Американская трагедия - Драйзер Теодор. Страница 38

Но Ретерер, заметив жест Спарсера, подтолкнул локтем Люсиль Николас, а та, в свою очередь, толкнула Хигби, чтобы привлечь его внимание к лирической сценке на переднем сиденье.

— Ну, что, Уиллард, вы там недурно устроились? — дружелюбно окликнул Ретерер Спарсера.

— Очень даже, — весело ответил Спарсер, не оборачиваясь. — Тебе хорошо, детка?

— Великолепно, — ответила Лора.

А Клайд подумал, что Гортензия красивее всех этих девушек, — ни одна не может сравниться с нею. В этот день на ней было красное платье с черной отделкой и темно-красная, в тон платью, шляпа с большими полями. А на левой щеке, как раз под маленьким накрашенным ртом она прилепила крошечную черную мушку в подражание какой-то кинокрасавице. Собираясь на эту прогулку, она решила затмить всех девушек и теперь чувствовала, что ей это удалось. И Клайд был совершенно согласен с нею.

— Вы здесь лучше всех, — прошептал он, нежно обнимая ее.

— А вы, милый мальчик, тоже умеете подмазываться, когда захотите, — сказала она громко, и все засмеялись.

Клайд слегка покраснел.

За Майнавилом через шесть миль дорога свернула в лощину; тут была деревенская лавка, и Хегленд, Хигби и Ретерер вышли из машины, чтобы купить конфет, папирос, мороженого и фруктовой воды. Затем проехали Либерти и в нескольких милях от Экселсиор-Спрингс увидели «Вигвам», оказавшийся просто старым двухэтажным коттеджем, прижавшимся к небольшому холму. Правда, к старому дому примыкала новая, более вместительная одноэтажная пристройка; тут помещались столовая, зал для танцев и в конце его за перегородкой — бар. В большом камине весело пылал огонь. Внизу, в лощине по ту сторону дороги, виднелась речка Бентон, попросту ручей, теперь покрытый прочным льдом.

— Вот вам и речка! — весело крикнул Хигби, помогая Тине Когел выйти из машины. По дороге он несколько раз прикладывался к своей фляжке и заметно повеселел.

Компания приостановилась, чтобы полюбоваться ручьем, застывшим в извилистых, поросших деревьями берегах.

— Говорил я, что надо захватить коньки и покататься, — вздохнул Хегленд. — Не послушали меня. Ну, да уж ладно…

В это время Люсиль Николас увидела отблеск огня в маленьком окошке «Вигвама» и закричала:

— Смотрите, там у них камин!

Машину отвели в гараж и затем всей гурьбой вошли в гостиницу; Хигби тотчас пустил в ход большой, грохочущий и дребезжащий граммофон-автомат, бросив в него пятицентовую монету. Соперничая с ним, Хегленд подбежал к другому граммофону, стоявшему в углу, и поставил первую попавшуюся пластинку — «Серый мишка».

При первых звуках хорошо знакомой мелодии Тина Когел крикнула:

— Давайте скорее танцевать! Только пусть замолчит вторая шарманка!

— Замолчит, когда кончится завод, — смеясь ответил Ретерер. — Эту штуку можно остановить только одним способом: не кормить ее пятицентовиками.

Вошел официант, и Хигби стал спрашивать, кто что будет есть. Тем временем Гортензия, желая покрасоваться перед всеми, вышла на середину комнаты и прошлась подражая походке медведя, поднявшегося на задние лапы, как того требовал танец. Она проделала это очень забавно и грациозно. Спарсеру давно уже хотелось привлечь ее внимание, и теперь, видя ее одну посреди комнаты, он пошел за нею, повторяя ее движения. Гортензия оценила его ловкость, притом ей не терпелось потанцевать; она быстро оставила свою забаву, обернулась к Спарсеру — и они заскользили в уанстепе.

Клайд, которого никак нельзя было назвать хорошим танцором, мгновенно ощутил жгучую ревность. Он так страстно стремился к Гортензии, а она покинула его в самом начале веселья, — это просто нечестно! Но Гортензия уже заинтересовалась Спарсером, — он-то, по-видимому, не такой неискушенный новичок, — и, не обращая внимания на Клайда, продолжала танцевать с новым поклонником, чьи движения так приятно гармонировали с ее собственными. Остальные не пожелали отстать. Хегленд тотчас пригласил Майду, Ретерер танцевал с Люсиль, Хигби — с Тиной Когел. Клайду осталась Лора Сайп, которая ему не особенно нравилась. Она была далеко не красавица: толстая, с широким невыразительным лицом и маленькими слащавыми голубыми глазками. Клайд не был искусным танцором, и они с Лорой танцевали простой уанстеп, тогда как другие выделывали сложные фигуры.

Клайд с тоскливым бешенством заметил, что Спарсер, продолжая танцевать с Гортензией, крепко прижал ее к себе и смотрит ей прямо в глаза. И она это позволяет. Клайд почувствовал вдруг свинцовую тяжесть под ложечкой. Неужели она флиртует с этим мальчишкой-выскочкой, который только тем и хорош, что достал автомобиль! А ведь она обещала быть ласковой с ним. Клайд начал догадываться, что она ветрена и совершенно к нему равнодушна. Ему хотелось что-то предпринять: оставить Лору, увести Гортензию от Спарсера… но ничего нельзя было сделать, пока не кончится пластинка.

В это время появился официант с подносом и расставил на трех сдвинутых вместе столиках коктейли, фруктовую воду и сандвичи. Все перестали танцевать и направились к столам, — все, кроме Спарсера и Гортензии. Клайд мгновенно отметил это. Бессердечная кокетка! Она вовсе и не думает о нем! А ведь совсем недавно она старалась уверить его в противном и заставила помочь ей с этим жакетом. Пусть отправляется к дьяволу. Он ей покажет! А он-то старался услужить ей… Но всему есть границы.

Наконец, видя, что все уже собрались вокруг столов, придвинутых к камину, Спарсер и Гортензия тоже перестали танцевать и присоединились к остальным. Клайд, бледный и угрюмый, стоял в сторонке, притворяясь равнодушным. Лора, которая давно уже заметила его ярость и догадалась, в чем дело, оставила его, подошла к Тине Когел и рассказала, почему Клайд так зол. Тогда и Гортензия заметила наконец мрачный вид Клайда и подошла к нему все той же танцующей «медвежьей» походкой.

— Вот весело, правда? — начала она. — Ужасно люблю танцевать под такую музыку.

— Вам-то, конечно, весело, — ответил Клайд, терзаясь завистью и досадой.

— А в чем дело? — спросила она негромко и почти обиженно, притворяясь, будто не понимает, хотя прекрасно знала, почему он злится. — Неужели вы сходите с ума потому, что я танцевала со Спарсером? Как глупо! Почему вы не подошли раньше и не пригласили меня? Не могла же я отказать ему, когда он уже был рядом!

— Ну конечно, не могли, — ответил Клайд язвительно, но тоже понизив голос: он, как и Гортензия, не хотел, чтобы остальные слышали их разговор.

— А зачем вы прижимались к нему и смотрели ему в глаза? — Он был взбешен.

— Не спорьте, я все видел.

Гортензия удивленно взглянула на него: ее поразила резкость его тона, он впервые заговорил с ней так. Видно, стал слишком уверен в себе. Она была чересчур мила с ним. Но сейчас не время показывать ему, что ей вовсе не так с ним приятно, как она уверяла, — ведь ей хочется получить жакет, и они уже обо всем условились.

— Ну, знаете, это невыносимо, — сказала она сердито. Больше всего ее злило, что он прав. — Вы еще и ворчите. Чем я виновата, что вы вздумали ревновать! Я только потанцевала с ним немножко. Я не знала, что вы станете беситься.

Она уже собиралась отойти, но снова подумала об их уговоре; нужно как-то задобрить Клайда, иначе дело не выгорит. Она потянула его за лацкан пиджака, чтобы отвести подальше, так как остальные уже наблюдали за ними и прислушивались.

— Ну, поймите же. Не надо так ворчать и дуться. Я ничего плохого не сделала. Честное слово. Теперь все так танцуют, и это ничего не значит. Разве вы не хотите, чтобы я была мила с вами? Помните, что я вам говорила?

И она посмотрела ему прямо в глаза рассчитанно-нежно и многообещающе, точно он был здесь единственным, кто ей по-настоящему нравился. И обдуманно, с совершенно определенным намерением, сделала свою обычную гримаску, приоткрыв рот и чуть выпятив губы, как будто хотела его поцеловать. Эта гримаска доводила Клайда до безумия.

— Ну, ладно, — сказал он, глядя на нее покорно и просительно. — Наверно, я глуп. Но я ведь все видел. Вы же знаете. Гортензия, я с ума схожу, я просто вне себя! И ничего не могу поделать. Иной раз мне хочется от этого избавиться. Не быть таким дураком.