Призраки бизонов. Американские писатели о Дальнем Западе - Линдсей Вэчел. Страница 109

Дэвис, ехавший рядом с ним, все время потирал вялым, несвойственным ему движением нос, трогал губы, или медленно проводил по глазам и по лбу, будто снимая приставшие паутинки. Мы все устали, даже Джил дремал в седле, так что увидели лошадей, толпившихся на поляне, только когда чуть не наехали на них. Они понуро стояли под падающим снегом.

— Это шериф, — сказал Джил. — Ризли! — И затем: — Мать честная, да это ж Кинкэйд!

И верно, с перевязанной головой, несколько осунувшийся, но в общем такой, как всегда: спокойный, дружелюбный и явно чувствующий себя неловко. С ним рядом еще трое: Тайлер, Дрю и прыщавый конторщик Дэвиса Джойс. Судья был красен как свекла и говорил, захлебываясь от негодования, но слова, долетая до нас сквозь снег, звучали отрывисто и глухо.

— Это преднамеренное убийство, иначе не назовешь! Я вас, Тетли, предупреждал неоднократно, и Дэвис предупреждал, и Осгуд! Вы все нас слышали; все были предупреждены. Правого суда вы добивались, да? Ну так, Богом клянусь, вы от него теперь не уйдете, от настоящего суда! Все вы до одного находитесь под арестом по обвинению в убийстве! Мы дадим вам возможность на собственной шкуре испытать, так ли уж медленно действует законный суд!

Ему никто не ответил, я, по крайней мере, не слышал.

— Господи, — сказал Джил. — Чувствовал я: что-то не так. Знал, надо подождать. Все эта скотина Тетли…

Теперь всякий на Тетли будет валить. Я промолчал.

Шериф глядел сурово, но не в пример Тайлеру языком не молол. Невысокий, коренастый, с седыми моржовыми усами и черными кустистыми бровями, он был в теплом овчинном полушубке с поднятым воротником. Глубоко сидящими голубыми глазами он посмотрел по очереди на каждого из нас. Никто, кроме Тетли, не пытался выдержать его взгляд, но и тому не больно-то удалось.

Заставив нас опустить глаза, он сказал что-то судье, что именно, мы не расслышали. Судья раскудахтался было, но когда Ризли и на него глянул в упор, кудахтанье тут же прекратилось. А судья снова угрожающе посмотрел на нас и принялся выпячивать и вытягивать нижнюю губу, издавая при этом какой-то неприятный чавкающий звук.

Ризли некоторое время посидел в седле молча, будто сосредоточенно обдумывал что-то, но ни на секунду не спуская с нас глаз. Наконец он поднял глаза, уставился поверх голов на падающий снег и проглядывающие сквозь него молочно-голубые тени деревьев, и сказал:

— Я никого из них не узнал. Мы разминулись в метель, а я очень спешил.

— Но это же тайный сговор, Ризли, — поднял было голос судья, еще больше наливаясь краской. — Довожу до вашего сведения, что я не…

— А вы что предполагаете делать? — перебил Ризли, в упор глядя на него.

Судья завел высокопарную речь относительно доброй славы нашего края и всего штата и о том, что подобные нарушения правовых норм могут сильно подпортить им с Ризли репутацию. У него ничего не получилось. Все только ждали, когда он замолчит. Против всех ему без Ризли было не выстоять.

Только он начал всерьез распаляться, Ризли сказал:

— Меня даже не интересуют зачинщики. Никому не было надобности ехать, если он того не хотел. — Затем продолжал уже другим тоном, будто кончил несущественное вступление и перешел к делу:

— Мне нужно девять человек для уполномоченного отряда.

Мы все вызвались. Все устали и вдоволь наохотились за людьми, и насудились, но чувствовали: он дает возможность искупить как-то свою вину. Даже Тетли вызвался, но Ризли его игнорировал, Мэйпса он тоже обошел. Однако, взял Уайндера и, значит, Гэйба Харта, взял Мура, взял он и Фернли, после того как иссверлил его взглядом, Кинкэйд при этом приободрился. Он чуть-чуть улыбнулся, приподнял руку в знак приветствия Фернли. Фернли распрямился, будто ему полжизни вернули. Фернли был хоть и злой человек, но честный. Может, в тот момент он не особенно одобрял Ризли, но себя одобрял и того меньше.

Отобрав свою десятку, Ризли велел остальным ехать по домам.

— Давайте беритесь за свои дела, — сказал он. — Не собирайтесь вместе компаниями. Если вас будут одолевать вопросами, говорите просто, что этим делом занимаюсь я со специально подобранным отрядом. Всех ртов не позатыкаешь, но будет куда меньше шума, если вы не станете встревать в разговоры. Никто этих людей знать не знал. — Он обернулся к судье и сказал умиротворяюще: — Приходится действовать так. Ничего не поделаешь…

— Может быть, может быть, — пробормотал судья. — Тем не менее… — начал он и сник. В сущности, так ему спокойнее. На счет него можно было не волноваться.

Ризли и Дрю пробились сквозь нашу толпу, избранные потрусили за ними. Остальные начали потихоньку двигаться домой. На этот раз Тетли пришлось ехать в одиночестве. Но он был человек железный; лицо не выражало ничего, даже усталости.

Дэвис остановил Ризли и Дрю. Он как-то странно мялся и мямлил, то ли от усталости, то ли оттого, что немного умом тронулся. Разговаривая с ними, он крутил поводья, иногда рывком растягивая их во всю длину, а то, вдруг запнувшись, все тем же немощным жестом тер лоб и глаза. Поспрашивав, Дрю добился наконец, что по какой-то малопонятной причине, а скорее под настроение Дэвис решил, что ему не следует отвозить письмо жене Мартина. Он хотел, чтобы отвез Дрю. И чтоб женщину в помощь жене Мартина искал тоже Дрю; по-видимому, эта просьба запала ему в душу больше всего, он ее несколько раз повторил, упирая на то, что надо искать женщину немолодую, имевшую детей, несварливую. И твердил: Дрю должен понять, почему он, Дэвис, не может сам доставить письмо.

По лицу Дрю видно было, что он этого не понимает. Большой, плотный, сероглазый, загорелый, с окладистой каштановой бородой, в сером сюртуке и испанском сомбреро с серебряными наконечниками в виде тонких витых раковин на концах шнурка, он курил тонкую мексиканскую сигару и, разговаривая, не вынимал ее изо рта. Отнесся к просьбе с некоторым нетерпением, думая лишь как бы получше со всем этим разделаться. Ну, понятно, он не видел того, что видели мы. Но вообще-то он не был совсем уж бесчувственный: когда Дэвис спросил, правда ли, что он продал коров Мартину, таким тоном, словно ответ имел существенное значение лично для него, Дрю сказал, хоть и не сразу:

— Правда. Вот бедняга. Уж лучше б не продавал. — И прибавил: — Не доводит до добра нарушать заведенный порядок. Можно иной раз кого и в заблуждение ввести. — Поведение Дэвиса явно казалось ему странным, однако, он взял письмо и кольцо, и обещал, если сам не сможет, отправить с доверенным человеком. Обещал также послать женщину, которая действительно окажет помощь, а не ограничится соболезнованиями. Поскольку Дэвис не унимался — как педант, который, находясь при смерти, никак не может вспомнить, все ли его дела приведены в порядок, — в ответах Дрю начало проскальзывать раздражение. Тем не менее он подумал и о том, о чем Дэвису не хотелось самому спрашивать.

— Я, конечно, верну его жене деньги, которые он уплатил за коров, — сказал Дрю нетерпеливо, снимая тяжелый груз с души Дэвиса. — Деньги при мне, я даже не успел домой заехать. — Он уже собрался уходить, но посмотрел в упор на Дэвиса и отважился высказать свое мнение по поводу того, что, строго говоря, его не касалось: — Вам бы отдохнуть надо. Полно себя мучить. Насколько я слышал, вы сделали все, что было в ваших силах, а теперь уж ни вы и никто другой горю не поможет…

Дэвис посмотрел на него так, будто это у Дрю, а не у него самого ум за разум зашел. Но промолчал и только кивнул.

Ризли подал своему отряду знак, поехали, мол, и они не спеша двинулись цепочкой по заваленной снегом дороге. Доехав до просеки между высокими соснами, перешли на рысцу и наконец скрылись из вида, пропали за плотной снеговой завесой. Здесь, на поляне стало уже совсем светло.

— Наверно, это все-таки та, вторая компания была, — сказал Джил.

— О чем ты? — спросил Дэвис.

— Да о тех людях, про которых Смол с Кэрнсом говорили.

— А-а. Да, надо полагать…

Когда мы повернули лошадей, Джил сказал: