Если обманешь - Коул Кресли. Страница 14

Предсказания были сделаны несколько веков назад, но «Книга» хорошо сохранилась, ее обложка излучала неземной свет. Внутри имелась единственная помарка – пятно крови на последней странице, посвященной его отцу…

Десятому Каррику:

Любимая твоя родит тебе трех темных сыновей. Радовать будут они тебя, пока не прочитают этот том. Слова, которые они узрят, прервут молодую линию твоей жизни. Умрешь ты, с ужасом сознавая, что они превратятся в окаянных людей, обреченных ходить рядом со смертью или бродить одним. Их удел – безбрачие, незнание любви или привязанности. Твоя линия прервется, поскольку никто не примет их семя. Смерть и мучения ждут тех, кого застигнет их пробуждение…

Последние две строки прочитать было невозможно, поскольку они были залиты несмываемым пятном крови.

Оба его брата верили в предсказание, безоговорочно принимали содержавшееся в нем предупреждение. Оба жили согласно «Книге», и Итан приветствовал это. Но его собственное отношение к предсказанию было… более сложным, что ли.

Он знал, что фолиант обладал осязаемой силой и не поддавался разрушению. И было немало свидетельств, подтверждавших содержавшиеся в ней предсказания: ни он, ни его братья не имели детей, все трое, в силу профессии, ходили рядом со смертью, и обе попытки двух из них вступить в брак закончились тем, что одна из невест погибла, а другая едва не последовала вслед за ней.

В точности как было предсказано, их горячо любимый отец Лит, умер на следующий же день после того, как сыновья прочли эти строки.

Можно было объяснить это совпадением. Тайной или неизвестной детской болезнью можно было объяснить, почему ни к одному из трех братьев никогда не обращались с просьбой помочь в воспитании ребенка или с требованием жениться, хотя раньше, в течение ряда лет, они всерьез надеялись на это. Корт даже как-то высказал предположение, что именно поэтому Итан переспал с таким невероятным количеством женщин. Черт, может быть, Корт был прав, может быть, Итан действительно хотел, чтобы хоть одна из них родила ему дитя.

А как объяснить смерть невесты Итана в ночь накануне свадьбы?

Злые языки распространяли слух, будто Итан загнал ее на крышу Карриклиффа – их родового поместья – и толкнул навстречу смерти…

Итан относился к «Книге» без благоговения, воспринимал ее как символ веры; поскольку все трое братьев были сами по себе и так достаточно гнусными – так зачем еще в это «Книгу» впутывать? Итан вел разумную жизнь, и толика здравого смысла подсказывала ему, что проклят ты или нет, будь ты убийцей, наемником или того хуже, но лучше не портить невинных.

Тогда какого черта он вообще думает о том, чтобы завтра отправиться на поиски девчонки?

«Тебе не приходило в голову, что я просто хотела тебя?..» Итан лежал в постели до рассвета и таращился в потолок, восстанавливая поминутно в памяти вчерашний вечер. То самое необъяснимое ощущение необходимости увидеть ее все еще не покидало его.

Он хотел выкинуть ее из головы и в то же время жаждал ночью ворваться в дом Куина и забрать ее. В нем вновь нарастало желание заполучить ее, обладать ею. Итан не понимал этого. Он желал ее так сильно, как ни одну женщину до нее.

Итан вспомнил, как он отказал хорошенькой проститутке, которая демонстрировала ему свои груди. Но стоило вспомнить, как накрывал ладонями маленькие грудки этой девчонки, и его ствол становился твердым как дерево. Да, он только что поимел ее и еще слишком свежи приятные впечатления, но реакция на нее тревожила.

Что, если она была единственной, кто мог пробудить в нем такую страсть? Даже с учетом непредвиденного конца, обладание ею было… невероятно приятным. Просто касаться ее дрожащего тела.

Что, если без нее он больше никогда не испытает такой сильной страсти?

Были и другие вопросы, связанные с этой крошкой, на которые он хотел бы получить ответ. Если она была девственницей, почему ее не шокировала обстановка на маскараде? И откуда она знала, как следует ласкать его, откуда такое мастерство?

Более того, почему у нее сложилось впечатление, что он будет достаточно благороден, чтобы сделать ей предложение в ответ на ее игру?

И Итан не прочь был бы узнать, почему его ствол оставался таким твердым, напряженным и пульсирующим все время с тех пор, как он ее оставил. Он взял его в ладонь и начал поглаживать, но резко прекратил это и, прошипев ругательство, отдернул руку. Почему он должен терять время на то, чтобы удовлетворять себя рукой, когда мог бы вместо этого еще раз оказаться внутри ее?

Для этого особо ничего не нужно было делать.

Итан сделал бы ее своей любовницей.

Обреченно вздохнув, он встал, чтобы умыться и одеться, решив, что постарается договориться с ней сегодня утром. В процессе бритья он осознал, что существуют помехи на пути осуществления этого плана.

Во-первых, если она действительно не намеревалась устроить ему ловушку, то обижена его обвинением и не захочет говорить с ним.

Во-вторых, прошлым вечером он причинил ей боль. Итан вспомнил ее реакцию, ее великолепное тело, извивающееся под ним сначала от наслаждения, но потом… от мучительной боли.

Сейчас, когда рассеялся ночной туман, он понял, что причиненная им боль была изрядной. Она просила его двигаться медленнее, но он не захотел тратить время на то, чтобы подготовить ее. Он сошел с ума от желания кончить, поглупел от вожделения. Он взял ее грубо, напролом, притом, что она была такой нежной и хрупкой.

Проклятие! Ему совсем не хотелось причинять ей боль, доводить ее… до слез.

Слезы женщин не трогали его – таким он был, и все тут. Это такое проявление жестокосердия, которое другие отмечали в нем с подростковых времен. Почему же его так взволновали ее слезы?

Был момент, когда Итан готов был пообещать девчонке все, что угодно, лишь бы она прекратила плакать.

С привычной осторожностью он вел бритву по неровным краям шрама. Еще одно препятствие? Куина, наверное, особо тревожит судьба маленькой ведьмы. Или может вмешаться патрон Итана – Эдвард Уэйленд. Родители девушки были, вероятно, пытавшимися скрыть свою нищету, владевшими землей и не имевшими денег, но все еще влиятельными людьми, если водили дружбу с Уэйлендами. Никому, естественно, не удалось бы заставить Итана жениться на ней, но они могли сильно разозлить его, стоило им лишь затронуть эту тему.

Тем не менее, у каждого была своя цена. Она ведь не просто так охотилась за богатым мужем, а Итан уже обесчестил ее. Возможно, ее семья погрязла в долгах, а может быть, у нее были сестры, нуждавшиеся в приданом. Итан готов был заплатить сколько угодно, чтобы сделать ее своей любовницей, утолять с ней страсть какое-то время, а потом бросить. Ему хотелось поселить девушку в доме неподалеку, чтобы удобнее было удовлетворять свои прихоти, а взамен можно было бы решить все проблемы ее семьи.

Он снова провел бритвой по лицу и уставился в зеркало, разглядывая самое существенное препятствие на пути осуществления его плана.

«Если я еще раз встречусь с этой девушкой, у меня на лице уже не будет маски». Впервые за многие годы он изучал свое отражение. Шрам был глубоким и тянулся, натягивая кожу, по всей правой скуле, а затем резко преломлялся и шел вниз, по передней части щеки. Швы оставили характерные углубления по краям. Каждый сантиметр отметины резко белел при любом изменении выражения лица.

Браймер хорошо выполнил свою работу.

В ту ночь, когда Ван Роуэн осознал свою ошибку, он поспешил в конюшню, и ему стало плохо при виде того, что Браймер успел сделать с лицом Итана. В полуобморочном состоянии Ван Роуэн предложил щедрое возмещение или нанести такое же увечье ему самому.

Но у Итана были более грандиозные планы в отношении его и его жены, а также Браймера. Когда его освободили, Итан только скрипнул зубами от боли и, спотыкаясь, побрел к своей лошади. Лишь усилием воли он заставил себя держаться в седле, пока не выехал за пределы земель Ван Роуэна, и после этого, потеряв сознание, свалился в канаву, где провалялся два дня. Через несколько месяцев, прежде чем Итан смог реализовать свою месть, Ван Роуэна по пьянке спровоцировали на дуэль. Он был убит – умер, как принято, было говорить, в результате «джентльменского самоубийства».