Черным Монахом по острову шастать, обывателей пугать. Главное - никаких подозрений. Отлично поработали василисками на пару с господином Лямпе - всех любопытствующих и молебствующих с берега расшугали. Эх, мне бы месяцок еще, я бы не пять, а пятьдесят или сто фунтов натер. Тогда можно было бы не лабораторию, а целый исследовательский центр развернуть. Условия работы природного делителя известны и подтверждены опытами Лямпе, проговорил он вполголоса, уже не ей, а самому себе. - Теперь можно попытаться создать делитель искусственный - денег на первое время хватит, а там и толстосумы раскошелятся....

- Что такое "делитель"? - настороженно спросила Лисицына.

Алексей Степанович встрепенулся, одарил ее еще одной жухловатой улыбкой.

- Этого вы все равно не поймете. Лучше отдайте должное изяществу решения задачи. Как красиво всё было устроено, а? Сидит в стеклянных хоромах тихий идиот, наг яко ангелы небесные, и загадками говорит, глупых карасей на место рыбалки в тихую избушку подманивает. А там цоп крючком, да колотушкой по лбу, да в ведерко! Я знаю, что вы, мамзель Пелагия, всегда меня терпеть не могли, но согласитесь: прелесть как задумано.

- Да, изобретательно, - не стала оспаривать Полина Андреевна. - Только очень уж безжалостно. За жестокость я вас и недолюбливала. Не понравилось мне, как безобразно вы проректору за обиду свою отомстили.

Алексей Степанович прошелся по пещере, потряхивая уставшими от работы пальцами.

- Да уж, конечно. Князь Болконский так не поступил бы. Потому и в Бонапарты не вышел, А я выйду. Вот он, мой Тулон. - Ленточкин снова кивнул на чудесный шар. - Я с этой точкой опоры тот, другой шар, куда более объемный, перевернуть смогу. Эх, надо было вас тогда ходулей посильней шарахнуть. Всего шесть ночей у шара провел. А теперь придется отсюда ноги уносить. Ничего, и того, что имеется, для моей идеи хватит.

Он похлопал себя по груди, остановившись у черного зёва галереи. Поднес ко рту руку, лизнул ладонь - она вся сочилась лопнувшими кровавыми мозолями. Но внимание госпожи Лисицыной привлекли не мозоли, а странная длинная полоска, блеснувшая в пальцах Алексея Степановича.

- Что это у вас?

- Это? - Он показал узкий клинок, весь усыпанный ослепительными точками. Напильник с алмазной крошкой. Ничем другим платино-иридий не возьмешь. У добрейшего Лямпе позаимствовал. Он, конечно, совершеннейший болван, но за идею ядерного делителя и за анализ метеоритного вещества ему спасибо.

Полина Андреевна про идею не поняла, и про "метеоритное вещество" тоже, но спрашивать не стала - только теперь увидела, что в результате своего якобы случайного перемещения по пещере Ленточкин перегородил ей единственный путь к отступлению.

- Меня тоже убьете? - тихо спросила она, зачарованно глядя на сверкающий напильник. - Как Лагранжа, как Феогноста, как Илария?

Алеша прижал руку к груди, словно оправдываясь.

- Я зря никого не убиваю, только по необходимости. Лагранж сам виноват, что у него башка была такая крепкая - оглушить не получилось, пришлось стрелять. Феогност мне мешал в скит перебраться, мое место занимал. А Илария братия и так уже, как мертвого, отпела...

Сверкнули белые зубы - и стало ясно, что изобретательный юноша вовсе не оправдывается, а шутит. Впрочем, улыбка тут же исчезла. И голос стал серьезным, недоумевающим:

- Я одного в толк не возьму. На что вы рассчитывали, когда сюда вошли? Ведь знали уже, что увидите тут не хилого Лямпе, а меня! На рыцарство по отношению к даме, что ли, надеялись? Зря. Я ведь, сестрица, при всем желании оставить вас в живых не смогу. Мне хотя бы сутки нужны - чтоб ноги с архипелага унести.

Он сокрушенно вздохнул, но сразу вслед за тем подмигнул и осклабился оказалось, опять дурачился.

- А по всей правде сказать, если б даже и не это соображение, я бы вас все равно кончил. Мне и не жалко вас совсем, мышь пронырливая. Да и на что мне в моей будущей научной славе этакая свидетельница?