Дочь снегов. Сила сильных - Лондон Джек. Страница 64

— Так. Хорошо, — сказал Ля Флич, когда индеец, закончив свой рассказ, наконец, откинулся назад на подушки. — Этот человек говорит правду. Он с верховьев Белой Реки. Он не может ничего понять. Он очень удивлен, что здесь так много белых людей. Он не думал, что на свете существует столько белых. Он скоро умрет. Его зовут Гоу. Давным-давно, три года тому назад, Джон Борг пришел туда, где жил Гоу. Он ходил на охоту и приносил много мяса, и потому стиксы с Белой Реки любили его. У Гоу была жена, Писк-Ку. Прошло время, и Борг собрался уходить. Он пошел к Гоу и сказал ему: «Дай мне твою бабу. Продай ее. За нее я дам тебе много хороших вещей». Но Гоу ответил: «Нет. Писк-Ку хорошая жена. Ни одна женщина не умеет так шить мокасины, как она. Она лучше всех выделывает оленью кожу, такую мягкую-мягкую. Гоу любит Писк-Ку». Но Джон Борг сказал, что ему до этого нет дела: он хочет Писк-Ку — и все тут. Тогда у них вышла большая драка; и Джон Борг увел Писк-Ку. Она не хотела идти с ним, но ей пришлось уступить силе. Борг называл ее Беллой и делал ей подарки, но она все время жалела о Гоу. Вот это сделал Борг, — добавил Ля Флич, указывая на шрам, который белел на лбу у индейца. — Долгое время Гоу был при смерти. Потом он поправился, но голова у него осталась не в порядке. Он никого не узнавал. Ни отца, ни мать — никого. Он был как малое дитя. Но в один прекрасный день что-то там у него щелкнуло в голове — клик-клик, — и он сразу выздоровел. Он узнал отца и мать, вспомнил Писк-Ку, вспомнил все. Отец сказал ему, что Джон Борг спустился вниз по реке. Тогда Гоу пошел за ним. Была весна, лед был некрепкий. Он очень боялся, особенно белых людей, которых здесь оказалось так много, а когда он стал подходить сюда, то шел только по ночам. Его никто не видел, но он видел всех. Он, как кошка, видит в темноте. Каким-то образом он пришел прямо к дому Джона Борга. Как это удалось ему, он и сам не знает, разве потому, что дело его было правое.

Сэн Винсент сжал руку Фроны в своей, но она вырвала ее и отошла в сторону.

— Гоу увидел Писк-Ку, когда она вышла кормить собак. У них был разговор. А ночью он пришел, и она открыла ему дверь. Вы знаете, что случилось потом. Сэн Винсент совсем не виноват. Борг убил Беллу. Гоу убил Борга. Борг убил и Гоу: Гоу недолго осталось жить. У Борга сильные кулаки. У Гоу внутри все разбито. Но Гоу все равно: ведь Писк-Ку умерла. После этого Гоу перешел на другой берег реки по льду. Я ему говорил, что вы все уверяете, будто это невозможно, будто человеку никак не перейти по льду в такое время. Но он смеется и говорит, что раз он перешел, значит, это возможно. Правда, было очень трудно, но он все-таки перебрался, хотя у него все болело внутри. Дальше он уже не мог идти и пополз на четвереньках. Так он добрался до Реки Стюарт. Когда он не мог больше двигаться, то лег на землю, ожидая смерти. Его нашли эти двое белых и привезли сюда. Ему все равно. Он скоро умрет.

Ля Флич кончил, но все кругом молчали. Тогда он добавил:

— По-моему, Гоу очень хороший человек.

Фрона подошла к Джекобу Уэлзу.

— Уведи меня отсюда, отец, — сказала она. — Я так устала.

Глава XXX

На следующее утро Джекоб Уэлз, несмотря на все свои миллионы, принялся, как всегда, колоть дрова, затем он закурил сигару и отправился искать Курбертэна. Фрона после завтрака вымыла посуду, повесила проветриваться одежду и накормила собак. Затем она вытащила из мешка потрепанный томик Вордсворта и отправилась на берег реки. Там она удобно устроилась на двух поваленных ветром соснах. Однако она только раскрыла книгу, но читать не стала: взоры ее устремились на поверхность Юкона, на водоворот у подножия скал на противоположном берегу, на поворот реки и на песчаную отмель, делившую реку пополам. Воспоминания о недавних приключениях все еще ярко вставали перед ней, впрочем, были моменты, которые совершенно исчезли у нее из памяти. Борьба с течением у скалы с расщелиной была воистину титаническая: Фрона не помнила, сколько времени она продолжалась, а про гонку вдоль берегов Расстанного острова она совсем не помнила, лишь рассудком понимала, что это было на самом деле.

Вдруг ей пришла в голову фантазия мысленно проследить поведение Корлиса за последние три дня. Зато она тщательно избегала всякого воспоминания о другом человеке, имени которого не хотела называть даже самой себе. У нее было смутное сознание, что с этими воспоминаниями связан какой-то ужас, с которым ей рано или поздно придется столкнуться, но ей хотелось отсрочить это мгновение. У нее ныло все тело, и не только тело, но и душа: ей не хотелось ничего делать, даже желаний никаких не было. Легче было вспоминать все равно что, хотя бы Томми, с его злым языком и трусливой душонкой; и Фрона тут же дала себе слово, что, когда Джекоб Уэлз получит дивиденды от Нортлэнд Компани, жена и дети Томми не будут позабыты в своем далеком Торонто.

Вдруг рядом с ней хрустнула сухая ветка; она очнулась и подняла глаза — около нее стоял Сэн Винсент.

— А ведь вы еще не поздравили меня по случаю моего счастливого избавления, — заговорил он весело и самоуверенно. — Но вы наверное вчера устали до смерти. Что касается меня, то я был совсем разбит. К тому же вы провели все утро на реке.

Он искоса поглядывал на девушку, стараясь угадать, каково ее настроение и как она поведет себя.

— Вы героиня, Фрона, настоящая героиня! — горячо продолжал он. — Вы не только спасли жизнь этому несчастному курьеру, вы и меня спасли. Тем, что заставили отложить суд. Если бы в первый день выступил еще хоть один свидетель, меня повесили бы до появления Гоу. Молодец этот Гоу! Ужасно жаль, что он при смерти.

— Я очень рада, что мне удались помочь вам, — ответила Фрона и умолкла. Она не знала, как ей говорить с этим человеком.

— Разумеется, я могу себя поздравить…

— Поздравлять себя с тем, что вас судили, вам нечего, — быстро перебила его девушка и посмотрела своему собеседнику прямо в глаза. — Я очень рада, что все окончилось благополучно, но поздравить вас я не могу.

— Ого! — протяжно произнес он. — Так вот, в чем дело! — Он добродушно улыбнулся и хотел было усесться рядом с Фроной, но она не двинулась с места, и он остался стоять перед ней. — Я могу все объяснить. Если и были женщины…

Руки Фроны были судорожно сжаты, но при этих словах она расхохоталась.

— Женщины? — спросила она. — Женщины! — повторила она. — Вы смешны и только, Грегори!

— После того как вы стояли за меня горой во время суда, — начал он, и в тоне его звучал упрек, — после этого, я думал…

— Ах, вам не понять! — с отчаянием произнесла она. — Вы ничего не поняли. Посмотрите на меня, Грегори, и постарайтесь понять. Ваш вид мне неприятен. Мне больно подумать, что вы меня когда-то целовали. Ваши поцелуи словно жгут мне губы, оскверняют меня. Почему? Из-за женщин, вы думаете, из-за романов, которые вы «можете объяснить»? Как вы далеки от истины! Хотите, я скажу вам почему?

С реки донесся звук чьих-то голосов. Фрона посмотрела и увидела, что Дэл Бишоп сидит в лодке, а Корлис, идя по берегу, тащит лодку на бечеве против течения.

— Сказать вам почему, Грегори Сэн Винсент? — повторила девушка. — Почему я чувствую себя оскверненной вашими поцелуями? Потому, что вы нарушили долг товарищества. Потому, что вы водили хлеб-соль с человеком, а затем хладнокровно смотрели, как убийца вонзал этому человеку в грудь нож, а сами пальцем не пошевельнули. Мне легче было бы, если бы вы умерли, защищая его: память о вас была бы тогда для меня священна. Лучше бы вы сами убили его: это доказало бы, что вы, по крайней мере, настоящий мужчина.

— И это вы называете любовью? — презрительно спросил Сэн Винсент. Вся злоба, таившаяся в нем, вдруг всплыла на поверхность. — Это любовь только до черного дня! Да, нам, мужчинам, часто приходится разочаровываться.

— А я думала, что у вас большой опыт на этот счет, — возразила девушка, — вы забываете, кажется, про многочисленных женщин…