Сын Чернобога - Шведов Сергей Владимирович. Страница 31

– Но ведь тебя могут убить, – запротестовал Кончак.

– Я уже слишком стар, ган, чтобы бояться смерти. К тому же я не могу бросить каганат на растерзание безумцам, не сделав попытки их обуздать.

– Разреши мне остаться с тобой, отец!

– Нет, ган Кончак, все уже решено. Ты уедешь в Матарху. Я не хочу, чтобы вы с Ханной связывали мне руки.

Смерть каган-бека Ицхака всколыхнула Итиль. нельзя сказать, что он был очень любим обывателями столицы каганата, но при его правлении в городе царили мир и покой. Он умел держать в кулаке спесивых беков и ганов, твердой рукой расправляясь с непокорными. К сожалению, все рано или поздно заканчивается в этом мире, в том числе и человеческая жизнь. На похороны каган-бека съехалась вся хазарская знать, и хоронили его с такой пышностью, словно пытались поразить не только земных обитателей, но и небесных. Но по-настоящему плакали над прахом Ицхака Жучина только два человека: его средний сын бек Авраам и старый скиф бек Карочей. Все остальные ганы и беки пребывали в предвкушении перемен.

Каган Ханука, которому недавно исполнилось шестьдесят пять, будто помолодел лет на десять. Он решил наконец вкусить сладкий плод власти, который ускользал от него на протяжении долгого времени. Нельзя сказать, что Ханука поглупел с годами, просто он и в молодости не блистал умом. Как все-таки странно небеса распоряжаются человеческими судьбами. Каган Обадия, старший брат Хануки, ушел из жизни в расцвете лет, а этот неумный, нескладный и ни к чему не годный человек продолжал как ни в чем не бывало свой земной путь. Даже вино, к которому он пристрастился смолоду, не смогло подорвать его здоровья.

Ханука наплодил кучу детей как от законной жены, так и от наложниц, но, к сожалению для Хазарин, ни один из его отпрысков не стоил того, чтобы лить за него кровь. Хотя у Хануки не было недостатка в сторонниках. Вокруг кагана сплотилась племенная знать, давно утратившая связи с сородичами, зато не потерявшая спеси.

Среди ближников кагана выделялись беки Таксак и Едигей. Первый был скифом, второй – тюрком. Оба явно метили в каган-беки, на место почившего Жучина, ставя кагана Хануку в сложное положение. Отдав предпочтение одному, он наносил смертельную обиду другому, а это было чревато расколом в рядах его сторонников.

Быть может, именно в силу этой причины каган Ханука встретил Карочея куда теплее, чем тот ожидал. И хотя разговора с глазу на глаз не получилось, скиф и в присутствии ближников кагана высказал все, что хотел.

– Каган, ты, вероятно, запамятовал о последнем законе своего старшего брата, – мягко начал Карочей.

– И что с того? – брезгливо оттопырил губу Ханука, которому напоминание о кагане Обадии показалось неуместным.

– По этому закону ты получил власть, каган. И по этому же закону власть каган-бека тоже стала наследуемой.

– Все это в прошлом, – выкрикнул бек Едигей. – Что помешает нам собрать большой круг и вручить благородному Хануке булаву кагана?

– Допустим, уважаемый Едигей, – кивнул скиф. – Но для того чтобы получить булаву волею ганов и беков, благородному Хануке придется собрать большой круг. И кто поручится, что его решение будет именно таким? Ведь род Ашинов не иссяк мужами, и кроме благородного Хануки, его сыновей и внуков, на булаву кагана могут претендовать еще более десятка прямых потомков кагана Битюса. А если припомнить потомков Булана, основателя каганата, то число претендентов возрастет до сотни.

Ближники кагана растерянно молчали. Самого Хануку прошиб пот. Вот ведь какая приключилась незадача. Пока говорили свои, преданные кагану люди, все выходило хорошо и гладко, но стоило только пустить во дворец эту скифскую гадюку, как на голову бедного Хануки обрушился град проблем По всему выходило, что верить нельзя никому, даже сыновьям, даже ближайшим родовичам. Кто помешает ганам и бекам сговориться за спиной Хануки и выкрикнуть имя любого другого представителя рода Ашинов, более послушного их воле? А сам каган вместо булавы получит петлю на шею, как это случилось с императором Византии Михаилом.

Был император Михаил – и нет его. Сейчас в Византии правит самозванец Василий Македонянин, и ничего, мир не перевернулся, а тамошняя знать кланяется убийце так же самозабвенно, как кланялась бывшему императору.

– По закону Обадии тебе, каган, наследует твой сын Исайя, а каган-беку Жучину – его сын Авраам, – спокойно продолжал Карочей. – Так зачем же утруждать выбором большой круг, зачем вносить смуту в наши ряды?

– Но ведь рахдониты прочат в каган-беки Вениамина! – напомнил бек Таксак.

– Прочить они могут кого угодно, но если каган Ханука твердо скажет свое слово в пользу бека Авраама, то очень многим придется прикусить языки. Под рукой у Авраама гвардия в сорок тысяч человек, думаю, этого будет вполне достаточно, чтобы усмирить непокорных.

Каган Ханука надулся от спеси. В качестве каган-бека его вполне устраивал Авраам. Впрочем, сын Ицхака Жучина устраивал не только кагана, но и его ближников, кроме, разве что, Едигея и Таксака. Эти двое сверлили бека Карочея ненавидящими глазами, но против общего мнения не пошли.

– Велите объявить народу, что каган-беком в Итиле отныне будет Авраам, сын Ицхака, – торжественно произнес Ханука, поднимаясь на ноги.

Бек Авраам не обрадовался лестному для него известию, привезенному Карочеем. Его лицо, и без того бледное, стало еще бледнее. Ни внешностью, ни статью, ни силой духа он не походил на своего отца. Бек Авраам не был трусом и не раз доказывал это в битвах, но он не умел казнить и не умел миловать. Судьба посмеялась над ним, дав в руки власть, к которой он не стремился. Но Авраам был человеком долга, и, выслушав Карочея, он сел на коня.

– Я бы на твоем месте ввел в Итиль гвардию, – не удержался от совета Карочей.

– А ты уверен, бек, что гвардия не предаст меня? – невесело усмехнулся Авраам. – Наемник служит за деньги, а слово «честь» ныне не в почете даже у беков.

– Зачем же ты едешь к Вениамину? – нахмурился Карочей.

– Я обещал отцу, что сделаю все от меня зависящее, чтобы сохранить мир в Итиле. И я держу слово, бек Карочей.

Аврааму было уже за пятьдесят, он был умен и пользовался уважением как ганов, так и рахдонитов. Но бывают ситуации, когда решительность важнее ума, а демонстрация силы важнее уговоров. Это понимал бек Карочей, но этого не хотел понимать новый каган-бек Авраам. Поэтому он и ехал по притихшему Итилю в сопровождении всего лишь десятка преданных ему телохранителей.

У дворца бека Вениамина, обнесенного высокой каменной стеной, они остановили своих коней. Ворота им открыли не сразу, хотя сторожа, конечно же, опознали родного дядю бека Вениамина. Впрочем, препирательства длились недолго, и каган-бек Авраам въехал во двор, заполненный вооруженными людьми. Здесь к чему-то готовились, и бек Карочей явственно ощутил дух заговора.

Странно все-таки устроена жизнь. Старый скиф вдруг вспомнил кагана Тургана, убитого если не по приказу своего сына, то, во всяком случае, с его ведома. Это тоже был заговор, и Карочей был его активным участником. Бек помнил азарт охотника, нацелившегося на дичь, ничего еще пока не подозревающую. Он понимал состояние людей, сделавших ставку в игре, где победителю достается все, а побежденным – смерть. Обадии, Жучину и Карочею тогда повезло, посмотрим, что удастся сделать беку Вениамину.

– Дорогу каган-беку, – рявкнул Карочей на мечников, столпившихся у входа во дворец.

Вряд ли голос старого скифа испугал заговорщиков, но они все-таки расступились, насмешливо поглядывая на Авраама, споткнувшегося о порог.

Бек Вениамин, окруженный молодыми и, судя по всему, решительно настроенными людьми, поднялся из-за стола навстречу дяде. Вениамину было двадцать три года. Возраст вполне пригодный, чтобы воплотить в жизнь чужой замысел, но явно недостаточный, чтобы организовать заговор. Авраам и Карочей знали людей, подтолкнувших Вениамина к этому решению, но их не было в этом зале, где собралась за накрытым столом только молодежь.