Морской волк. Рассказы рыбачьего патруля - Лондон Джек. Страница 46

Она покачала головой.

– Я ничего не видела. Для меня это так же загадочно, как и для вас. Он внезапно выпустил меня и отшатнулся… Но что нам теперь делать? Что я должна делать?

– Подождите, пока я вернусь, – ответил я.

Я вышел на палубу. Луи стоял на руле.

– Вы можете пойти спать, – сказал я ему, становясь на его место.

Он не стал медлить, и я остался один на палубе «Призрака». Стараясь производить как можно меньше шума, я взял марселя на гитовы, отдал бом-кливер и стаксель и подтянул грот. Потом я вернулся вниз к Мод. Приложив, в знак молчания, палец к губам, я прошел в каюту Вольфа Ларсена. Он лежал в том же положении, в каком я его оставил.

Голова его беспокойно металась по подушке из стороны в сторону.

– Могу я чем-нибудь помочь вам? – спросил я.

Сначала он не отвечал, но на мой повторный вопрос произнес:

– Нет, нет, мне ничего не надо. Оставьте меня до утра.

Когда я повернулся к выходу, я заметил, что голова его снова начала метаться по подушке. Мод терпеливо ждала меня, и мной овладела радость, когда я увидел ее гордо посаженную головку и спокойные, лучистые глаза. В них светилось спокойствие ее души.

– Доверяете ли вы мне настолько, чтобы решиться на путешествие в шестьсот миль?

– Вы хотите сказать?.. – спросила она, и я знал, что она поняла мою мысль.

– Да, именно это, – ответил я. – Для нас ничего не остается, кроме лодки.

– Для меня, хотите вы сказать? – возразила она. – Вы здесь в такой же безопасности, как и раньше.

– Нет, для нас ничего не остается, кроме лодки, – с упорством повторил я. – Будьте любезны одеться как можно теплее и собрать вещи, которые вы хотите взять с собой.

– И поторопитесь, – бросил я ей вдогонку, когда она направилась в свою каюту.

Кладовая находилась как раз под кают-компанией. Открыв люк в полу и захватив с собою свечку, я спустился туда и начал шарить среди судовых запасов. Я отбирал, главным образом, консервы и передавал их в протянутые сверху руки Мод.

Мы работали молча. Я запасся также одеялами, рукавицами, дождевыми плащами и шапками и тому подобными предметами. Нелегко было довериться маленькой лодке среди бурного моря, и мы непременно должны были защитить себя от холода и сырости. Лихорадочно работая, мы вытаскивали нашу добычу на палубу и укладывали ее на шканцах. Слабые силы Мод скоро иссякли, и она в изнеможении должна была присесть на ступеньки юта. Но это не помогло ей, и она легла, раскинув руки, прямо на твердую палубу. Такой прием применяла моя сестра, и я знал, что, благодаря ему, Мод скоро оправится. Оружие тоже пригодилось бы нам, и я вернулся в каюту Вольфа Ларсена, чтобы взять его винтовку и дробовое ружье. Я заговорил с ним, но он не ответил, хотя голова его все еще моталась из стороны в сторону, и он, очевидно, не спал.

– Прощай, Люцифер, – сказал я про себя, тихо закрывая за собой дверь.

Теперь на очереди были патроны, и мне нетрудно было их достать, хотя и пришлось спуститься за ними в кубрик. Я унес два ящика из-под самого носа кутивших охотников.

Теперь нужно было спустить лодку. Одному человеку это не так-то просто было сделать. Справившись с этим, я удостоверился, что весла, уключины и парус – все на своем месте. Но нужна была еще пресная вода, и я забрал бочонки со всех лодок на борту. Так как последних было теперь девять, то мы были обеспечены и водой, и балластом. При обилии взятых мною запасов была даже опасность, что лодка окажется перегруженной.

В то время как Мод передавала мне провизию и я укладывал ее в лодку, на палубу вышел матрос. Он постоял у борта, потом медленно побрел на шканцы и остановился, обратившись лицом к ветру и спиною к нам. Я присел в лодке, и сердце у меня стучало. Мод неподвижно лежала в тени рубки. Но матрос ни разу не повернулся. Заложив руки за голову, он громко зевнул и снова ушел на бак.

Через несколько минут лодка была нагружена. Я помог Мод перелезть через перила и, чувствуя ее так близко от себя, с трудом удерживался, чтобы не крикнуть: «Я люблю вас! Люблю!» Одной рукой держась за перила, другой я поддерживал ее при спуске, гордясь своей силой: этой силы я не имел несколько месяцев назад, в тот день, когда я простился с Чарли Фэрасетом и отправился в Сан-Франциско на злополучном «Мартинеце».

Отрезав веревки, я прыгнул вслед за ней. Никогда в жизни мне не приходилось грести, но я взялся за весла и ценою больших усилий увел лодку в сторону от «Призрака», Затем я принялся за парус. Я часто видел, как ставятся в лодке паруса, но сам проделывал это впервые. Охотники справлялись с этой задачей в две минуты, у меня же она отняла целых двадцать. Но все же, в конце концов, это было сделано и, взяв в руки рулевое весло, я направил лодку по ветру.

– Там лежит Япония, – заметил я, – прямо перед нами.

– Гэмфри ван-Вейден, – сказала Мод, – вы смелый человек!

– Нет, – ответил я, – это вы смелая женщина.

Мы повернули головы, повинуясь инстинктивному желанию последний раз взглянуть на «Призрак». Его невысокий корпус поднимался и нырял среди волн, паруса темной массой выделялись среди ночи, подвязанный штурвал скрипел при поворотах руля. Потом очертания шхуны и долетавшие с нее звуки отодвинулись вдаль, и мы остались одни среди темного моря.

Глава XXVII

Забрезжило утро, серое и холодное. Лодка качалась под свежим бризом, и компас показывал, что мы держим курс прямо на Японию. Пальцы у меня озябли, несмотря на рукавицы, и мне больно было держать рулевое весло. Ноги ломило от холода, и я не мог дождаться восхода солнца.

Передо мной на дне лодки лежала Мод. Ей было тепло, так как она была укутана в теплые одеяла. Верхним одеялом я прикрыл ей лицо, чтобы защитить его от ночного воздуха. Я видел лишь смутные ее очертания и выбившуюся прядь светло-каштановых волос, сверкавших каплями росы.

Я долго смотрел на эту прядь, как смотрит человек на то, что ему дороже всего на свете. Мой взгляд был так пристален, что она зашевелилась под одеялами и, откинув верхнюю складку, улыбнулась мне глазами, тяжелыми от сна.

– Доброго утра, мистер ван-Вейден, – сказала она. – Что, еще не видно земли?

– Нет, – ответил я, – но мы приближаемся к ней со скоростью шести миль в час.

– Мм… – разочарованно протянула она.

– Но это составляет сто сорок четыре мили в сутки, – добавил я в утешение.

Лицо ее просветлело.

– А сколько нам нужно проплыть?

– Вон там Сибирь, – указал я на запад, – но в шестистах милях отсюда к юго-западу лежит Япония. Если этот ветер удержится, мы будем там через пять дней.

– А если будет буря? Наша лодка не выдержит ее?

Она умела смотреть собеседнику прямо в глаза и требовать правды.

– Если буря будет очень сильна, – ответил я.

– Что же тогда?

Я наклонил голову.

– Но нас каждую минуту может подобрать какая-нибудь промысловая шхуна. Их много раскидано в этой части океана, – помолчав, заметил я.

– Но вы ведь совсем продрогли! – вскричала она. – Не отрицайте, я вижу! А я-то лежала и все время грелась под одеялами!

– Не вижу, чем бы это помогло делу, если бы и вы сидели и зябли, – засмеялся я.

– И все-таки поможет! Дайте мне только научиться править!

Она села и занялась своим несложным туалетом. Она распустила волосы, и они коричневым облаком закрыли ей лицо и плечи. Милые, каштановые волосы! Я хотел целовать их, пропускать их между пальцами, зарыться в них лицом. Очарованный, я смотрел на них, пока не налетел порыв ветра и захлопавший парус не напомнил мне о моих обязанностях. Идеалист и романтик, каким я был, несмотря на свой аналитический ум, я все же до сих пор плохо понимал физические проявления любви. Я всегда считал любовь между мужчиной и женщиной чем-то возвышенным, какими-то духовными узами, соединяющими и взаимно притягивающими души. Плотские узы играли небольшую роль в моем представлении о любви. Но теперь полученный мною сладостный урок показал мне мою ошибку. Я понял, что душа может выражаться через тело. Я понял, что нежность и запах волос любимой говорят нам то же, что и свет, сияющий в ее глазах, и мысли, слетающие с ее губ. Итак, я смотрел на светло-каштановые волосы Мод, и любил их, и узнал о любви больше, чем мне могли рассказать все певцы и поэты своими песнями и сонетами.