Анж Питу (др. перевод) - Дюма Александр. Страница 121

– Рассказывай, ну-ка, рассказывай, что там наделал наш хозяин, – гордясь и трепеща, промолвила г-жа Бийо.

Питу снова глянул, не идет ли Катрин, но ее было не видать.

Ему стало обидно, что м-ль Бийо не желает расстаться с бельем ради свежих новостей, доставленных таким гонцом.

Он покачал головой, в нем просыпалось недовольство.

– Это долгая история, – проговорил он.

– А ты голоден? – спросила г-жа Бийо.

– Пожалуй, что и так.

– И пить хочешь?

– Почему бы и нет.

Работники и служанки тут же забегали, и не успел Питу оценить всю важность своей просьбы, как перед ним очутились кубок, и хлеб, и мясо, и всевозможные фрукты.

У Питу была, как говорят в деревне, бездонная утроба: он быстро переваривал пищу; но все-таки его организм еще не успел до конца усвоить теткиного петуха, которого он прикончил всего каких-нибудь полчаса назад.

Между тем ему так быстро подали угощение, что это нисколько не помогло ему протянуть время, на что он было понадеялся.

Он понял, что нужно сделать над собой значительное усилие, и принялся за еду.

Но вопреки своим самым добрым намерениям он тут же был вынужден прервать трапезу.

– Что с тобой? – спросила г-жа Бийо.

– Черт побери! Я…

– Принесите Питу попить!

– У меня уже есть сидр, госпожа Бийо.

– Может быть, тебе больше хочется водки?

– Водки?

– Да, ты небось приохотился к ней в Париже?

Добрая женщина предполагала, что за две недели отсутствия Питу мог приобрести дурные привычки.

Питу гордо отверг это предположение.

– Водки я в рот не беру, – сказал он.

– Тогда рассказывай.

– Если я начну рассказывать, то мне придется все повторять, когда придет мадемуазель Катрин, а рассказ у меня долгий.

Два-три человека ринулись в прачечную за Катрин.

Следом за ними устремились все остальные, но в это время Питу машинально оглянулся на лестницу, которая вела на второй этаж, и в проеме двери, распахнувшейся от сквозняка, заметил Катрин, глядевшую из окна.

Катрин смотрела в сторону леса, то есть в сторону Бурсона.

Она была так погружена в созерцание, что не обратила ни малейшего внимания на суматоху и на все, что происходило в доме: ее занимало лишь то, что делалось снаружи.

– Э! Эх! – со вздохом сказал Питу. – Да, так она и глядит в сторону леса, в сторону Бурсона, туда, где жил господин Изидор де Шарни!

И он испустил новый вздох, еще жалобнее первого.

Тут вернулись гонцы, обыскавшие не только прачечную, но каждый уголок в доме, где могла быть Катрин.

– Ну? – спросила г-жа Бийо.

– Барышни нигде нет.

– Катрин! Катрин! – позвала г-жа Бийо.

Девушка не слышала.

Тогда Питу решил вмешаться.

– Госпожа Бийо, – сказал он, – а ведь я знаю, почему мадемуазель Катрин не нашли в прачечной.

– Почему же?

– Черт побери, потому что она в другом месте.

– И ты, что ли, знаешь, где она?

– Знаю.

– Где же?

– Наверху.

Взяв фермершу за руку, он помог ей подняться на несколько ступенек вверх по лестнице и указал ей на Катрин, сидевшую на подоконнике, в обрамлении из вьюнка и плюща.

– Она причесывается, – сказала добрая женщина.

– Увы, нет, она уже причесана, – уныло отозвался Питу.

Фермерша не обратила внимания на то, как уныло прозвучал его ответ, и во весь голос позвала:

– Катрин! Катрин!

Девушка вздрогнула, застигнутая врасплох, и, проворно затворив окно, спросила:

– Что такое?

– Иди-ка сюда, Катрин, – воскликнула мамаша Бийо, не подозревая о впечатлении, которое могут произвести ее слова. – Здесь Анж, он вернулся из Парижа.

Питу с тревогой ждал ответа Катрин.

– А-а, – равнодушно протянула Катрин.

От такого равнодушия у бедняги Питу упало сердце.

Тем временем она сошла по лестнице с таким флегматичным видом, словно какая-нибудь фламандка с полотна ван Остаде или Браувера [196].

– Надо же! – произнесла она, спустившись. – И впрямь, он самый.

Питу задрожал, залился румянцем и отвесил поклон.

– У него есть каска, – шепнула одна из служанок на ухо молодой хозяйке.

Питу услышал и вгляделся в лицо Катрин, пытаясь угадать впечатление, произведенное этой новостью.

Лицо ее было прелестно: быть может, слегка побледнело, но не утратило ни нежности, ни округлости черт.

Однако Катрин нисколько не восхитилась шлемом Питу.

– Ах вот как, каска? – переспросила она. – А для чего?

Тут в сердце у честного малого вспыхнуло негодование.

– У меня есть каска и сабля, – гордо произнес он, – потому что я сражался, убивал драгун и швейцарцев, а если не верите, мадемуазель Катрин, спросите у вашего батюшки, и все тут.

Катрин, казалось, была так поглощена своими мыслями, что из ответа Питу услышала только самый конец.

– А как поживает батюшка? – спросила она. – И почему он не вернулся вместе с вами? Что, в Париже дело неладно?

– Совсем неладно, – отвечал Питу.

– А я-то думала, что все уже в порядке, – заметила Катрин.

– Ваша правда, да только потом опять пошли беспорядки, – возразил Питу.

– Разве народ не помирился с королем, разве господина Неккера не призвали обратно?

– В господине Неккере все и дело, – самонадеянно пояснил Питу.

– Да ведь народ был доволен, что он вернулся?

– До того доволен, что пошел вершить суд и расправу над всеми своими врагами.

– Над всеми врагами! – удивленно воскликнула Катрин. – А какие же у народа враги?

– Известное дело, аристократы, – изрек Питу.

Катрин побледнела.

– А кого называют аристократами? – спросила она.

– Черт побери, кого же еще, как не тех, кто владеет обширными землями и прекрасными замками, тех, по чьей вине голодает нация, тех, у кого есть все, а у нас ничего.

– Дальше, – нетерпеливо потребовала Катрин.

– Людей, у которых есть прекрасные кони и красивые кареты, когда мы ходим пешком.

– Боже мой! – воскликнула девушка, побледнев, как полотно.

Питу заметил, что она переменилась в лице.

– Среди ваших знакомых тоже есть аристократы.

– Среди моих знакомых?

– Среди наших знакомых? – вымолвила мамаша Бийо.

– Да кто же это? – настаивала Катрин.

– К примеру, господин Бертье де Савиньи.

– Господин Бертье де Савиньи?

– Тот, что подарил вам золотые серьги, которые вы надевали в тот день, когда плясали с господином Изидором.

– Ну и что?

– Что? Да то, что я сам видел, как его разорвали на части.

Ответом на это был всеобщий вопль ужаса. Катрин упала на стул, который себе придвинула.

– Ты сам видел? – спросила мамаша Бийо, содрогаясь от страха.

– И господин Бийо тоже видел.

– О господи!

– Да, и теперь в Париже и в Версале, наверное, уже поубивали и посажали в тюрьму всех аристократов.

– Чудовищно! – прошептала Катрин.

– Чудовищно? Да почему? Вы-то с госпожой Бийо не аристократки.

– Господин Питу, – с угрюмой страстью в голосе произнесла Катрин, – сдается мне, вы не были столь кровожадны, покуда не побывали в Париже.

– Да я и сейчас не кровожаден, – смутился Питу, – но только…

– Но только не похваляйтесь убийствами, которые чинят парижане: вы-то не парижанин и ни в каких убийствах не замешаны.

– Мало того, что не замешан: нас с господином Бийо самих чуть не убили, когда мы защищали господина Бертье.

– Ах, добрый мой батюшка! Славный батюшка! Узнаю его! – в восторге воскликнула Катрин.

– Достойный человек мой хозяин! – прослезившись, молвила мамаша Бийо. – А как было дело?

Питу описал им ужасную сцену на Гревской площади, отчаяние Бийо и его желание вернуться в Виллер-Котре.

– Так чего ж он не вернулся? – спросила Катрин с чувством, глубоко взволновавшим сердце Питу, которому почудилось в ее восклицании сходство со зловещими предсказаниями колдунов, умевших проницать людские сердца.