Повесть о футболе - Старостин Андрей Петрович. Страница 62

Да и с Сальвадором мы не сумели сделать всего, что могли. И вот теперь, после того как судья в матче мексиканцев и бельгийцев засчитал неправомерный гол, дело обернулось жеребьевкой. Возникла дополнительная процедура, неприятная тем, что ей придали почти решающее значение. Займи мы даже второе место, настроение было бы более спокойное. Все бы знали своего противника и с пониманием его достоинств готовились бы к встрече, не уповая на счастье жребия.

Утром в день жеребьевки к нам в номер зашел руководитель делегации Г. М. Рогульский и сказал, что ребята самым счастливым называют Паркуяна. Гавриил Дмитриевич, рассмеявшись суеверным настроениям ребят, возражать не стал, – ну раз ребята считают, пусть, мол, едет и тащит. Ни Парамонов, ни я тоже резонов против Паркуяна не нашли.

За завтраком под общий гул одобрения было объявлено, что жребий тащить отправится Паркуян. Тут же выяснилось, что он действительно неоднократно удачно выступал на жеребьевках, представляя свою клубную команду.

– Паркуша, – весело напутствовали его ребята, – обязательно пробей в девятку!

Вся делегация отправилась провести активный отдых накануне игры в горную местность по дороге на Чальму, километров в 30 от Мехико, а мы с Паркушей отправились на жеребьевку.

В городе стояла в этот день удушающая жара. Но и она не помешала собраться многотысячной толпе болельщиков вокруг отеля «Бель Элизабет», в котором заседал исполком ФИФА.

Мы с трудом протискались через плотную людскую стену к дверям отеля, под молитвенные причитания толпы: «Хотим „Ацтека“!.. Хотим „Ацтека“!.. Дайте нам „Ацтека“!..»

После бурного веселья карнавальной ночи, когда мексиканская столица исторгала в мажорном тоне громогласные звуки радости, сейчас мольбы об «Ацтека» звучали так, словно весь народ просил о пощаде, о спасении жизней. Что-то религиозно-мистическое слышалось в этом несмолкаемом вопле.

Через переполненные холлы поднялись мы на этаж, где заседал исполком, на ходу не успевая отвечать на вопросы наседавших со всех сторон журналистов. Отель кишел фотокорреспондентами, обозревателями, всевозможными околофутбольными деятелями.

Нас пропустили за тяжелые двери в зал, где Стэнли Роуз вел заседание. Процедура, объявленная председателем, не нуждалась в поправках. Сначала в ведерко для охлаждения шампанского были положены два билетика. Затем ведерко с выразительностью фокусника президент ФИФА накрыл белоснежной салфеткой. На каждом билетике было написано по одной фамилии председателя национальной федерации заинтересованных сторон. Стэнли Роуз вежливо испросил доверия вытащить билетик собственноручно. Все происходило в высшей степени внушительно и торжественно. Члены исполкома молча с большим интересом к церемонии сосредоточили внимание на розовощеком, с белой головой высоком председателе, в знак уважения к процедуре вставшем с ведерком в руках.

Гранаткин и Канэда, соседствуя, сидели от него справа. Сэр Роуз опустил руку в ведерко и вытащил билетик, на котором было написано: «Гранаткин».

Это означало, что мы получили право тянуть жребий первыми. В ведерко положили новые билеты, и к делу, приступил Паркуян. Впоследствии Валерий не сознавался, что его охватило сильное волнение. Но я-то видел, стоя рядом с ним, что выражение лица его было таким, каким оно бывает у футболиста бьющего пенальти, от которого зависит судьба ответственного матча.

Так или иначе, но подойдя к столу он довольно уверенно запустил руку под салфетку и, сделав кистью какие-то кругообразные движения, извлек билетик. На билете была единица. Это означало, что мы выиграли первое место в подгруппе и получили право выступать на «Ацтека». Противником нашим определился Уругвай.

Улыбка глубокого разочарования промелькнула на побледневшем лице Гильермо Канэды. Но в прошлом популярный мексиканский матадор на арене испытывал не меньшие переживания. Он быстро взял себя в руки и, как истый джентльмен, поздравил Гранаткина с победой.

Теперь мы с еще большим трудом пробивались через группы осаждающих Паркуяна репортеров. Представители Уругвая, обманувшиеся в надеждах играть волею жребия с мексиканцами, не скрывая своего разочарования, подошли поздравить нас с первым местом. И тут же присутствующие наши тренеры-наблюдатели, не скрывая радости, приветствовали «снайперский удар» Паркуяна, горячо пожимая руку виновнику торжества.

Когда служители отеля вынесли на улицу щит с надписью – «Толука», то огромная масса мексиканцев единым вздохом исторгла стон отчаяния. И только отдельные, робкие в своей безнадежности возгласы «Но… Но… Но…» звучали полным трагизма протестом.

Через пять минут площадь и все прилегающие к отелю переулки опустели: надежды мексиканских болельщиков не сбылись.

Когда мы приехали к месту отдыха команды, Паркуян был встречен с триумфом. Ребята его лихо качнули. Радости у всех было столько как будто мы разгромили уругвайцев с двухзначным счетом. Небо над «Селекцион Русо» было в этот час безоблачным. Но от чрезмерной радости по поводу дележки неубитого медведя невидимые еще тучи над горизонтом сгущались. Где-то далеко, далеко погромыхивало. Но в радостном шуме голосов, приветствовавших попадание Паркуяна в «девятку», этого погромыхивания никто не слышал.

Баловень жребия сделался самым популярным футболистом мирового чемпионата. Досужие журналисты быстро подсчитали, что, вытащив счастливый жребий Валерий нанес ущерб ФИФА и Оргкомитету чемпионата на сумму около двух миллионов песо. Газеты написали, что он стал самым дорогим футболистом чемпионата, потому что причиненный им убыток превышает рекордную сумму, предлагаемую за Риву. При этом его именуют сеньором «Почему», так как его фамилия в переводе на испанский язык созвучна этому слову.

Все шло на лад в этот день. Паркуша стал в коллективе героем дня. По возвращении в «Эскаргот» нас приветствовал весь персонал отеля. Группу возглавляли супруги Дальвади с букетами цветов. Цукки на своем собачьем языке пролаял приветственную речь в честь одержанной нами победы. Даже Чикука, встал выше своих болельщицких настроений в пользу Мексиканской команды и дружелюбно приветствовал самого «дорогого» футболиста чемпионата, пробившего на поле отеля «Бель Элизабет» в самую «девятку».

Подоспела приветственная телеграмма в адрес команды с борта космического корабля «Союз-9». Летчики-космонавты Андриян Николаев и Виталий Севастьянов писали, что они позволяют себе болеть в космосе единственной болезнью – футболом и слали сборной команде самые добрые пожелания.

До позднего вечера продолжался «праздник Паркуяна». С точки зрения требований психологической подготовки он полностью снял предстартовое напряжение. Страхи, сомнения за исход предстоящего матча рассеялись как дым. Если они и остались у ребят, то очень глубоко в подсознании.

А между тем приехавшие с просмотра уругвайской игры Симонян и Парамонов дали нашему противнику высокую оценку. Во всяком случае, по их мнению, которое совпадало с подавляющим мнением обозревателей, команда Уругвая выглядела убедительнее, чем в Англии в 1966 году.

Да и мы с Качалиным были убеждены в этом. Одновременно с нами уругвайцы выступали весной этого года в Перу. Нам представилась возможность посмотреть их игру. Достаточно сказать, что они там закончили выступления успешнее нас и получили высокую оценку в прессе.

Все это мы понимали, понимали и со счетов не сбрасывали. Взвешивая накануне игры вечером сложившуюся ситуацию и Качалин, и Парамонов, и Яшин, ставший больше одним из руководителей, чем игроком, видели необходимость переориентации в настроении и во взглядах игроков на предстоящего противника. Радостям на смену от счастливого жребия должна прийти трезвая оценка трудности предстоящего матча.

Выслушав сообщения Симоняна и Парамонова о манере игры уругвайцев в Мексике, взвесив отзывы прессы и вспомнив все предыдущие встречи с ними, все пришла к единому мнению. В основном оно сводилось к тому, что нельзя дать противнику увести себя с торной дороги темповой игры в болотную трясину медлительной позиционной борьбы. В держании мяча они великие мастера, неторопливое движение и высокое техническое мастерство позволяют им подолгу держать мяч в ногах, передавая его друг другу с точностью баскетболистов. Десять – двенадцать передач для них норма, которую они очень часто перевыполняют. Другое дело, что продвижение вперед незначительное, потому что добрая половина пасов направляется поперек поля и назад, но все же, по-видимому, рассуждают они, мяч-то у нас, попробуй, дескать, только ошибись в выборе позиции, тут-то мы тебя и накажем.