Королева Марго (др. перевод) - Дюма Александр. Страница 52

Рене подошел.

– Что это за буква? – спросила Екатерина, указывая на сочетание линий в одном месте.

– Г, – ответил флорентиец.

– Сколько этих Г?

Рене пересчитал.

– Четыре! – сказал он.

– Вот, вот! Это так! Понятно – Генрих Четвертый. О, я проклята в своем потомстве! – простонала она, бросая нож.

Страшное зрелище представляла фигура этой женщины со сжатыми окровавленными руками, бледной как смерть и освещенной зловещим светом.

– Он будет царствовать, будет царствовать! – сказала она со вздохом безнадежности.

– Он будет царствовать, – повторил Рене, всецело занятый какой-то важной думой.

Но мрачное выражение быстро исчезло с лица Екатерины, видимо, от какой-то новой мысли, вспыхнувшей в ее мозгу.

Не оборачиваясь, не меняя положения головы, опущенной на грудь, она протянула руку по направлению к Рене и сказала:

– Рене, не было ли такого случая, когда один перуджинский врач отравил губной помадой и свою дочь, и ее любовника – обоих вместе?

– Да, был, мадам.

– А любовником ее был?.. – спросила Екатерина, все время думая о чем-то.

– Король Владислав, мадам.

– Ах да, верно! – прошептала Екатерина. – А вы не знаете подробностей этого происшествия?

– У меня имеется старинная книга, где есть рассказ об этом, – ответил Рене.

– Хорошо, пройдем в другую комнату, и вы мне дадите эту книгу почитать.

Оба вышли из кельи, и Рене запер за собою дверь.

– Ваше величество, будут ли от вас какие-нибудь другие распоряжения насчет новых жертвоприношений?

– Нет, нет, Рене! Я пока вполне убеждена и этими. Подождем, не удастся ли нам добыть голову какого-нибудь присужденного к смертной казни, тогда в день казни ты сговоришься с палачом.

Рене поклонился в знак согласия, затем, держа в руке свечу, подошел к полкам, где стояли книги, встал на стул, вынул одну из книг и подал королеве-матери.

Екатерина раскрыла книгу.

– Что это такое? – спросила она. – «Како вынашивати и питати ловчих птиц, соколов и кречетов, дабы они соделались смелы, сильны и к ловле охочи».

– Ах, простите, мадам, я ошибся! Это руководство к соколиной охоте, составленное одним ученым из Лукки для знаменитого Каструччо Кастракани. Оно стояло рядом с той и переплетено в такой же переплет, я и ошибся. Впрочем, эта книга очень ценная; существуют только три экземпляра ее на всем свете: один в венецианской библиотеке, другой был куплен вашим предком Лоренцо Медичи, но затем Пьетро Медичи подарил его королю Карлу Восьмому, проезжавшему через Флоренцию, а вот это – третий.

– Чту его за редкость, – ответила Екатерина, – но он мне не нужен: возьмите обратно ваше руководство.

И, передавая его левой рукой, она протянула правую руку к Рене за другой книгой.

На этот раз Рене не ошибся – другая книга была та самая, какую хотелось королеве. Рене слез со стула, полистал книгу и подал Екатерине, открыв на нужной странице.

Екатерина села за стол. Рене поставил перед ней чародейскую свечу, и при ее синеватом свете Екатерина вполголоса прочла несколько строк.

– Хорошо, – сказала она, закрывая книгу, – тут все, что мне хотелось знать.

Она встала, оставив книгу на столе, но унося в своем уме мысль, которая только зарождалась и должна была еще созреть.

Рене со свечой в руке почтительно ожидал, когда королева-мать, видимо, собиравшаяся уходить, даст ему новые распоряжения или обратится с новыми вопросами.

Екатерина, склонив голову и приложив к губам палец, молча сделала несколько шагов.

Затем она вдруг остановилась перед парфюмером, вскинула на него широко раскрытые, прямо устремленные, как у хищной птицы, глаза и сказала:

– Признайся, ты для нее сделал какое-то приворотное зелье?

– Для кого? – спросил, затрепетав, Рене.

– Для Сов.

– Я, мадам? Никогда! – ответил Рене.

– Никогда?

– Клянусь душой, мадам.

– А все-таки тут не без колдовства; он влюблен в нее безумно, хотя никогда не отличался постоянством.

– Кто, мадам?

– Он, проклятый Генрих! Тот, кто наследует моим трем сыновьям и назовется Генрихом Четвертым, а ведь он сын Жанны д’Альбре!

Последние слова ее сопровождались таким вздохом, что Рене вздрогнул, вспомнив о пресловутых перчатках, которые он приготовил по приказанию Екатерины для покойной королевы Наваррской.

– Разве он бывает у нее? – спросил Рене.

– Все время.

– А мне казалось, что король Наваррский окончательно вернулся к своей супруге.

– Комедия, Рене, комедия! Не знаю, в каких целях, но все точно сговорились обманывать меня. Даже Маргарита, моя собственная дочь, и та настроена против меня. Возможно, она тоже рассчитывает на смерть своих братьев, – быть может, надеется стать французской королевой.

– Да, возможно, – сказал Рене, опять уйдя в свою думу и откликаясь как эхо на страшное подозрение королевы-матери.

– Ну, мы еще посмотрим! – сказала Екатерина и направилась к входной двери, полагая, вероятно, ненужным сходить по потайной лестнице, будучи уверена, что она здесь одна.

Рене шел впереди, и через несколько секунд они оба стояли в лавке парфюмера.

– Ты обещал мне новые притирания для рук и губ, – сказала она, – теперь зима, а ты ведь знаешь, как моя кожа чувствительна к холоду.

– Я уже позаботился об этом, мадам, и все принесу вам завтра.

– Завтра ты не застанешь меня раньше девяти-десяти часов вечера. Днем я занята делами благочестия.

– Хорошо, мадам, я буду в Лувре в девять часов вечера.

– У мадам де Сов красивые губы и руки, – небрежным тоном сказала Екатерина. – А какую мазь она употребляет?

– Для рук, мадам?

– Да, для рук.

– Мазь на гелиотропе.

– А для губ?

– Для губ она будет теперь употреблять новый опиат моего изобретения; завтра я принесу коробочку такого опиата вашему величеству, а кстати – и ей.

Екатерина задумалась на одно мгновение.

– Она действительно красива, – промолвила королева-мать, словно отвечая самой себе на какую-то тайную мысль, – и нет ничего удивительного, что Беарнец влюбился в нее по уши.

– А главное, она предана вашему величеству, по крайней мере, мне так кажется, – сказал Рене.

Екатерина усмехнулась и пожала плечами.

– Раз женщина любит, – сказала она, – так разве она может быть предана кому-нибудь другому, кроме своего любовника? А все-таки, Рене, какое-то приворотное зелье ты ей изготовил!

– Клянусь, мадам, что нет!

– Ну ладно, бросим этот разговор. Покажи-ка мне твой новый опиат, от которого ее губки станут еще краснее и свежее.

Рене подошел к полке и показал на шесть одинаковых круглых серебряных коробочек, стоявших в ряд, одна к другой.

– Вот то единственное приворотное зелье, какое она просила у меня, – сказал Рене. – И как вы, ваше величество, совершенно верно изволили заметить, я эту мазь делал исключительно для мадам де Сов, так как ее губы настолько чувствительны и нежны, что трескаются и от солнца, и от ветра.

Екатерина раскрыла одну коробочку, наполненную мазью карминного цвета удивительно красивого оттенка.

– Рене, дай мне мази для рук; я возьму с собой.

Рене взял свечу и пошел за мазью для королевы-матери в другое отделение лавки. По дороге он быстро обернулся, и ему показалось, что Екатерина стремительным движением руки схватила одну коробочку и спрятала ее под мантией. Но Рене уже свыкся с такими кражами королевы-матери и не подал виду, что заметил ее проделку. Достав требуемую мазь, запакованную в мешочек из бумаги с изображением лилий, он подошел к Екатерине.

– Вот, мадам.

– Благодарю, Рене! – ответила она и, помолчав с минуту, добавила: – Не носи этого опиата мадам де Сов раньше чем через неделю или дней десять; я хочу первая его попробовать.

Екатерина собралась уходить.

– Ваше величество, прикажете вас проводить? – спросил Рене.

– Только до конца моста, – ответила Екатерина, – а там меня дожидаются мои дворяне с носилками.