Собрание сочинений в одной книге - Лондон Джек. Страница 106

– Жестокий Праведник простил мне этот долг – это подтвердят все присутствующие, – прошептал пеон.

– Да, да, Жестокий Праведник простил его, – подтвердила Леонсия.

– Но ведь пеон заключил договор со мной, – с улыбкой ответил гасиендадо. – Что это за Слепой Бандит? Почему его дурацкое правосудие должно действовать на моей плантации? Как может он лишать меня моих законных двухсот пятидесяти пезо?

– Он прав, Леонсия, – согласился Генри.

– Ну тогда я вернусь в горы, – заявил пеон. – Вы, люди Жестокого Праведника, возьмите меня назад в Кордильеры.

Но суровый предводитель отрицательно покачал головой.

– Здесь мы тебя отпустили. Наши полномочия на этом кончаются. Наши законы больше на тебя не распространяются. Нам осталось только пожелать вам всего хорошего и повернуть назад.

– Стойте! – воскликнул Фрэнсис, вытащив чековую книжку и начиная писать. – Подождите немного. Я должен уладить дело с этим пеоном прежде, чем вы уедете, и хочу попросить вас об услуге.

Протягивая гасиендадо чек, он сказал:

– Я прибавил десять пезо за то, что плачу не наличными. – Гасиендадо взглянул на чек, свернул его и положил в карман, а затем вложил в руку Фрэнсиса конец веревки, болтавшейся вокруг шеи несчастного создания.

– Этот пеон принадлежит вам, – сказал он.

Фрэнсис посмотрел на веревку и рассмеялся.

– Вот неожиданность! Я стал рабовладельцем. Раб, ты теперь мой, моя собственность, понимаешь?

– Да, сеньор, – униженно пробормотал пеон. – Должно быть, с тех пор, как я обезумел от страсти к женщине и из-за этой страсти лишился свободы, Бог судил, чтобы я всегда был чьей-то собственностью. Жестокий Праведник прав. Это Бог карает меня за то, что я взял себе жену из другого племени.

– Ты стал рабом по причине, которую мир всегда считал самой благородной, – из-за женщины, – сказал Фрэнсис, перерезая веревку, которой были связаны руки пеона. – А теперь я дарю тебя самому себе.

С этими словами он вложил в руку пеона веревку, обвивавшую его шею.

– Отныне будь сам себе господином, не отдавай этой веревки в руки никого другого.

В то время как разыгрывалась эта сцена, к группе людей бесшумно подошел сухой старик. Это был чистокровный индеец из племени майя. Ребра его ясно проступали сквозь кожу, подобную пергаменту. Только набедренная повязка прикрывала его наготу. Грязные седые пряди спутанных волос обрамляли высохшее, как у трупа, лицо с выдающимися скулами. Повсюду на его теле вздувались жилы. Между высохшими губами кое-где торчали корешки зубов. Под скулами вместо щек были жуткие впадины. Его глубоко запавшие глаза, напоминавшие черные бусинки, горели диким лихорадочным блеском.

Он угрюмо проскользнул между людьми и обхватил пеона руками, похожими на руки скелета.

– Это мой отец, – с гордостью провозгласил пеон. – Посмотрите на него: он чистокровный майя и знает тайны этого племени.

Отец и сын вступили в оживленный разговор, а Фрэнсис обратился к предводителю бандитов с просьбой отыскать Энрико Солано и его двух сыновей, блуждающих где-то в горах, и передать им, что они прощены президентом Панамской Республики и могут вернуться домой.

– Они не совершили никакого преступления? – спросил предводитель.

– Никакого, – уверенно ответил Фрэнсис.

– Тогда все в порядке. Мы знаем, где они бродят. Обещаем вам найти их и направить к побережью, где они смогут присоединиться к вашей компании.

– А пока что будьте моими гостями, – предложил гасиендадо. – В Юкатане возле моей плантации стоит на якоре нагруженная шхуна, которая скоро отправится в Сан-Антонио. Я могу задержать ее до тех пор, пока благородный Энрико Солано и его сыновья спустятся с Кордильер.

– Ну а Фрэнсис, конечно, заплатит за простой судна, – вставил Генри с легкой иронией, не ускользнувшей от Леонсии; только Фрэнсис не почувствовал ее и радостно воскликнул:

– Конечно заплачу! И это еще раз докажет правильность моего мнения, что чековая книжка годится повсюду.

Когда они расстались с бандитами, пеон со своим отцом, к удивлению Морганов, пошли с ними. Вся компания направилась через поля с горящей нефтью к плантации, где пеон был рабом.

Вскоре к ним присоединились Энрико Солано с сыновьями, и все двинулись по берегу к ожидавшей их шхуне. Пеон и его отец не отставали. На берегу Фрэнсис стал прощаться с ними, но пеон заявил, что они намерены сесть на корабль.

– Я уже сказал вам, что я вовсе не бедняк, – пояснил пеон, отводя Морганов в сторону. – Это сущая правда. Я охраняю скрытые сокровища майя, которых не могли найти ни конквистадоры, ни инквизиторы. Вернее, они находятся под охраной моего отца. Он является потомком по прямой линии древнего главного жреца племени майя. Отец – последний главный жрец. Мы много и долго говорили друг с другом и решили, что богатство не нужно в жизни. Вы купили меня за двести пятьдесят пезо, но все же дали мне свободу, вернули меня самому себе. Дар человеческой жизни ценнее всех сокровищ мира. Так мы и порешили – отец и я. И раз уж гринго и испанцы желают обладать сокровищами, мы приведем вас к сокровищам майя, потому что мой отец знает путь. И путь в горы начинается в Сан-Антонио, а не в Юкатане.

– А твой отец действительно знает, где находятся эти сокровища, точно знает место? – спросил Генри, шепнув Фрэнсису, что именно ради сокровища майя он решил махнуть рукой на золото Морганов на острове Тельца и повернуть на материк.

Пеон покачал головой.

– Мой отец никогда там не был. Он не интересуется сокровищами – для него богатство не имеет никакой цены. Отец, покажи, что написано на древнем языке, на котором только ты из всех оставшихся в живых майя умеешь читать.

Старик вытащил из своей набедренной повязки грязный, затрепанный парусиновый мешок. Из него он вынул нечто похожее на клубок шнуров с завязанными на них узлами. Шнуры, скрученные из какой-то волокнистой коры, были настолько ветхи, что грозили рассыпаться от прикосновения. Когда старик дотронулся до них пальцами, с клубка посыпалась гнилая пыль. Бормоча себе под нос молитвы на языке древних майя, он поднял клубок шнуров и, прежде чем его развернуть, благоговейно склонился перед ним.

– Письмо узлами, утерянная письменность майя, – тихо проговорил Генри. – Вот это уже нечто реальное, если только старик не разучился читать.

Когда клубок был передан Фрэнсису, все с любопытством принялись его рассматривать. Он был похож на грубо сделанную кисть из множества длинных тонких шнуров. Не только узлы на шнурах были разной формы и завязаны через неодинаковые промежутки, но и сами шнуры имели различную длину и толщину. Старик провел по узлам пальцами, что-то бормоча себе под нос.

– Он читает, – торжественно воскликнул пеон. – Весь наш древний язык скрыт в этих узлах, и он читает по ним, как по книге.

Фрэнсис и Леонсия подались немного вперед, чтобы лучше все видеть, и коснулись друг друга волосами. Это прикосновение, тотчас же прерванное, вызвало в них какую-то странную дрожь. Они невольно обменялись взглядами, но в тот момент, когда отдергивали головы, дрожь снова пробежала по их телам. Генри, поглощенный разглядыванием клубка, ничего не заметил. Он видел только таинственный клубок шнуров.

– Что ты скажешь, Фрэнсис, – пробормотал он. – Удивительно, просто замечательно!

– Меня начинает тянуть Нью-Йорк, – нерешительно сказал Фрэнсис. – Ну, конечно, не общество и не развлечения, а дела, – спешно добавил он, почувствовав со стороны Леонсии невысказанный упрек и легкую обиду. – Не забудьте, что я связан с «Тэмпико-Нефть» и с биржей. Страшно подумать, сколько миллионов туда всажено.

– Тысяча чертей! – воскликнул Генри. – Если есть хоть десятая доля правды в том, что говорят о богатстве сокровищницы майя, то есть прямой смысл остаться. Мы разделим клад на три части – между Энрико, тобой и мною. И каждый из нас станет богаче, чем ты теперь.

Но Фрэнсис все еще не мог решиться, и, пока Генри продолжал говорить о сокровищах майя, Леонсия шепнула на ухо Фрэнсису: