Ванинка - Дюма Александр. Страница 7

Со своей стороны, Ванинка, несмотря на природную надменность, стала проявлять к Федору живейший интерес. Уезжая, он не оставил у нее сомнений относительно своего чувства, и во время разлуки женская ее гордость черпала силы в успехах молодого офицера и в надежде, что они позволят сократить расстояние между молодыми людьми. Таким образом, когда он вернулся, пройдя значительную часть этого расстояния, Ванинка ощутила по биению своего сердца, что удовлетворенная гордость превращается в более нежное чувство и что она любит Федора, насколько способна любить вообще. Тем не менее, как мы сказали, девушка постаралась скрыть свои чувства под ледяной оболочкой: такой уж она была. Конечно, в один прекрасный день она скажет, что любит его, но лишь тогда, когда сама выберет для этого время, а до тех пор пусть лучше молодой человек не догадывается, что он любим.

Так продолжалось несколько месяцев, и состояние, казавшееся поначалу Федору верхом блаженства, обернулось страшной пыткой. В самом деле, любить и чувствовать, как твое сердце каждую минуту переполняется любовью, находиться с утра до вечера рядом с той, кого любишь, прикасаться за столом к ее руке, а в узком коридоре – к ее платью, ощущать, как она опирается на твою руку, входя в гостиную или бальный зал, и при этом все время контролировать выражение лица, чтобы ничем не видать волнения сердца, – нет, никакая воля не в силах выстоять в такой борьбе. Ванинка поняла, что Федор не сможет долго хранить свою тайну, и решила упредить его признание.

Однажды, когда они оказались наедине, она, видя безуспешные усилия молодого человека скрыть свои чувства, смело обратилась к нему:

– Вы любите меня, Федор?

– О, простите, простите! – воскликнул молодой человек, простирая к ней руки.

– Почему вы просите прощения, Федор? Разве ваша любовь не чиста?

– Да, да, моя любовь чиста, но она столь же чиста, как и безнадежна.

– Отчего же безнадежна? – удивилась Ванинка. – Разве мой отец не любит вас как сына?

– Как прикажете понимать вас? – вскричал Федор. – Неужто, если ваш отец согласится отдать мне вашу руку, вы тоже дадите согласие?

– Разве у вас не благородное сердце и вы не знатного рода, Федор? Правда, у вас нет состояния, но я достаточно богата для двоих.

– Значит, я вам не безразличен?

– Во всяком случае, я отдаю вам предпочтение перед теми, с кем была знакома прежде.

– Ванинка!

Молодая девушка гордо вскинула голову.

– Простите! – продолжал Федор. – Что я должен сделать? Приказывайте. Ваша воля – моя воля. Я боюсь оскорбить вас своими чувствами. Направьте меня, я послушаюсь вас.

– Вы должны просить моей руки у отца, Федор.

– Значит, вы разрешаете мне это сделать?

– Да, но при одном условии.

– Каком? Говорите же, говорите!

– Чтобы мой отец ни в коем случае не догадался, что вы действуете с моего согласия. Никто не должен знать ни о нашем разговоре, ни о моем признании. Наконец, вы должны мне обещать, что как бы ни повернулось дело, вы не станете просить у меня ничего другого, кроме того, что я пожелаю выразить.

– Все, что хотите! – воскликнул Федор. – Я сделаю все, что вы захотите. Разве вы не награждаете меня в тысячу раз щедрее, чем я мог себе позволить? Если ваш отец откажет мне, разве не радостно мне будет сознавать, что вы разделяете мою боль?

– Да, но я надеюсь, что этого не случится, – сказала Ванинка, протянув молодому офицеру руку, которую тот горячо поцеловал. – Итак, надежда и удача!

И Ванинка, как истинная женщина, вышла из комнаты, оставив молодого человека в куда большем смятении, чем была сама.

В тот же день Федор попросил генерала выслушать его.

По своему обыкновению генерал принял адъютанта с открытым лицом и доброй улыбкой. Однако при первых же словах Федора он нахмурился. Только узнав о его верной, постоянной и страстной любви к Ванинке, о том, что именно эта любовь подвигала его на подвиги, за которые он так хвалил его, генерал протянул ему руку и, почти столь же взволнованный, сказал, что во время его отсутствия, ничего не зная о любви, тайну которой Федор увез с собой и на которую Ванинка ничем ему не намекнула, генерал принял сватовство государя, который просил его за сына тайного советника. Право не расставаться с дочерью до ее восемнадцатилетия – вот единственное, что вымолил генерал у царя. Таким образом, Ванинке предстояло пробыть в родительском доме всего пять месяцев.

Возразить на это было нечего: в России желание царя – закон, и коль скоро оно высказано, никому в голову не приходит противиться. Но отказ привел молодого человека в такое отчаяние, что тронутый его молчаливым горем генерал раскрыл ему объятия. Федор бросился в них, заливаясь слезами. Тогда генерал справился у него о дочери, и Федор ответил, как обещал, что Ванинка ничего не знает и что он говорил только от своего имени. Эти слова слегка успокоили генерала, который боялся сделать несчастными обоих.

Когда Ванинка спустилась к обеду, она застала отца одного. У Федора не хватило духу выйти к столу и присутствовать вместе с генералом и его дочерью в тот момент, когда он потерял все надежды. Он нанял дрожки и велел отвезти себя за город. Во время обеда генерал и Ванинка едва перемолвились несколькими словами. Но как ни выразительно было это молчание, Ванинка совершенно владела собой, и один генерал выглядел молчаливым и убитым.

Вечером, когда она собралась спуститься к чаю, ей подали его в комнату и доложили, что генерал чувствует себя усталым и отправился в свои покои. Ванинка поинтересовалась характером его недомогания и, убедившись, что ничего опасного нет, поручила камердинеру, принесшему ей это известие, засвидетельствовать отцу ее почтение и готовность помочь, если он в чем-то нуждается. Генерал ответил, что благодарит ее, но пока ему нужны только покой и сон. Ванинка в свою очередь сказала, что намерена удалиться к себе. Камердинер ушел, а Ванинка распорядилась, чтобы Аннушка, ее молочная сестра, выполнявшая обязанности горничной, дождалась возвращения Федора и предупредила ее, как только он появится.

В одиннадцать ночи ворота особняка раскрылись, и Федор слез с дрожек и тотчас поднялся к себе, где бросился на диван, раздавленный тяжестью своих мыслей. В полночь он услышал стук в дверь и, удивленный, встал, чтобы открыть. Это была Аннушка, которая пришла сказать, что ее госпожа просит его тотчас прийти к ней. Федор безмолвно повиновался.

Он застал Ванинку в белом платье, еще более бледную, чем обычно. Федор замер в дверях – ему показалось, что перед ним надгробная статуя.

– Подойдите, – сказала Ванинка тоном, в котором было трудно расслышать хотя бы признак волнения. Голос ее притягивал Федора, как магнит, он приблизился; Аннушка вышла и закрыла за собой дверь.

– Так что вам ответил мой отец? – осведомилась Ванинка.

Федор рассказал ей все, что произошло. Девушка бесстрастно выслушала его. На лице ее жили только губы, но и они вдруг стали такими же белыми, как ее платье. Федора снедало лихорадочное волнение. Глаза его блестели как у безумного.

– Каковы ваши намерения? – спросила Ванинка все тем же ледяным тоном.

– И вы еще спрашиваете, Ванинка! Что прикажете мне делать, если мне вообще что-то остается сделать, как не бежать из Санкт-Петербурга? Если я не хочу ответить на доброту своего покровителя низостью, мне остается одно – погибнуть в каком-нибудь Богом забытом уголке России, где разразится война.

– Вы сошли с ума, – возразила Ванинка с улыбкой, в которой странным образом смешалось торжество и презрение: с этой минуты она полностью осознала свою власть над Федором и поняла, что всю оставшуюся жизнь будет управлять им, как царица.

– Тогда скажите, что мне делать, приказывайте, разве я не раб ваш?

– Надо остаться.

– Остаться?

– Только женщина или ребенок примиряются с первым же поражением. Настоящий мужчина обязан бороться.

– Бороться! Против кого? Против вашего отца? Никогда!

– Кто вам говорит о моем отце? Надо бороться с обстоятельствами. Простой смертный не умеет управлять событиями. Это они, напротив, увлекают его за собой. Нужно, чтобы в глазах моего отца вы выглядели человеком, который преодолел свою любовь и является хозяином своих чувств. Коль скоро считается, что я не имею понятия о вашем сватовстве, никто не станет остерегаться меня. Я попрошу отца дать мне отсрочку и получу ее. Кто знает, какие события произойдут за это время? Может умереть император, или мой суженый, или даже – да хранит его Бог – мой отец.