Тонкий лед - Браунинг Дикси. Страница 8

Сэм еле за ней поспевал. Если он и допускал в мыслях какие-нибудь глупости на ее счет, теперь-то она поставит его на место. По здравом размышлении, ничего особенного не произошло. Да, он схватил ее за бедра, но совершенно случайно — ведь она сама его толкнула.

Причем не в первый раз, напомнила она себе. Пора это прекратить. Собственно, дело не в том, что именно произошло, а в том, как это на нее подействовало. Будь на его месте другой, она бы рассмеялась и попросила прощения, но этот человек, по какой-то неведомой причине, сбил ее с толку при первой же встрече.

— Что это, цистерна? — поинтересовался он, когда они проходили мимо прямоугольного бетонного сооружения, возвышавшегося над землей футов на пять.

— Моя цистерна, — подчеркнула она, направляясь, прямо к поленнице, сложенной неподалеку от задней двери. — При каждом доме есть такая. Грунтовая вода здесь плохая. Мы пользуемся дождевой, так что вам лучше потрудиться собирать ее.

Поскольку Сэм не имел ни малейшего представления о том, как заставить работать котел, он и не собирался транжирить драгоценную влагу на горячий душ и тому подобные излишества. Что же касается готовки, то здесь пока нет проблем.

— А как насчет титана?..

Ах, черт, она же хотела его включить.

— Последние арендаторы давно уехали, и я отключила энергию. Я больше никого не ждала, — сказала она, подходя к сараю. В голосе Мэгги звучало откровенное осуждение, и она взглянула на Сэма, желая удостовериться, достаточно ли он усмирен.

Как бы не так. В резком свете прозрачного зимнего дня странный вызов читался на его лице особенно ясно. Мэгги старательно избегала встречаться с ним глазами и сосредоточила взгляд на глубоких бороздах, прорезавших его щеки по краям рта, и щетине на волевом подбородке. Он давно не брился. Борода была темнее волос, почти такая же темная, как брови… Сэм следил за ее взглядом, скользящим по его лицу, ласкающим рот, подбородок, шею. Он чувствовал ее взгляд почти физически, как прикосновения. Его пальцы сжались в кулаки, дыхание стало прерывистым, а ведь они стояли в добрых пяти футах друг от друга. И что в ней особенного — посмотреть не на что. Он и сам не лучше, но ничего, кроме вражды, между ними быть не может, потому что ему никогда не забыть пережитого за последние годы.

Но, Боже, что за глаза! Фантастические. Сэм никогда не видал глаз и волос такого богатого, насыщенного, теплого золотисто-медового цвета. Как жаль, что они принадлежат такой ехидне.

— Вообще-то я могу снова включить рубильник, — глухо пробурчала Мэгги, отвернувшись в сторону.

— Включить? Что?

— Ваш титан, разумеется. Но, может быть, вы не собираетесь здесь бриться и принимать ванну? Некоторым мужчинам все равно.

В конце концов, это просто какой-то абсурд, решил Сэм. В его глазах вспыхнула веселая искорка, однако лицо оставалось непроницаемо серьезным.

— Я уже думал об этом. К сожалению, моя борода никогда не отрастает дальше щетины, поэтому горячая вода была бы просто благословением.

— Отлично, — отрезала Мэгги.

— Великолепно, — сказал Сэм, на этот раз улыбаясь широко и открыто. Он в отпуске, черт побери. И если по стечению обстоятельств заперт здесь в соседстве с этой ведьмой, то вовсе не обязан опускаться до ее уровня. — Кстати, меня зовут Сэм Кенеди.

Какое Мэгги дело до того, как его зовут? Лучше бы он вообще отсюда убрался. Почему-то он действует ей на нервы сильнее прочих арендаторов. Наверное, потому что зима, решила она. Весна приносила надежду, летом было весело, осенью красиво, но зима не сулила ничего, кроме пустоты и скуки. Особенно трудно приходилось на Рождество. Мать отказывалась приезжать на праздник на Перешеек, а отец не желал справлять Рождество без матери, так что Мэгги приходилось выбирать: возвращаться в Бостон и вспоминать пережитое или оставаться здесь в одиночестве.

— А вас? — настойчиво спросил Сэм, облокачиваясь на стену сарая, которая тут же подалась назад.

— Что? — очнулась Мэгги, торопливо вспоминая, о чем, собственно, шла речь. Жизнь в одиночестве имеет свои недостатки.

— Я спросил, как вас зовут. Раз уж нам предстоит прожить по соседству несколько недель, мне, наверное, следует знать, как к вам обращаться.

Чем реже вы будете ко мне обращаться, тем лучше, чуть было не сказала Мэгги, но это было бы ребячеством.

— Мэгги Дункан.

Он улыбнулся одними уголками рта, и Мэгги сердито сжала губы.

— Полагаю, вы принадлежите к тем Дунканам, в честь которых назван Перешеек.

Мэгги бросила на него уничтожающий взгляд и распахнула дощатую дверь. Солнечный свет разлился по бетонному полу. Официально ее имя было Мэгги Лесер — Мэри Маргарет Дункан Лесер, — но три года назад она обратилась в суд и восстановила девичью фамилию.

— Берите, — коротко сказала она. — Только потом положите обратно. Здесь все ржавеет, если оставить на ночь на улице.

Однако Сэм был не из тех, от кого так легко отделаться.

— А это что за штуковина? — полюбопытствовал он, склонясь над ржавой железякой и трогая ее пальцем.

— Это мой генератор. Напряжение тут не очень надежное. Когда оно падает, приходится этим пользоваться. Вот ваша пила. А вон топор — возьмите, если хотите, только его лет сто как не точили.

Наклонив голову, чтобы не удариться о низкий потолок, Сэм изучал разложенные на полке инструменты. Лезвие маленькой ручной пилы было обернуто чем-то вроде толстого спортивного чулка. Одно время Лорель носила такие, хотя никогда не занималась ни балетом, ни аэробикой. Этот чулок был розового цвета. Сэм попытался вообразить длинные стройные ноги Мэгги Дункан затянутыми в розовые шерстяные грелки — от щиколоток, где кончаются ее желтые башмаки, до…

Сэм торопливо отвернулся и принялся подбирать инструмент.

— Я… я не стану вас больше беспокоить. Как только закопчу с дровами, верну вам инструменты. Можно я заплачу вам за заточку пилы?

— Не стоит, — рявкнула Мэгги, желая отделаться от него как можно скорее. — Ее только недавно точили. Осторожно, не напоритесь на гвоздь или колючую проволоку. И не рассыпьте мне ружейную дробь, Два дня прошли относительно спокойно. Мэгги успешно избегала Сэма, который, казалось, тоже не жаждал встречи. Инструмент был возвращен, и на заднем дворе Башни выросла поленница. Из трубы завился дымок. Мэгги начала забывать о непрошеном соседе и занялась своей чайкой.

Она заверила себя, что сможет просуществовать в каком угодно соседстве, если соседи не будут ей досаждать. А Сэм и не навязывался. И если всякий раз при взгляде на наброски чаек, их хмурое, злобное выражение, она вспоминала о нем, его вины в том не было. Мэгги старалась быть справедливой. В своих слабостях она винила только себя. В конце концов, именно слабость была причиной ее гордого затворничества — попытки жить одиноко и независимо. Да и одиночество не самоцель — она должна была выявить и развить свои внутренние резервы, чтобы жизнь в одиночестве приносила радость.

Что она и делала. Насколько хватало сил.

Спустя пять дней после появления Сэма Неуловимый Джо совершил набег на мусорный бак Мэгги. Ошибки быть не могло — его почерк. Вообще-то еноты отличаются разборчивостью в еде. А этот вел себя как последний обжора. Джубал говорил, что еноты чистюли и часто сперва полощут пищу, а уж потом едят. Неуловимый Джо лопал все подряд и плевать хотел на чистоту. Он сожрал всю хурму с ее дерева, ни одной не оставил. Он успевал

съесть все еще до заморозков, когда никто, находясь в здравом уме, ее в рот не возьмет.

Она специально оставляла ему объедки в надежде, что он не тронет бак. Он сначала сметал объедки, а потом переворачивал содержимое бака — вдруг она по ошибке выбросила туда яблочный огрызок или сухую корку.

Сверкающий синий «ровер» по-прежнему стоял под ветхим навесом около Башни — не то чтобы Мэгги это интересовало, но и не замечать она не могла. Значительную часть времени Кенеди проводил в прогулках по лесу. Она, конечно, не наблюдала за ним, но, коль скоро, кроме них, здесь не было людей на несколько миль вокруг, она чувствовала его присутствие.