Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 1 - Дюма Александр. Страница 46

Берег был пустынен: прибрежные рыбаки уже легли спать. Единственный караульный на берегу (побережье это не охранялось, потому что большие корабли не могли здесь пристать) не мог в точности последовать примеру рыбаков; он спал сидя в своей будке так же крепко, как они у себя дома. На берегу раздавался только свист ветра, колыхавшего прибрежный вереск. Но люди в шлюпке были чрезвычайно осторожны: безмолвие и пустынность этого места не успокаивали их. Шлюпка, казавшаяся черной точкой в океане, скользила бесшумно; они почти не ударяли веслами, чтобы не привлечь внимания, и подошли к берегу насколько могли ближе.

Из шлюпки выскочил человек и отдал какое-то приказание отрывистым голосом, показывавшим привычку повелевать. Несколько мушкетов блеснуло в слабом отсвете воды, и продолговатый тюк, надо думать – с контрабандой, был перенесен на землю с бесконечными предосторожностями. Человек, отдававший приказания, сейчас же побежал к Шевенингену, направляясь к ближайшей опушке леса. Он быстро разыскал дом, стоявший за деревьями и служивший временным скромным жилищем так называемого короля Карла Английского.

Тут, как и везде, все спали; только огромная собака из породы тех, на которых шевенингенские рыбаки возят в тележках рыбу в Гаагу, принялась громко лаять, как только под окнами раздались шаги. Но вместо того чтобы испугать незнакомца, такая бдительность обрадовала его. Его зова, может быть, оказалось бы недостаточно, чтобы разбудить обитателей дома, а теперь ему даже незачем было подавать голос. Незнакомец сначала ждал, что лай собаки разбудит кого-нибудь в доме, но потом крикнул сам. Услышав незнакомый голос, собака залилась еще громче, и наконец в доме кто-то стал успокаивать ее. Когда она затихла, чей-то слабый, надтреснутый голос вежливо спросил:

– Что вам угодно?

– Мне надо видеть его величество короля Карла Второго, – отвечал незнакомец.

– Кто вы такой?

– Ах, черт возьми! Вы задаете мне слишком много вопросов. Я не люблю разговаривать через дверь.

– Скажите только свое имя.

– Я не очень люблю склонять и спрягать свое имя во всеуслышание; к тому же, будьте покойны, я не съем вашу собаку, и я молю бога, чтобы она была столь же деликатна по отношению ко мне.

– Вы, верно, привезли какие-нибудь известия? – спросил тот же старческий голос.

– Да, я привез известия, и еще какие! Каких вы не ожидаете! Отоприте же!

– Сударь, – продолжал старик, – прошу вас, скажите мне по совести: стоит ли будить короля ради ваших известий?

– Ради бога, отоприте поскорее; клянусь, вы не пожалеете. Я стою столько золота, сколько во мне весу, клянусь вам!

– Однако я никак не могу отпереть, пока вы мне не скажете ваше имя.

– Хорошо… Но предупреждаю вас, что мое имя вам ничего не объяснит. Я – д’Артаньян.

– Ах боже мой! – воскликнул старик за дверью. – Господин д’Артаньян! Какое счастье! То-то мне показалось, что я слышу знакомый голос!

– Ого! – проговорил д’Артаньян. – Здесь знают мой голос! Это очень лестно!

– Да, да, знают, – отвечал старик, отпирая дверь. – Вот вам доказательство.

И он впустил д’Артаньяна.

Д’Артаньян при свете фонаря узнал своего упрямого собеседника.

– Парри! – вскричал он. – Я должен был догадаться сразу!

– Да, да, я Парри, господин д’Артаньян! Как я рад, что вижу вас!

– Да, на этот раз можете радоваться! – сказал д’Артаньян, пожимая руку старику. – Доложите обо мне королю.

– Но король почивает…

– Черт возьми! Разбудите его, и он не рассердится, будьте покойны.

– Вы не от графа?

– От какого графа?

– Де Ла Фер.

– От Атоса? О нет! Я сам от себя. Ну, Парри, скорее, мне нужен король.

Парри не спорил больше. Он знал, что на д’Артаньяна, хоть он и гасконец, всегда можно положиться. Он пересек двор и палисадник, успокоил собаку, которая всерьез собиралась попробовать на зуб мушкетера, и постучал в ставень комнаты, составлявшей нижний этаж маленького павильона.

И сразу же маленькая собачка, обитавшая в этой комнате, отозвалась на громкий лай большой собаки, обитавшей во дворе.

«Бедный король! – подумал д’Артаньян. – Вот какие у него телохранители, хотя, по правде говоря, они хранят его не хуже других!»

– Кто там? – спросил король из спальни.

– Господин д’Артаньян, он привез вам известия.

В комнате послышался шум; дверь отворилась, и поток яркого света хлынул в прихожую и в сад.

Король работал при свете лампы. Разбросанные бумаги лежали на столе; он писал письмо, и множество помарок говорило о том, что оно стоило ему больших усилий.

– Войдите, шевалье, – сказал он, обернувшись. Потом, увидев рыбака, прибавил: – Что же ты говоришь, Парри? Где же шевалье д’Артаньян?

– Он перед вашим величеством, – отвечал д’Артаньян.

– В этом костюме?

– Всмотритесь в меня, государь. Вы видели меня в передней короля Людовика Четырнадцатого, в Блуа. Неужели вы не узнаете?

– Узнаю и даже вспоминаю, что был вам очень обязан.

Д’Артаньян поклонился:

– Я поступил так, как должен был поступить, узнав, что это вы, ваше величество.

– Вы привезли мне известия?

– Да, государь.

– Вероятно, от французского короля?

– Нет, ваше величество. Вы могли заметить, что король Людовик занят только собой.

Карл поднял глаза к небу.

– Нет, ваше величество, нет, – продолжал д’Артаньян. – Я привез новости, касающиеся лично вас. Однако смею надеяться, что ваше величество выслушает их с некоторою благосклонностью.

– Говорите.

– Если не ошибаюсь, государь, вы много говорили в Блуа о плохом положении ваших дел в Англии.

Карл покраснел.

– Сударь, – прервал он, – я рассказывал об этом только французскому королю…

– О, ваше величество, ошибаетесь, – холодно сказал мушкетер, – я умею говорить с королями в несчастье. Скажу более: короли говорят со мной только тогда, когда они в несчастье; но едва им улыбнется счастье, они обо мне забывают. Я питаю к вашему величеству не только истинное уважение, но и глубокую преданность, а для меня, поверьте, это означает немало. Слушая жалобы вашего величества на судьбу, я решил, что вы благородны, великодушны и с достоинством переносите свои несчастья.

– Признаться, – сказал удивленно Карл, – я сам не знаю, что мне приятнее: ваша смелая откровенность или ваше уважение.

– Вы сейчас выберете, – отвечал д’Артаньян. – Вы жаловались двоюродному брату вашему Людовику Четырнадцатому, что без войска и без денег вам очень трудно вернуться в Англию и вступить на престол.

Карл сделал нетерпеливое движение.

– И что главное препятствие представляет, – продолжал д’Артаньян, – некий генерал, командующий армией парламента, который разыгрывает там роль второго Кромвеля. Верно?

– Да, но повторяю вам, что все это я говорил одному королю.

– И вы увидите, государь, какое счастье, что ваши слова услышал лейтенант его мушкетеров. Человека, который является главным препятствием на вашем пути к успеху, зовут генерал Монк, не так ли?

– Да, сударь. Но к чему все эти вопросы?

– Знаю, знаю, ваше величество, что строгий этикет запрещает предлагать вопросы королям. Надеюсь, что ваше величество скоро простит мне мою неучтивость. Ваше величество сказали еще, что если бы вам удалось повидать Монка, встретиться с ним лицом к лицу, переговорить с ним, то вы непременно восторжествовали бы силою или убеждением над этим единственным серьезным противником.

– Все это правда. Моя участь, мое будущее, безвестность или слава зависят от этого человека. Но что же из этого?

– А вот что: если генерал Монк до такой степени мешает вам, то полезно было бы избавить вас от него или превратить его в союзника вашего величества.

– Король, у которого нет ни армии, ни денег (мне нечего скрывать, раз вы слышали мой разговор с Людовиком Четырнадцатым), не может ничего сделать с таким человеком, как Монк.

– Да, ваше величество, таково ваше мнение, я знаю. К счастью для вас, я придерживаюсь другого мнения.