Собрание сочинений в 14 томах. Том 3 - Лондон Джек. Страница 89

Мы обнаружили следы дыр, заделанных деревянными пробками и сверху закрашенных, но их оказалось не так много, как я ожидал. Чарли, заметив мое разочарование, засмеялся и, желая меня утешить, рассказал доподлинную историю одного рейда, предпринятого к плавучему дому Короля греков с целью захватить его владельца, предпочтительно живым, а в крайнем случае – мертвым. После шестичасового боя патрульные отступили в поврежденных лодках, потеряв одного убитым и троих ранеными. Вернувшись на следующее утро с подкреплением, они от барки Большого Алека застали только причальные сваи. Сама барка на многие месяцы была спрятана в Сьюисанские камыши.

– Но почему его не повесили за убийство? – спросил я. – Соединенные Штаты, мне думается, достаточно сильны, чтобы привлечь его к ответственности.

– Он сам отдался в руки властей, и был суд, – ответил Чарли. – Дело это ему обошлось в пятьдесят тысяч долларов, а выиграл он его на всяких процессуальных уловках с помощью лучших адвокатов штата. Все греки, рыбачившие на реке, внесли в это свою лепту. Большой Алек обложил их налогом и собирал его, как заправский король. Соединенные Штаты, может, и всемогущи, мой мальчик, но факт остается фактом: Большой Алек – король, у которого на территории Соединенных Штатов есть и владения и подданные.

– А что ты сделаешь, когда он начнет ловить здесь осетров? Ведь ловить-то он будет «китайской лесой».

– Поживем – увидим, – пожав плечами, загадочно ответил Чарли.

«Китайская леса» – это хитроумное устройство, изобретенное народом, именем которого оно названо. Над самым дном, на высоте, начиная от шести дюймов и до фута, с помощью простой системы поплавков, грузил и якорей подвешивают тысячи крючков, каждый на отдельной лесе. Крючок и есть самое примечательное в этой снасти. На нем нет обычной зазубрины, ее заменяет длинный конусообразный конец, острый, как игла. Крючки висят всего лишь в нескольких дюймах один от другого, и когда такая бахрома из тысяч крючков протянута над самым дном на длину в две сотни саженей, она создает грозную преграду идущей по низу рыбе.

Такая рыба, как осетр, всегда идет, взрывая носом дно, словно свинья, поэтому его часто и называют «рыба-свинья». Уколовшись о первый же крючок, которого он коснулся, осетр в испуге бросается в сторону и натыкается на десяток других крючков. Тогда он начинает отчаянно метаться, и крючок за крючком вонзаются в его нежное тело; крючки крепко держат злосчастную рыбу со всех сторон, пока она окончательно не выбьется из сил. Так как ни один осетр не может прорваться сквозь такую снасть, в законе о рыбной ловле ее именуют капканом, а поскольку этот способ ловли ведет к истреблению осетров, он признан незаконным. Мы ничуть не сомневались, что Большой Алек поставит именно такую снасть, подло и открыто попирая закон.

После визита Короля греков прошло несколько дней, в течение которых мы с Чарли зорко следили за ним. Свою барку он перетащил на буксире с Соланской пристани в большую бухту у Тернерской верфи. Эта бухта считалась излюбленным местом осетров, и мы были уверены, что как раз здесь Король греков и разовьет свою деятельность. В часы прилива и отлива вода неслась в бухте, как по мельничному лотку, и поэтому поднимать, опускать и ставить «китайскую лесу» можно было только во время малой воды; поэтому в промежутки между приливом и отливом мы с Чарли попеременно наблюдали за бухтой с пристани.

На четвертый день, лежа на солнышке за балкой, я увидел, что от дальнего берега отошел ялик и направился к бухте. В тот же миг бинокль оказался у моих глаз, и я стал следить за каждым движением ялика. В нем находились двое, и, хотя нас разделяла добрая миля, в одном из них я узнал Алека. И не успел еще ялик вернуться обратно к берегу, как я окончательно убедился в том, что грек поставил свою снасть.

– Большой Алек поставил «китайскую лесу» в бухте у Тернерской верфи, – в тот же день доложил Чарли Ле Грант Карминтелу.

На лице патрульного мелькнула досада, он рассеянно сказал «да?», и только.

Сдерживая гнев, Чарли закусил губу, круто повернулся и вышел.

– Ну как, сынок, рискнем? – спросил он меня вечером, когда мы, надраив палубы «Северного оленя», собирались ложиться спать.

Дыхание у меня захватило, и я лишь кивнул головой.

– Так вот, – глаза Чарли загорелись решимостью, – мы сами, я и ты, поймаем Большого Алека, придется нам это сделать, хочет Карминтел или нет. Согласен? – И после паузы добавил: – Дело нелегкое, но мы, пожалуй, справимся.

– Конечно, справимся, – с горячностью подтвердил я.

– Обязательно справимся, – сказал и Чарли.

Мы обменялись рукопожатием и пошли спать.

Да, мы взяли на себя нелегкую задачу. Чтобы обвинить. человека в браконьерстве, нужно было застать его на месте преступления, задержать и захватить все улики: крючки, снасть и рыбу. Это означало, что мы должны поймать Короля греков в открытом море, где он увидит нас еще на подходе и не преминет подготовить одну из тех «теплых» встреч, какими славился.

– Нам его не провести, – сказал как-то утром Чарли. – Но если подойти борт к борту, наши силы сравняются. Ничего другого не остается, как попробовать. Пошли, сынок!

Мы отправились на паруснике с реки Колумбия, которым уже пользовались в облаве на китайцев – ловцов креветок. Стояла малая вода, и, обогнув Соланскую пристань, мы увидели Большого Алека за работой: он. обходил свою снасть и выбирал рыбу.

– Поменяемся местами! – скомандовал Чарли. – Веди прямо на его корму, будто мы идем к верфи.

Я взялся за румпель, а Чарли сел на среднюю банку, положив рядом револьвер.

– Если он начнет стрелять, – предостерег Чарли, – ложись на дно и правь оттуда так, чтобы была видна только рука.

Я кивнул, и мы смолкли; лодка мягко скользила по воде и подходила к Королю греков все ближе и ближе. Мы видели его уже совсем отчетливо, видели, как он вылавливает багром осетров и кидает их в лодку, а его помощник двигается вдоль снасти, очищая крючки, прежде чем снова забросить их в воду. Но мы были от них еще в пятистах ярдах, когда великан рыбак нас окликнул.

– Эй вы! Что вам здесь надо? – закричал он.

– Не останавливайся, – прошептал Чарли, – будто не слышишь.

Следующие несколько мгновений были очень тревожными. С каждой секундой мы все ближе подходили к нему, а он смотрел на нас в упор, пронизывая взглядом.

– Убирайтесь, коли вам дорога жизнь! – вдруг крикнул он, словно поняв, кто мы и зачем явились. – Не то вам не уйти отсюда живыми!

Он приложил карабин к плечу и прицелился в меня.

– Ну, уберетесь? – потребовал он.

Чарли разочарованно вздохнул.

– Поворачивай, – шепнул он мне, – на этот раз все.

Я бросил руль, ослабил шкот, и наша лодка повернула на пять-шесть румбов. Большой Алек не спускал с нас глаз и вернулся к работе, лишь когда мы были уже далеко.

– Лучше оставьте Большого Алека в покое, – сердито сказал Карминтел в тот же вечер.

– Так он уже жаловался тебе? – многозначительно спросил Чарли.

Карминтел густо покраснел.

– Лучше оставьте Большого Алека в покое, говорю я вам, – повторил он. – Он опасный человек, и нет никакого расчета с ним связываться.

– Конечно, – сдержанно отозвался Чарли, – я слышал, что большой расчет оставить его в покое.

Это уже был прямой вызов Карминтелу, и по выражению его лица мы видели, что удар попал в цель. Ни для кого не было тайной, что Король греков столь же охотно дает взятки, как и вступает в драку, и за последние годы не один патрульный столковывался с ним за деньги.

– Ты хочешь сказать… – запальчиво начал Карминтел, но Чарли оборвал его:

– Я ничего не хочу сказать. Ты слышал, что я сказал, а коли на воре шапка горит…

Он пожал плечами, а Карминтел, не в силах произнести ни слова, бросил на него яростный взгляд.

– Чего нам не хватает, так это смекалки, – сказал однажды Чарли, после того как мы попытались подкрасться к Королю греков в предрассветном сумраке и, на свою беду, были обстреляны.