Лунная долина - Лондон Джек. Страница 6

— Ну, не знаю, — надменно и с тайным раздражением возразила Мери.

— Мой отец предпочел остаться в Восточных штатах, он хотел принять участие в Гражданской войне. Он был барабанщиком. Вот отчего он только потом попал в Калифорнию.

— А мой отец вернулся, чтобы участвовать в Гражданской войне, — сказала Саксон.

— И мой, — подхватил Билл.

Они радостно взглянули друг на друга: еще и это их сближало.

— Ну, хорошо, но ведь они все умерли, верно? — желчно заявил Берт.

— Все равно, где умереть, — в бою или в богадельне. Суть-то в том, что их уже нет. А мне вот наплевать, хоть бы моего отца повесили. Кто об этом спросит через тысячу лет? Довольно вам хвастаться своими предками, надоело! Да мой отец и не мог бы тогда сражаться: он родился спустя два года после войны. Зато двое моих дядей были убиты при Геттисберге. Кажется, хватит с нас!

— Еще бы, — поддержала его Мери.

Берт снова обнял ее.

— Зато мы живы. Верно? А это главное. Мертвые — мертвы, и — голову даю на отсечение! — мертвыми и останутся.

Мери зажала ему рот рукой и начала бранить за то, что он говорит такие ужасные вещи, а он поцеловал ее ладонь и придвинулся к ней.

По мере того как ресторан наполнялся публикой, веселый стук тарелок становился все громче. Там и сям сквозь гул голосов прорывалась песня, слышался пронзительный визг и восклицания женщин, взрывы басовитого мужского хохота. Это молодые люди, как всегда, шутили со своими приятельницами. Многие мужчины были заметно навеселе. Какие-то девушки, сидевшие за одним из соседних столиков, стали звать Билла, и Саксон с новым проснувшимся в ней ревнивым чувством отметила, что он всеобщий любимец и эти девушки очень хотели бы его заполучить.

— Какой ужас! — неодобрительно сказала Мери. — Экие нахалки! Ни одна уважающая себя девушка этого себе не позволит! Нет, вы послушайте!

— Билл! Билл! — звала одна из них, пухленькая молоденькая брюнетка. — Надеюсь, ты узнаешь меня, Билл?

— Конечно, цыпленок, — галантно отозвался он.

Но Саксон заметила с радостью, что он морщится, и почувствовала к брюнетке решительную неприязнь.

— Потанцуем? — крикнула брюнетка.

— Может быть, — отвечал он и тут же круто повернулся к Саксон.

— Мы, старые американцы, должны держаться друг друга, правда? Как вы думаете? Ведь нас осталось так мало. К нам сюда валом валят всякие иностранцы…

Он говорил спокойно, вполголоса, в тоне интимной доверчивости, склонив к ней голову и как бы давая этим понять той девушке, что он занят.

Молодой человек, сидевший за столиком напротив, обратил внимание на Саксон. Одет он был неряшливо и казался грубым, его спутники — мужчина и женщина — тоже. Лицо у него побагровело, глаза дико сверкали.

— Эй, вы! — крикнул он. — Вы там, бархатные туфельки, наше вам!

Девушка, сидевшая рядом с ним, обняла его за шею и пыталась успокоить, но он бормотал из-под ее руки:

— Вот это краля так краля. Увидишь… я пойду туда и отобью ее у этих обормотов!

— Хулиганы из мясных рядов, — презрительно фыркнула Мери.

Саксон встретила взгляд девушки, с ненавистью смотревшей на нее. Потом она посмотрела на Билла и увидела гневные искорки в его взоре. Теперь его голубые глаза были особенно красивы и задумчивы, они то темнели и затуманивались, то вспыхивали, то снова меркли. Ей стало в конце концов казаться, что они таят в себе какую-то бездонную глубину. Он смолк, видимо ему не хотелось говорить.

— Не затевай скандала! — заметил Берт. — Они с того берега и не знают тебя, вот и все.

Вдруг Берт поднялся, подошел к соседнему столику, что-то шепнул сидевшим и вернулся. Все трое сразу же повернулись и посмотрели на Билла. Парень, пристававший к Саксон, поднялся, стряхнул с себя руку девушки, пытавшейся удержать его, и, пошатываясь, подошел к Биллу. Это был широкоплечий малый с жестким, злым лицом и колючим взглядом. Он, видимо, утихомирился.

— Так это вы. Большой Билл Роберте? — спросил он заплетающимся языком и, покачнувшись, уцепился за стол. — В таком случае отступаю… Страшно извиняюсь… Восхищен вашим вкусом по женской части… А уж я в этом деле знаток! Я же не представлял, кто вы, а то бы и глазом не мигнул в вашу сторону… Поняли? Еще раз прошу извинить… Дайте мне вашу руку…

— Ну ладно, — сказал Билл мрачно. — Все в порядке. Забудем это недоразумение. — Он, насупившись, пожал парню руку и медленным мощным толчком пихнул его обратно к столу.

Щеки Саксон пылали. Вот это мужчина, это защитник, на него можно положиться! Достаточно было назвать его имя — и даже такой хулиган оробел!

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

После обеда оркестр сыграл еще два танца, затем музыканты перекочевали на спортивное поле.

Танцоры и вся публика, сидевшая за столиками, а также гулявшая в парке, последовали за ними. Пять тысяч человек разместились на поросших травой склонах естественного амфитеатра, а часть зрителей хлынула на спортивное поле. Первым номером было объявлено перетягивание каната. Состязание происходило между каменщиками Окленда и Сан-Франциско, и участники игры, плечистые, грузные, уже занимали места вдоль каната. Они каблуками вырывали ямки в земле для опоры, натирали землей руки, шутили и балагурили.

Судьи и наблюдатели напрасно старались удержать напиравшую толпу родственников и друзей — кельтская кровь взыграла и кельтский дух соревнования жаждал победы. Стоял невероятный шум: крики, подбадривания, советы, угрозы. Некоторые из участников одной команды подходили к другой, чтобы предупредить нечестную игру. Среди разгоряченных зрителей было не меньше женщин, чем мужчин. От шаркающих, топающих ног стояла в воздухе неоседающая пыль. Мери кашляла, задыхалась и умоляла Берта увести ее. Но Берт, возбужденный, как подросток, предстоящей свалкой, старался протиснуться еще ближе. Саксон прижалась к Биллу, который медленно и настойчиво пробивал для нее локтями и плечами дорогу.

— Разве здесь место для девушки, — проворчал он, глядя на нее с высоты своего роста, и будто в рассеянности своим могучим локтем так дал под ребра какому-то верзиле ирландцу, что тот сейчас же попятился.

— Как только начнут, страсти, конечно, разгорятся. Ребята слишком здорово выпили, а вы представляете, как в таких случаях могут разойтись этакие буяны.

Саксон чувствовала себя очень неуютно среди обступивших ее коренастых мужчин и женщин. Она казалась рядом с ними совсем девочкой, нежной и хрупкой, словно существо другой породы. Только сила и ловкость Билла спасали ее. Его взгляд то и дело скользил по лицам женщин, затем неизменно возвращался к ней, — и она не могла не заметить, в чью пользу было сравнение.

В нескольких шагах от них произошла какая-то заминка, раздались возмущенные восклицания, посыпались удары. Толпа тревожно всколыхнулась. Какой-то огромный мужчина в толкотне боком налетел на Саксон и притиснул ее к Биллу, тот схватил его за плечо и отшвырнул гораздо решительнее, чем действовал обычно. У жертвы невольно вырвалось рычание, мужчина повернул голову; он оказался загорелым блондином с сердитыми, бесспорно ирландскими глазами.

— Эк тебя, черт… — огрызнулся он.

— Ты чего стоишь, я тебя не держу, — с презрительным спокойствием ответил Билл и толкнул ирландца еще решительнее.

Ирландец опять зарычал и сделал отчаянное усилие, чтобы повернуться, однако, зажатый с двух сторон теснившимися людьми, не смог пошевельнуться.

— А вот я тебе сейчас морду набью! — заорал он с бешенством; но вдруг выражение его лица изменилось — губы распустились в улыбку и в сердитых глазах засветилась радость.

— Так это вот кто! — сказал он. — А я и не знал, что это вы так толкаетесь. Я видел, как вы тогда поколотили «Свирепого Шведа», хотя дело было решено в его пользу.

— Нет, не видели, приятель, — шутливо ответил Билл. — Вы видели, как здорово меня отлупили в тот вечер. И решение было совершенно правильное.

Ирландец совсем просиял. Он намеревался своей ложью польстить Биллу, но тот так горячо опроверг ее, что это только усилило его преклонение перед молодым боксером.