Бог располагает! - Дюма Александр. Страница 130

— Возможно, — повторил Юлиус.

И, помолчав, он прибавил:

— Но с твоей стороны было бы ошибкой сердиться или тревожиться из-за недоверия, которое ты вполне развеешь через полчаса. Кроме того, для тебя не так уж плохо, если я сейчас буду рядом.

— Это почему же?

— Потому что тех, кого ты нам выдашь, будет трое, и если бы ты оказался один против троих, тебе пришлось бы пережить неприятные минуты. Эти люди храбры, они едва ли без сопротивления дадут себя арестовать.

— А как же солдаты, которых ты поставил на лестнице?

— Именно тогда, — возразил Юлиус, — когда солдаты войдут, Трое, поняв, что ты их предал, могут броситься на тебя, чтобы хоть отомстить, если спастись уже невозможно. Как видишь, небесполезно, чтобы с тобой кто-нибудь был.

— А если, защищая меня, ты сам попадешь под удар?

— О, я, — протянул Юлиус каким-то странным тоном, — я, входя сюда, уже принес в жертву свою жизнь.

Твердость, с какой Юлиус произнес эти слова, заставила Самуила пристально всмотреться в его лицо.

Но он не увидел там ничего, кроме обычного выражения беззаботности.

С минуту оба помолчали.

Самуил встал и начал прохаживаться взад и вперед.

— Сколько нам еще ждать? — спросил Юлиус.

— Еще четверть часа, — отвечал Самуил.

— В таком случае, — сказал Юлиус, — мне самое время принять мое укрепляющее снадобье.

— А… — вырвалось у Самуила, и он тут же осекся.

— Я чувствую себя утомленным, — продолжал Юлиус. — Мне потребуются силы для той сцены, что сейчас разыграется здесь. Ты мне говорил, что действие этого средства непродолжительно и лучше принять его в самый последний момент. Вот он и наступил. Давай сюда свою микстуру.

— Ты этого хочешь? — произнес Самуил дрогнувшим голосом.

— Ну, вот еще! Разумеется, хочу! Как раз сейчас мне потребуется много сил. Ну-ка налей мне своего укрепляющего вот в этот кубок.

Говоря так, он не спускал глаз с Самуила.

Тот не двигался.

— Налей же! — повторил граф фон Эбербах.

Тогда Самуил взял бутылку и откупорил ее.

Руки у него слегка дрожали.

А Юлиус поднял свой кубок и с полным спокойствием протянул ему.

Самуил вылил туда около половины бутылки.

— Почему ты не выливаешь все? — спросил Юлиус.

— О, хватит и половины.

— Лей все, говорю тебе, — настаивал Юлиус.

— Ладно, — сказал Самуил, руки которого снова затрясла едва заметная дрожь.

— Можно подумать, будто ты чуть ли не взволнован. Или это твое укрепляющее средство опасно?

Самуил побледнел.

— Опасно? — пробормотал он. — Ну и мысль!

— О, не беспокойся, — усмехнулся Юлиус. — Не подумай, будто я тебя в чем-то подозреваю. Я только хочу сказать, что иногда лекарство заставляет пациента расплачиваться потом за тот прилив сил, который оно дает ему на короткий срок. Если ты мне приготовил снадобье именно такого рода, я на тебя не в претензии, напротив. Мне бы только на один час иметь столько энергии, сколько нужно, а там будь что будет. Ты ведь знаешь, жизнью я не слишком дорожу. Я в этом смысле и спросил, не опасно ли лекарство.

— Оно абсолютно безвредно, — отвечал Самуил, у которого было время овладеть собой. — Этот настой дает силу тем, кто болен, а здоровых делает еще сильнее — иных последствий у него нет.

— А, так оно и здоровым прибавляет сил? — повторил Юлиус, и глаза его диковато блеснули.

— Да, — решительно подтвердил Самуил.

Юлиус поднес стакан к губам. Но он лишь слегка омочил их, коснувшись напитка.

— У этого лекарства совсем другой вкус, чем у прежнего укрепляющего средства, — сказал он.

— Ну да, — согласился Самуил. — Я заменил его. Это более действенно.

— Мой бедный Самуил, — вздохнул Юлиус, — с тобой положительно что-то происходит. Тебе изменяет твое обычное хладнокровие.

— Мне? — пробормотал Самуил.

— Я понимаю, что ты испытываешь беспокойство, — продолжал граф фон Эбербах. — В ту минуту, когда выдаешь тех, чьим сообщником был почти что с самого рождения, немудрено до известной степени утратить присутствие духа.

— Действительно, — сказал Самуил, в восторге от того, что Юлиус объясняет его смятение подобным образом. — Признаюсь тебе, что выдать Тугендбунд мне оказалось тяжелее, чем я думал.

— Не извиняйся, Самуил. Это так естественно. Оттого, что тебе приходится преодолевать свою щепетильность, твои заслуги только увеличиваются, и жертва, которую ты приносишь прусскому правительству и монархической идее, становится еще огромнее и достойнее воздаяния. Но даю тебе слово чести, что воздаяние деянию не уступит. По крайней мере я сделаю для этого все, что будет от меня зависеть; ты, Самуил, смело можешь на меня положиться.

Благодарить Самуил не стал. В словах Юлиуса ему послышалось что-то похожее на иронию.

А Юлиус продолжал:

— Но сейчас ведь тебе самому, как и мне, тоже потребуются все твои силы. Волнение, которое ты испытываешь, каким бы законным и достойным уважения оно ни было, если придется защищаться, может повредить нам обоим. Не знаю, как для тебя, а для меня очень важно, чтобы этого не случилось. Так вот, это укрепляющее средство, которое, как ты мне только что говорил, придает бодрости и тем, кто находится в добром здравии…

— И что же? — перебил Самуил, сделав страшное усилие, чтобы скрыть свое замешательство.

— А то, милый мой Самуил, что тебе, как я полагаю, стоило бы самому выпить половину этой микстуры.

Самуил ошеломленно уставился на него.

— Итак, Самуил, давай поделимся по-братски и выпьем вместе за здоровье той, что дорога нам обоим, — за здоровье Фредерики!

— Но, — возразил Самуил, — ты же сам сказал, что хочешь выпить все, и это для тебя не слишком много?

— А вот ты говорил, что половины вполне хватит.

— Ба! — сказал Самуил. — Мое минутное волнение уже прошло. И потом, когда Трое появятся здесь, уж будь покоен, мне ничего не понадобится пить: вся моя энергия сама вернется ко мне. Перед лицом опасности я стоек и готов ко всему, можешь на меня положиться.

— Так ты отказываешься? — холодно спросил Юлиус.

Самуил в свою очередь пристально всмотрелся в его лицо.

— Ах, черт возьми, — сказал он, — ты что, тоже мне не доверяешь?

— Возможно! — проронил Юлиус, в третий раз за время разговора повторяя тот же ответ.

Самуил гневно выпрямился.

Юлиус встал с места, и было мгновение, когда их взгляды сверкнули и скрестились, словно две шпаги.

Затем вдруг Самуил, то ли потому, что в этом поединке нервов его мрачная и могучая натура жаждала любой ценой взять верх, то ли благодаря некоей внезапной идее, его осенившей, то ли просто потому, что Юлиус ошибся в своих подозрениях, — так или иначе Самуил Гельб принял решение: он взял кубок и отпил из него половину.

И протянул кубок Юлиусу.

— Теперь твоя очередь, — сказал он. — Сам видишь, какова цена твоим подозрениям!

Юлиус взял чашу.

— За здоровье Фредерики! — провозгласил он. — Пусть она надолго переживет нас!

С этими словами он осушил кубок до дна.

В этот миг послышался звон колокольчика.

— А вот и наши долгожданные, — промолвил Самуил. — Они точны.

Почти тотчас дверь, ведущая на нижнюю лестницу, отворилась.

Вошли двое: фигуры их были скрыты плащами, а лица — масками.

LXIII

МЕРТВЫЙ ХВАТАЕТ ЖИВОГО

Вокруг стола было всего три кресла, одно из которых располагалось выше прочих.

Двое в масках сели на те кресла, что были ниже.

Казалось, их не удивило присутствие Юлиуса, хотя Самуил не предупредил их, что придет не один.

Самуил с беспокойством поглядывал на третье кресло.

— Вы пришли только вдвоем? — спросил он. — Я надеялся, что верховный предводитель явится сюда вместе с вами. Так что же, он не придет?

— Дело высочайшей важности помешало ему явиться, — отвечал один из людей в масках. — Но где мы, там присутствует и он. Говори так, как если бы мы были здесь все трое. Верховный предводитель — хотя это не я и не мой спутник, — услышит твои слова в точности, все до одного, и все твои мысли откроются ему.