Капитан Памфил - Дюма Александр. Страница 18

Он дошел до этого места в своих планах и замыслах, когда ему послышался поблизости говор. Капитан огляделся, но, как мы уже сказали, ночь была темной и ничего не было видно. Он снова прислушался и на этот раз ясно различил несколько голосов, однако слов нельзя было разобрать; капитан Памфил хотел окликнуть говоривших, но, не зная, кто приблизится к нему в темноте — враги или друзья, — решил подождать дальнейших событий. В любом случае остров, на который он высадился, был не так далеко от земли, чтобы стоило опасаться голодной смерти в таком оживленном месте, как залив Святого Лаврентия. Поэтому капитан Памфил решил сидеть смирно до рассвета, чтобы самому себя не выдать; в соответствии с этим решением он отправился на другой конец своего острова, как можно дальше от того берега, где слышалась человеческая речь, в некоторых случаях пугающая людей больше, чем рев дикого зверя.

Снова воцарилась тишина, и капитан Памфил начал надеяться на благополучный исход, когда почувствовал, что земля задрожала под его ногами. Прежде всего ему на ум пришло землетрясение, но на всем своем острове он не видел даже самой маленькой горки, напоминающей вулкан; тогда он вспомнил, что часто слышал рассказы о подводных образованиях, которые внезапно появляются на поверхности воды и остаются там иногда в течение нескольких дней, месяцев, а то и лет, дают время обосноваться колониям, засеять землю, построить хижины, а потом, когда пробьет их час, внезапно разрушаются, как и образовались, без видимой причины, мгновенно скрываются, увлекая за собой слишком доверчивое население, расположившееся на них. В любом случае капитан Памфил не успел ни посеять, ни построить, ему не приходилось сожалеть ни о хлебе, ни о домах, и он собрался продолжать свое плавание, радуясь тому, что чудесный остров пробыл над водой достаточно долго и он на нем отдохнул. Так вот, целиком положившись на волю Божью, он вдруг заметил, к большому своему удивлению, что земля не погружается в море, но как будто плывет, оставляя за собой след, подобный струе за кормой судна. Капитан Памфил оказался на плавучем острове; для него повторилось чудо Латоны, и он направлялся на каком-то неведомом Делосе к берегам нового мира.

Капитан Памфил столько всякого повидал в своей бродячей и полной приключений жизни, что такими пустяками его трудно было удивить; он только отметил, что его остров, проявив сообразительность, на какую никак нельзя было рассчитывать, направился прямо к северной оконечности Кейп-Бретона. Поскольку капитану безразлично было, куда направиться, он решил не возражать, позволив острову спокойно плыть по своим делам, и воспользоваться этим обстоятельством, чтобы передвигаться вместе с ним. Но движение сделало скользкую почву еще более опасной, и капитан Памфил, хоть и хорошо переносил качку, тем не менее поднялся на возвышенную часть острова и, держась за одинокое и лишенное листвы дерево, казалось отмечавшее его центр, стал смиренно и терпеливо ожидать дальнейших событий.

Временами, когда ветер прогонял тучи, показывалась какая-нибудь звезда, сияющая, словно алмаз в небесном уборе; в эти более светлые промежутки времени капитану Памфилу, который весь обратился в зрение и слух (и это легко понять), представлялось, будто он видит черную точку маленького островка, указывающего путь большому острову, двигаясь примерно в пятидесяти шагах впереди него, и, когда волна менее шумно билась о склоны его владений, до ушей капитана с дыханием ветра снова доносились те же голоса, что он уже слышал, неясные и невнятные, как шепот духов моря.

И только когда на востоке стало рассветать, капитан Памфил окончательно во всем разобрался и изумился: как же он, с его-то умом, не осознал своего положения? Маленький островок, двигавшийся впереди, оказался лодкой с командой из шести канадских дикарей; большой остров, на котором находился он сам, — китом, которого бывшие союзники Франции тащили на буксире; лишенное веток и листьев дерево, служившее ему опорой, было убившим морского гиганта гарпуном: войдя в рану на четыре или пять футов, он торчал вверх еще на восемь или девять.

У гуронов, увидевших, что им досталась двойная добыча, вырвался возглас изумления; но они тотчас рассудили, что показывать свое удивление недостойно мужчины, и продолжали молча грести к берегу, не обращая более никакого внимания на капитана Памфила. Сам он, видя, что дикари, несмотря на кажущуюся беспечность, не спускают с него глаз, изобразил полную безмятежность, хотя в действительности странное его положение внушало ему немалое беспокойство.

Когда кит был примерно в четверти льё от северной оконечности Кейп-Бретона, а лодка остановилась; но огромная туша, продолжая двигаться в заданном направлении, мало-помалу приблизилась к суденышку вплотную. Тогда тот, кто казался в команде главным, высокий и крепкий малый пяти футов восьми дюймов ростом, разрисованный синей и красной красками, с татуировкой в виде черной змеи на груди и хвостом райской птицы, вплетенным в единственную прядь волос, оставленную на его выбритой голове, сунул свой большой нож за пояс набедренной повязки, взял в правую руку томагавк и медленно, с достоинством направился к капитану Памфилу.

Со своей стороны, капитан Памфил, повидавший всевозможных дикарей — от тех, что покидают «Лa-Куртий» в первый день Великого поста, до обитателей Сандвичевых островов, злодейски убивших капитана Кука, — спокойно ждал его и, казалось, не обращал на него ни малейшего внимания.

Гурон остановился в трех шагах от европейца и стал смотреть на него; капитан Памфил, решив ни на шаг не отступать, в ответ уставился на гурона с тем же спокойным и безмятежным видом, какой напустил на себя дикарь. Наконец, после десяти минут взаимного изучения, гурон произнес:

— Черный Змей — великий вождь.

— Памфил из Марселя — великий капитан, — ответил тем же провансалец.

— Но почему, — продолжал гурон, — мой брат покинул свой корабль и сел на кита Черного Змея?

— А потому, — ответил капитан Памфил, — что команда выбросила его в море, он устал плыть и устроился отдохнуть на первом, что ему подвернулось, не заботясь о том, кому это принадлежит.

— Хорошо, — сказал гурон. — Черный Змей — великий вождь, и капитан Памфил станет его слугой.

— Ну-ка повтори, что ты сказал, — перебил его насмешливо капитан Памфил.

— Я говорю, — продолжал свою речь гурон, — что капитан Памфил будет грести на лодке Черного Змея, когда он будет на воде; понесет его палатку из бересты, когда он станет путешествовать по суше; разжигать для него костер, когда наступит холод, и отгонять мух в жару; починит его мокасины, когда они износятся; взамен всего этого Черный Змей даст капитану Памфилу остатки своего обеда и ненужные ему самому старые бобровые шкурки.

— А если эти условия не понравятся Памфилу и Памфил не согласится на них? — спросил капитан.

— Тогда Черный Змей снимет с Памфила скальп и подвесит его перед своей дверью рядом с теми скальпами семи англичан, девяти испанцев и одиннадцати французов, которые уже там находятся.

— Хорошо, — согласился капитан, видя, что сила не на его стороне. — Черный Змей — великий вождь, и Памфил будет ему служить.

После этих слов Черный Змей сделал знак команде, дикари тоже высадились на кита и окружили капитана Памфила. Вождь что-то сказал своим людям, и они немедленно принесли на тушу много маленьких ящичков, бобра, двух-трех птичек, убитых стрелами, и все, что необходимо для разведения огня. Тогда Черный Змей сел в пирогу, взял в каждую руку по веслу и стал грести к берегу.

Капитан засмотрелся на удалявшегося великого вождя, восхищаясь скоростью, с какой летела по воде маленькая лодка; тем временем к нему приблизились три гурона: один развязал его галстук, второй снял с него рубашку, а третий стащил с него штаны, в кармане которых были часы; на смену им пришли двое других, один из них держал в руке бритву, второй — своего рода палитру, составленную из маленьких ракушек, наполненных желтой, красной и синей красками; они знaком велели капитану Памфилу лечь; пока остальная часть команды раскладывала костер, как будто это был настоящий остров, ощипывала птиц и потрошила бобра, эти двое занялись туалетом нового своего товарища: один выбрил ему голову, оставив лишь прядь, какую дикари обыкновенно сохраняют, другой обмакивал свою кисть в разные краски и водил ею по всему телу капитана, разрисовывая его по последней моде щёголей с берегов реки Оттава и озера Гурон.