Капитан Памфил - Дюма Александр. Страница 26

Вечером, когда они шли через прерии, капитан заметил, как медведь останавливается перед какими-то неизвестными ему растениями; кочевой образ жизни дал ему возможность глубоко изучить инстинкт животных, и он предположил, что эти возобновлявшиеся, хотя и бесплодные, остановки, имели какую-то причину. При первой же попытке медведя задержаться капитан Памфил остановился и дал ему достаточно времени для того, чтобы тот осуществил свое намерение. Результаты не заставили себя ждать: медведь стал рыть землю и через несколько секунд выкопал кучку клубней аппетитного вида; капитан попробовал их: они напоминали одновременно трюфели и бататы.

Открытие оказалось бесценным, и он предоставил своему медведю полную свободу продолжать поиски пищи; собранного за час было довольно, чтобы человек и зверь могли поужинать. Покончив с едой, капитан Памфил выбрал уединенно росшее дерево и, убедившись, что в его листве не прячется даже самая маленькая рептилия, привязал медведя к стволу и взобрался к нему на плечи, чтобы достичь первых ветвей. Там он устроился так, как прежде уже делал в лесу, но только эту ночь он провел в совершенной безмятежности: запах медведя удерживал волков на расстоянии.

На следующее утро капитан Памфил проснулся спокойным и отдохнувшим. Прежде всего он взглянул на медведя: тот тихо спал у подножия дерева. Капитан слез с дерева и разбудил его, после чего оба приятеля продолжили путь в Филадельфию, куда и прибыли к одиннадцати часам вечера.

Капитан Памфил шел подобно Людоеду из сказки про Мальчика с пальчик.

Он отправился на поиски постоялого двора, но ни один трактирщик не пожелал в такой час приютить дикаря с медведем, и капитан оказался в более затруднительном положении посреди столицы Пенсильвании, чем среди лесов на берегах реки Святого Лаврентия; однако тут он увидел ярко освещенную таверну, откуда доносилась такая смесь звона стаканов, раскатов хохота и проклятий, что было ясно: там сидит команда какого-то судна, только что получившая свое жалованье. Капитан немедленно вновь обрел надежду: или он забыл, что значит быть моряком, или там для него найдется вино, деньги и постель — три предмета первой необходимости в его положении; он доверчиво приблизился к таверне, и вдруг застыл, словно пригвожденный к месту.

Среди шума, криков и ругани он, как ему показалось, расслышал провансальскую песню, исполняемую одним из гуляк; он вытянул шею и навострил уши, еще сомневаясь, таким невероятным казалось ему предположение; но вскоре припев, подхваченный хором, рассеял последние сомнения: здесь находились его соотечественники. Тогда он приблизился еще на несколько шагов и снова остановился, но на этот раз на его лице отразилось крайнее изумление: мало того, что эти люди были его земляками, мало того, что песня была провансальской, но к тому же еще пел ее Поликар! Команда «Роксоланы» пропивала в Филадельфии груз брига.

Капитан Памфил, ни минуты не колеблясь, принял решение: благодаря стараниям цирюльника и живописца Черного Змея его внешность так изменилась, что и лучший друг не узнал бы его, а потому он смело открыл дверь и вместе со своим медведем вошел в таверну. Новоприбывших встретили дружным криком радости.

У капитана Памфила оставалось лишь одно опасение: он забыл провести с медведем репетицию представления и понятия не имел о том, на что тот способен; но умное животное само позаботилось показать себя. Едва войдя в кабак, медведь прошелся по кругу, чтобы заставить зрителей расступиться. Матросы забрались на стулья и скамейки, Поликар уселся на печку, и представление началось.

Медведь умел делать все, чему только можно научить это животное: танцевал менуэт, как Вестрис; садился верхом на палку от метлы не хуже любого колдуна; выбирал самого большого пьяницу в компании так, что этому позавидовал бы ученый осел. Как только представление закончилось, раздался такой дружный крик, что Поликар объявил: какую бы цену ни запросил за своего воспитанника хозяин медведя, он купит его в подарок команде; это решение было встречено приветственными возгласами. Предложение было повторено более определенно, и хозяин потребовал за своего зверя десять экю. Поликар, настроенный великодушно, дал ему пятнадцать, с тем чтобы немедленно вступить в обладание животным. Что касается капитана Памфила, он вышел, когда исполнялся первый номер второго представления: никто не обратил на него внимания, ни у одного из матросов не зародилось ни малейшего подозрения.

Наши читатели слишком умны, чтобы не догадаться о причинах исчезновения капитана Памфила; однако некоторые из них могут испытывать неуверенность в себе, поэтому мы дадим короткое и точное объяснение, предназначенное для ленивых умов и противников предположений.

Капитан Памфил не терял времени даром: войдя в таверну, он одним глазом наблюдал за экзерсисами своего медведя, а другим — считал матросов; все, от первого до последнего, находились в этом кабаке; совершенно очевидно, что на борту не было никого. На этом сборище отсутствовал лишь Двойная Глотка; капитан Памфил сделал из этого вывод, что его оставили на «Роксолане», опасаясь, как бы судно не пожелало само по себе вернуться в Марсель. Вследствие этого чисто математического рассуждения, капитан Памфил направился в сторону рейда по Уотер-стрит, тянущейся параллельно набережным.

Оказавшись в порту, он быстрым взглядом окинул все стоявшие на якоре суда и, хотя было темно, за пятьсот шагов узнал среди них «Роксолану», грациозно покачивающуюся на прибывающей воде. На борту не горело ни одного огонька, ничто не указывало на присутствие людей: расчеты капитана Памфила оказались верными. Не теряя ни минуты, он головой вниз прыгнул в реку и бесшумно поплыл к судну.

Он сделал два круга около «Роксоланы», желая убедиться, что на борту нет часового; затем, удовлетворившись этим осмотром, он проскользнул под бушпритом, добрался до веревочной лестницы и стал подниматься, замирая на каждой ступеньке и прислушиваясь, не раздастся ли какой-нибудь шум. Все оставалось безмолвным; капитан сделал последний шаг, ступил на палубу своего судна и, наконец, вздохнул свободно — он был дома.

Раньше всего капитану Памфилу необходимо было переменить костюм: тот, что он носил, был слишком близок к природе и мог помешать опознанию его личности. Поэтому он спустился в свою бывшую каюту и нашел все на местах, как будто ничего не произошло. Единственное изменение состояло в том, что Поликар перенес туда свои вещи и, как человек аккуратный, сложил в сундук имущество капитана Памфила. Это уважение Поликара к движимому имуществу простиралось так далеко, что капитану Памфилу достаточно было протянуть руку к тому месту, где он обычно держат свою фосфорную зажигалку, чтобы сразу найти ее там; с девятой попытки ему удалось зажечь огонь.

Он тотчас же занялся своим туалетом; снова стать владельцем судна означало многое, но еще не все — ему предстояло вернуть себе прежний вид, и это было куда более трудным делом. Живописец великого вождя потрудился на совесть, и капитан Памфил едва не содрал полотенцем кожу с лица. Наконец чуждые украшения исчезли и таким образом наш достойный моряк вернул себе собственную красоту; он посмотрелся в маленькое зеркальце и, как ни мало был влюблен в свою особу, испытал определенное удовольствие, снова видя себя таким, каким знал всегда.

Когда свершилось это первое превращение, все остальное стало самым простым делом на свете: капитан Памфил открыл свой сундук, натянул свои штаны в продольную полоску, надел свой жилет в поперечную полоску, напялил свой буракановый сюртук в перекрестную полоску, снял свою соломенную шляпу с вешалки в виде гриба, обернул туловище своим красным поясом, заткнул за пояс свои украшенные серебром пистолеты, погасил свет и снова поднялся на палубу, где по-прежнему было тихо и безлюдно. Двойная Глотка оставался невидимым, словно обладал кольцом Гигеса и повернул его камнем внутрь.