Капитан Ришар - Дюма Александр. Страница 12

— Мой поручитель тот, кто идет впереди меня.

— Отвечает он за тебя?

— Спроси это у него самого.

— Отвечаешь ли ты за того, кого нам представляешь, брат?

— Я отвечаю за него.

— Хорошо, — сказал дежурный, — пусть он войдет в комнату раздумий. Когда придет время, его позовут, чтобы принять.

И, открыв дверь, проделанную в стене, он ввел попутчика г-на Шлика в освещенную лампой комнату, напоминавшую карцер; единственной мебелью ее были каменные стул и стол, примерно такие же, как в рейнской легенде, согласно которой император Фридрих Барбаросса сидит и спит заколдованным сном, пока не проснется Германия, чтобы провозгласить единство всех своих земель.

Что же касается Шлика, оставившего своего товарища предаваться раздумьям, то он направился к решетке, ведущей в главный зал.

Решетка открылась перед ним под нажимом дежурного.

V

ТУГЕНДБУНД

Как мы уже сказали, эта решетка была входом в подземный зал, который назывался залом Совета. Он был обтянут чем-то черным и освещался единственной лампой, подвешенной к потолку на железной цепи.

Под лампой находилась груда ружей, шпаг, пистолетов, брошенных, казалось, в полном беспорядке, однако в случае тревоги каждый мог очень быстро выбрать себе то, что ему было нужно. Свет лампы падал на стволы ружей и пистолетов, клинки сабель и шпаг, которые отбрасывали угрожающие молнии.

По другую сторону от груды оружия, напротив входной решетки, стоял черный мраморный стол, предназначенный для председателя тайного мрачного сборища. Стол находился на возвышении; к нему вели три ступени.

За столом стояло председательское кресло, украшенное бронзовым орлом. Но это не был ни двуглавый орел древнего дома Габсбургов, ни одноглавый орел новой династии Пруссии, ни византийский орел Карла Великого; кресло одновременно служило и троном.

Шестнадцать бочек, наполненных порохом, стояли полукругом около пирамиды оружия и служили стульями для членов общества. Пороховые бочки напоминали, что в случае внезапного нападения долгом каждого члена ассоциации было подорвать себя и своих товарищей, но не сдаться врагу.

В зале была всего одна дверь.

Возможно, под черной обивкой имелись и другие двери, но если они и существовали, то были спрятаны от глаз и были известны только одним зрящим.

В ту минуту, когда решетка закрывалась за Шликом, невидимые часы пробили половину первого ночи.

Какой-то человек в маске отделился от группы посвященных и поднялся на возвышение.

— Братья, — сказал он, — послушайте меня!

Наступило молчание, и все повернулись к говорившему.

— Братья, — повторил он, — ночь убывает, время летит.

Затем он обратился к дежурному:

— Брат, сколько зрящих?

— Шестнадцать вместе со мной, — ответил тот.

— Тогда семнадцатый изменник, пленник или мертвец, — сказал задавший вопрос, — ибо кто осмелится не прийти на эту встречу, когда речь идет об освобождении Германии?

— Брат, — возразил дежурный, — семнадцатый не изменник, не пленник, не мертвец — он в форме австрийского солдата несет охрану у двери.

— В таком случае можно открыть заседание?

Все головы склонились в знак согласия.

— Братья, — продолжал оратор, — не будем забывать о том, что, как на международном конгрессе каждый министр представляет какого-нибудь короля, так и здесь каждый из нас представляет какой-нибудь народ. Дежурный, назовите имена.

Тот перечислил одно за другим следующие названия:

— Баден, Нассау, Гессен, Вюртемберг, Вестфалия, Австрия, Италия, Венгрия, Богемия, Испания, Тироль, Саксония, Люксембург, Ганновер, Гольштейн, Мекленбург, Бавария.

После произнесения каждого из этих названий, кроме «Ганновер», ответ был: «Здесь».

Следовательно, представитель Ганновера был часовым у входа.

— Вытяните из урны одно из этих названий, — продолжал говорящий, — и брат, представляющий его, будет нашим председателем.

Дежурный опустил руку в урну и вытащил маленькую деревянную табличку.

— Гессен, — сказал он.

— Это я, — откликнулся один из посвященных.

В то время как брат, выступавший до этого, спускался с возвышения, только что названный председатель поднимался, чтобы занять место за мраморным столом.

— Братья, — предложил он, — займите места!

Пятнадцать посвященных сели; одно место осталось незанятым: это было место представителя Ганновера.

— Братья, — сказал председатель, — нам предстоит принять нового члена и жребием выбрать того, кто из нас станет мстителем. Начнем с приема, а затем проведем жеребьевку. Кто попечитель нового брата?

— Я, — сказал Шлик, вставая.

— Кто ты?

— Баден.

— Хорошо, пусть двое самых молодых братьев сходят за вновь вступающим в общество.

Каждый из посвященных назвал свой возраст, затем двое самых молодых братьев, представляющих Баварию и Тироль — одному из них было двадцать лет, другому двадцать один, — встали и пошли за неофитом, вскоре появившимся за решеткой, где его уже ждал поручитель; глаза его были завязаны.

Те, что привели вновь вступающего, заставили его сделать четыре или пять шагов в зал, потом отошли в сторону и сели на свои места.

Около него остался только его поручитель.

Наступило глубокое молчание, глаза всех членов были устремлены на неофита; затем в глубокой тишине раздался голос председателя, спрашивающего повелительным тоном:

— Брат, который час?

— Час, когда господин бодрствует, а раб спит, — ответил вновь вступающий.

— Назовите его.

— Я не слышу время с тех пор, как часы отсчитывают его для господина.

— Когда вы его услышите?

— Когда он разбудит раба.

— Где господин?

— За столом.

— Где раб?

— На земле.

— Что пьет господин?

— Кровь.

— Что пьет раб?

— Свои слезы.

— Что вы хотите сделать с ними обоими?

— Я хочу посадить раба за стол, а господина уложить на землю.

— Вы господин или раб?

— Ни то ни другое.

— Кто же вы?

— Я еще никто, но надеюсь кем-то стать.

— Кем?

— Зрящим.

— Вы знаете, чем занимаются зрящие?

— Я узнaю это.

— Кто вас этому научит?

— Бог.

— У вас есть оружие?

— У меня есть вот эта веревка и кинжал.

— Что означает эта веревка?

— Символ нашей силы и нашего союза.

— Кто вы есть по этому символу?

— Я одна из нитей этой веревки, которые союз сблизил, а сила скрутила.

— Зачем вы взяли эту веревку?

— Чтобы вязать и стягивать.

— А зачем кинжал?

— Чтобы разрезать и разъединять.

— Вы готовы поклясться, что воспользуетесь этой веревкой и этим кинжалом против любого обвиняемого, чье имя будет вписано в кровавую книгу?

— Да.

— Поклянитесь.

— Клянусь!

— Но вы сами обречены быть повешенным или убитым кинжалом, если преступите клятву, которую принесли на мече и кресте.

— Я обрекаю себя на это. [3]

— Ну хорошо, вы приняты в число друзей Тугендбунда. А теперь ваше право — смотря по тому, насколько доверчиво или недоверчиво ваше сердце, — остаться в маске или снять ее.

Молодой человек, не колеблясь, одним движением снял свою повязку и маску, одновременно сбросив и плащ.

— Кто ничего не боится, — сказал он, — может с открытым лицом и смотреть и быть увиденным.

Перед всеми предстал красивый молодой человек с военной выправкой, двадцати пяти-двадцати шести лет, с голубыми глазами, русыми волосами и усами того же цвета. Он был одет в полный студенческий костюм, хотя, по всей видимости, оставил университетскую скамью уже несколько лет тому назад.

Но в тот миг, когда глаза всех были устремлены на него, бронзовая дверь, закрывающая выход, проделанный в центральной опоре моста, внезапно открылась и перепуганный семнадцатый член общества, представляющий Ганновер и стоявший на часах снаружи, вошел в зал.

вернуться

3

Мы воспроизводим точную формулу посвящения. Смотрите подробности в драме «Лео Буркарт», которую мы написали около шестнадцати лет назад вместе с Жераром де Нервалем, и великолепное предисловие к ней о тайных обществах Германии, которое наш дорогой друг и коллега написал один. (Примеч. автора.)