Сын волка. Дети мороза. Игра - Лондон Джек. Страница 75
…Теперь в описанных местах, помимо золота, добывают алмазы; самые мощные ядерные установки и электромагнитные антенны системы «Харп» расположены именно на Аляске. Последние обладают электронным суммарным лучом такой мощности, что, действуя целенаправленно и сконцентрированно, он может вызвать едва ли не катастрофы континентального или даже глобального свойства…
Но Маккензи не расист, он хочет заполучить в жены именно красавицу индианку, а не сивашку, поскольку в этих условиях она для него — самая подходящая подруга жизни. Выгодно это и Заринке. Нельзя же всю жизнь питаться рыбой и оленьей солониной, нельзя обойтись одним тюленьим жиром, каким бы вкусным он ни казался любителям потлача. Женщина, по мнению Маккензи (и тут автор его союзник), должна пользоваться благами цивилизации — пароходами, поездами, трамваями, телефонами, жить какое-то время в краю, где светит круглый год солнце. И эти аргументы очень действуют даже на индейцев. Обе культуры активно взаимодействуют.
Борьба двух начал (индейского и англосаксонского — А. Г.) не только духовная: борются и люди — каждый во имя своего тотема. Племя Стиксов — дети Джелкса Ворона, носителя Прометеева огня; Маккензи — сын Волка, иными словами — дьявола. Пытаться противопоставить эту извечную борьбу двух начал, отдавать дочерей племени в жены заклятому врагу — значит совершать величайшее предательство и кощунство. Самые резкие слова, самые гнусные оскорбления еще слишком мягки для Маккензи — ядовитого змея, коварно пытающегося вкрасться в доверие, посланника самого сатаны…
Сам Маккензи овладел основами индейского менталитета, очевидно, языком этого народа (чем и близок Заринке).
Для Маккензи все завершилось чересчур благополучно — он, несмотря на свое вызывающее поведение, победил и морально — убил покушавшегося на его жизнь злого шамана и отправился с законной, по местным обычаям, супругой Заринкой строить собственную семью.
Другие произведения этого цикла также заключают в себе чрезвычайную ситуацию.
В новеллистическом рассказе «Право священнослужителя» не только отвергается стереотипное представление о людях Клондайка как малограмотных и безнравственных искателях приключений, сорвиголовах, но идет речь о главных общечеловеческих моральных ценностях. Некая миссис Грэйс Бентам то и дело тянула на поводке своего нерадивого мужа Эдвина — «эгоиста и слюнтяя». Ей это в конце концов изрядно поднадоело. И она нашла себе достойного любовника — золотопромышленника Клайда Уартона, который даже в случае отъезда из этой суровой и негостеприимной земли мог жить на немалую ренту от своих доходов где-нибудь в итальянской собственной вилле и кормить благодарную ему красивую и волевую супругу изысканными фруктами, любоваться морем под ласковым южным солнышком. Однако этому головокружительному плану помешал «местный» миссионер священник Рубо, давно прибывший в эти места и ставший уважаемым в Даусоне человеком… Он прочел такую мораль желающей заблудиться овце, напомнив ей о супружеской клятве, произнесенной перед лицом Бога во время венчания, что у миссис Грэйс мгновенно пропала охота поменять даусонское захолустье на лазурные берега Италии, и она отказала Клайду — твердо и навсегда. Вот какова сила убеждения. Мораль этого рассказа выражена в как будто полуиронической реплике друга Мельмута Кида, с которым тот поделился этим своим успехом: «Ваша совесть должна быть чиста».
Чистота совести воспринимается в суровой походной жизни, в трудном пути по снежному бездорожью Аляски. Об этом пронзительный рассказ под названием «Мудрость снежной тропы». Индеец Ситка Чарли с двумя своими спутниками берется сопровождать немногочисленную экспедицию, состоявшую из заблудившихся в пути людей, на дальний прииск по морозной равнине. Экспедиция особенно трудная — и люди, и собаки на голодном пайке, к тому же один из «волков» по имени Джо — еще один белый человек в отряде — серьезно заболел и передвигается с трудом. А идти приходится пешком — изнуренные собаки не могут уже потянуть упряжку даже с самыми необходимыми вещами и продуктами по колкому льду. Индейцы то ли сознательно, то ли инстинктивно отлынивают от исполнения элементарных обязанностей. Чарли, не привыкший мыслить абстрактно, понимает, что дисциплина разваливается. В подобном состоянии изголодавшиеся и промерзшие люди, в том числе и видавшие виды индейцы, дошли до безразличия к нарушению собственного закона и чести, или «вышли из повиновения». В ответ на его приказ вернуться за оставленным белым они вынули ножи. Чарли тут бессилен. Но вот двое его соплеменников украли из общих неприкосновенных запасов по горсти муки и, размешав в кружке с горячей водой, тайком выпили эту похлебку. Тут уж явное нарушение закона тундры. И сами виновники не возражают против смертного приговора.
В такой концовке и своеобразный темперамент индейцев, и их кодекс чести, имеющий общечеловеческий смысл, и ощущение справедливости при вынесении даже этого сурового приговора.
У белых тоже возникают подобные проблемы. И далеко не всегда закон связан с высшей справедливостью и в состоянии учесть некоторые весьма тонкие нюансы. Юридический и человеческий подходы существенно отличаются.
Вот уже знакомая нам компания во главе с Мельмутом Кидом, врожденным искусным рассказчиком и справедливым человеком («За здоровье того, кто в пути»). Его друзья Стэнли Принс и Поль Рубо, а также случайные люди — скупщики немец Мейерс, француз Луи Савуа — устроили небольшую пирушку, добродушный хозяин приготовил им свой «фирменный пунш» и разлил его по оловянным кружкам. Тут хорошо передана атмосфера такой обстановки, где каждый хочет высказаться, где нет конца самым неожиданным случаям и приключениям на берегах Юкона.
Это уже вступление в событийную часть новеллы, ее преамбула.
Неожиданное появление незнакомца, якобы спешащего догнать украденную у него собачью упряжку, а затем капитана королевской северо-западной полиции обостряет атмосферу. Выясняется, что неожиданный гость разыскивается за преступление: он ограбил банк. Общество стало громко обсуждать преступление Джэка, называя его вором, мошенником, лгуном. Лишь один Мельмут хранил молчание, а потом, когда страсти улеглись, вдруг сказал:
— Никогда еще не ел с нами из одной миски и не укрывался одним одеялом человек честнее Джэка Уэстонделя.
Оказалось, что он забрал у содержателя картежного притона Гарри Мак-Фарлэнда свои собственные деньги, которые проиграл в карты некто Кастрель, взявший их взаймы у Джэка и покончивший с собой.
Особенно интересны у Джека Лондона женские образы («Жена короля»). Так благодаря участию того же Мельмут Кида и его друга, музыканта по совместительству, Джэка Харрингтона местным белым дамам удается организовать в Даусоне нечто вроде танцевального клуба. И на празднике Благодарения — бале-маскараде — победа неожиданно присуждается подготовленной за какое-то время жене некоронованного короля Кола Галбрэта, метиске (отец белый, но погиб во льдах, мать — индианка), воспитанной сестрами из Миссии Святого Креста и получившей при крещении имя Мэдилайн. Муж был неожиданно удивлен, как это его серенькая «сивашка» могла переплюнуть даже знаменитую танцовщицу, и теперь с этой неожиданно прорезавшейся светской личностью нужно обращаться как с дамой.
Значит, «колонизация края» приобрела в каких-то своих проявлениях неотвратимый характер, если люди меняются до неузнаваемости, разделяя ценности бурно развивающейся белой цивилизации.
Писатель правильно определил общую, пусть даже весьма противоречивую линию развития Аляски, как и других территорий США. И констатировал при этом уже ощутимый результат.
И это заметно отражается на судьбе даже коренных индейцев. Самое ударное произведение из этого цикла носит название «Северная одиссея», чем подчеркивается как бы более высокий статус эпичности. Здесь речь идет о двух непростых жителях Акатана — одной из самых северных провинций Аляски — Алеутских островах. Оба они дети вождей соседних племен и отцы их очень хотели, чтобы смешалась кровь, прекратилась многолетняя вражда между племенами и народы их стали едины и жизнеспособны перед белой угрозой исчезновения… Но отцов уже не было в живых, когда Унга и Наас решили вступить в брачный союз. Все свершилось по обычаю, с соответствующими подношениями.