Лики любви - Аккерман Л.. Страница 30

Прежде чем я продолжу начатую здесь и далеко небезразличную мне тему, я хочу попросить у тебя прощения, мой милый читатель, за излишнюю вульгаризацию, которую ты несомненно увидишь в затронутой мной, но обреченной теме. Так много книг посвящено этой тематике – философы и математики с мировым именем занимаются проблемами времени, но те из них, кто отважился, пусть даже вооружившись спасительным аппаратом точной науки и четкой логики, ступить на опасную тропу размышлений о судьбе, рискуют быть линчеванными читающей публикой, подобно тому, как это происходило века назад. Но я вовсе не хочу лишиться такого верного спутника, сопровождающего меня на этих страницах, как ты, однако признаю свою слабость – отказаться от обсуждения этой темы я не нахожу в себе сил, и единственное, что может меня спасти в твоих глазах (и я очень на это надеюсь), это мое заверение, что из области абстрактных рассуждений я перейду к более конкретным, а именно, я снова обращусь к нашей героине.

Бросим на нее осторожный взгляд. Она сидит на пестреющем поле весенних цветов и трав, подставив свое лицо ласковому солнцу, слегка сощурив глаза. Мы можем предположить, что она о чем-то размышляет, и мы будем правы, но вглядевшись в ее спокойное, счастливое лицо, мы точно поймем, что о чем бы она ни думала в данный момент, это что-то является приятным для нее. Однако, я помню время, когда взволнованная своими размышлениями, Ева делилась со мной мыслями о том, что у каждого в жизни есть проторенные пути, и о том, как сложно, да что там – почти невозможно – отличить такой путь от всех остальных, и в этот момент лицо Евы было далеко неспокойным – оно волновалось вместе с ней, оно выражало смятение и тревогу.

Будучи студенткой, Ева иногда пропускала лекции, но то состояние, к которому такие пропуски приводили ее впоследствии, нельзя оправдать одними лишь угрызениями совести. Она помнит как сбегала с самых скучных лекций, а потом не могла отделаться от некоего гнетущего ощущения. И долгое время она не могла понять, что она испытывает, где черпает силы это неприятное чувство, чтобы досаждать ей? И потом она поняла – что есть некая коллективная реальность, и она проявляет себя в том, что для всех остальных людей, в данном случае студентов, останутся одни воспоминания, потому что было предназначение (ожидание и планирование определенных событий в будущем), и вот оно уже претворяется в настоящее. Она же своим прогулом нарушила эту логическую, заранее предрешенную цепочку, и теперь сама мучается, вкушая плоды своей непоследовательности, заблудившись в размышлениях о том, в какой степени такое, казалось бы на первый взгляд, незначительное событие как пропуск пары лекций мог повлиять на ее жизнь. Ведь согласно популярной некогда теории может статься, что окажись обыкновенная бабочка, небольшого размера насекомое, известное своей красотой, в определенное время в определенном месте и нескольких взмахов ее нежных, почти прозрачных, невесомых крыльев будет достаточно для того, чтобы вызвать смерч, или сход лавины.

Мой дорогой читатель, не пугайся – я не буду призывать тебя к обсуждению этой теории вместе со мной на страницах этой книги. Красота этой теории отнюдь не в ее правдивости или ложности, а в том, что она ненавязчиво заставляет нас задуматься о том, что все события, происходящие в нашей жизни, взаимосвязаны.

Ева сидит на поляне распускающихся благоухающих пряными ароматами цветов, вокруг нее порхают бабочки с нежными бархатными крыльями, и невозможно поверить, что взмах крыльев этих крошечных созданий может привести к катастрофическим последствиям, и не веря в это, тем не менее, Ева верит в то, что запланированное лучше не рушить, дабы впоследствии не терзаться сомнениями относительно того, как это могло повлиять на твое будущее.

Страх

Мой дорогой читатель, прежде чем заговорить с тобой о теме данной главы (возможно я оттягиваю этот момент, ибо при обсуждении этой темы будут затронуты многие вещи, лежащие в основе мировосприятия, изменив которые по прихоти филосовской полемики, можно дорого поплатиться, отдав за это, по меньшей мере, свое душевное спокойствие, а без него, как известно, никому неподвластно достичь гармонии), я еще раз хочу вспомнить все то, что говорил на предшествующих страницах. Но, чтобы не повторяться (я и без того слишком часто пользуюсь этим нехитрым приемом, ибо так все и выглядит, однако делаю это совершенно неумышленно, ибо многие вещи в моем повествовании так тесно переплетены, что, говоря об одной из них, я просто не могу не вспомнить о другой), я позволю себе обобщить все сказанное выше. Но прежде чем приступить к обобщению, которое, как известно, почти всегда является ответом на неявно поставленный вопрос, мне придется его (этот вопрос) задать. Итак, я хочу спросить у тебя, мой милый читатель, что общего содержат в себе все возвращения, когда-либо совершенные? При попытке найти ответ, мы невольно приходим к постановке второго вопроса, а именно – нам приходится спросить, чем отличаются разные виды возвращений (единство в противоположностях)? Возвращения бывают ожидаемые, запланированные и нередко их ждут с трепетом и надеждой. Но бывают ситуации, когда приходится вернуться к людям или местам, с которыми ты успел попрощаться. И может быть сейчас, вызвав в своей памяти хрупкие реминисценции того времени, ты, милый читатель, поймешь, что такие возвращения не приносят ничего кроме разочарования, даже если тебе бывает непонятна причина.

Что же происходит? Отчего, казалось бы, одно и то же действие с нашей стороны может принести столько радости в одном случае и так опечалить в другом, поселив в сердце тягостное чувство тоски? Но пока ты будешь искать ответ на этот вопрос, обращаясь к чистейшему зеркалу твоей жизни – к твоему прошлому – я позволю себе начать разговор о страхе, как и собирался сделать в начале главы.

Страх почти всегда связан с будущим. Если ты здоров, ты боишься заболеть. Если заболел, к тебе приходит гнетущий страх смерти. Все страхи связаны с неизвестностью, карающей своей жестокой недосказанностью только будущее. Horror Novi [13]. Боязнь нового. Нового, а значит неизведанного. Иногда эти страхи обретают конкретную форму, примеры тому я уже приводил, хотя в том не было ни малейшей надобности, ибо они суть самое многочисленное явление. Страх, приобретший ярко выраженный характер, подобно тени предмета, ожившей из бесформенного пятна, приобретая вместе с тем все его качества, называется фобией. Наоборот. Если страх не относится в отдельности ни к чему, мы и говорим о страхе перед будущим, а значит перед новым. Как видитшь, пока я не сказал ничего удивительного. Мои слова, как никогда прежде, стали безликими, а мысль невыразительной. Однако без столь общего вступления (конраст противоположностей) мне было бы крайне трудно показать тебе, мой милый читатель, как разительно непохож страх, преследующий нашу героиню с давних пор, на те тревоги, к которым мы настолько привыкли, что они почти перестали нас обременять.

Страх Евы непохож (а потому непонятен) на страхи других людей уже потому, что это не страх перед будущим. Ее не гнетет призрачная неизвестность. Она боится прошлого. И тут мне придется вновь обратиться к общим понятиям для того, чтобы найти истоки такого странного явления.

Итак, я уже говорил, что наше прошлое есть самое чистое и прозрачное зеркало нашей жизни. И хотя все, что мы запоминаем, имеет эмоциональный окрас, а именно неявно подразумеваемое наше отношение к тому, что так бережно хранит для нас наша память, тем не менее, это единственное, что лишено чересчур искаженных красок будущего. Настоящее – это миг. Мы его почти не замечаем. Миг и вечность неотделимы друг от друга. Никто не сможет сосчитать, сколько мгновений содержит в себе вечность – даже если предположить, что вечность это всего лишь отведенное нам время, ибо мы не знаем, насколько краток миг. Но чего можно бояться в прошлом, спросишь ты, мой нетерпеливый читатель? И тут я замечу, что прошлое может быть почти незаметным… до тех пор, пока в нем отражены все события (нас посещает тревога, когда мы не можем что-то вспомнить) и пока эти события строго упорядочены. Простейшее объяснение тому кроется в следующем парадоксе нашего восприятия: никто не может объяснить формально, что представляют из себя причина и следствие, а уж тем более безуспешными окажутся попытки найти первопричину («Но ведь она должна быть!» – так и хочется воскликнуть, но здесь, дабы сокранить душевное спокойствие, этим придется ограниться, ибо дальнейшие поиски объяснения только еще больше запутают нас, заведя в тупик). Итак формально мы не можем определить причину и следствие, однако интуитивно эти связи выстраиваются в правильной последовательности: причина следствия, которое, в свою очередь, является причиной другого следствия и т. д. и происходит это в момент наступления очередного события. А теперь попытаемся представить себе ситуацию, в которой наша героиня находится уже длительное время, а именно попытаемся вообразить, что будет с нами, если события в памяти перетасуются подобно картам в колоде, и причинно-следственные связи будут нарушены.