Королева Марго (др. перевод) - Дюма Александр. Страница 84

Король Наваррский подошел к двери в свои покои и прислушался. Внутри все было тихо. Кроме того, Шарлотта посоветовала ему зайти к себе, значит, там не было ничего опасного. Он быстро заглянул в переднюю: никого! Но не было и никакого указания на то, что произошло.

«Ортона в самом деле нет», – сказал он про себя и перешел в следующую комнату. Там все стало ему ясно.

Хотя воды и не жалели, но всюду на полу виднелись большие красноватые потеки; одно кресло исковеркано; в занавесках полога – дырки от ударов шпаг; венецианское зеркало пробито пулей; окровавленная рука оставила на стене страшный отпечаток, говоривший о том, что эта безмолвная комната совсем еще недавно была свидетельницей борьбы не на жизнь, а на смерть.

Генрих Наваррский блуждающим взором пробежал по этим разнородным признакам борьбы, отер рукою выступивший на лбу пот и прошептал:

– Да-а! Теперь я понимаю, что за услугу мне оказал король; какие-то люди приходили сюда меня убить… А де Муи? Что сделали с де Муи? Мерзавцы! Они его убили!

Как герцогу Алансонскому хотелось поскорее рассказать Генриху о событиях этой ночи, так и самому Генриху не терпелось узнать то, что произошло; и, бросив на окружающее последний мрачный взор, он выбежал в коридор, убедился, что никого нет, быстро открыл приотворенную дверь, тщательно запер ее за собой и проскочил к герцогу Алансонскому.

Герцог ждал его в первой комнате. Он быстро схватил Генриха за руку и, приложив палец к своим губам в знак молчания, увлек короля Наваррского в отдельный круглый кабинетик, помещавшийся в башенке и благодаря этому совершенно недоступный для шпионства.

– Ах, брат мой, какая ужасная ночь! – сказал герцог.

– А что такое было?

– Хотели вас арестовать.

– Меня?

– Да, вас.

– Почему?

– Не знаю. Где вы были?

– Король с вечера увел меня с собою в город.

– Значит, он знал, – сказал герцог. – Но если вас не было дома, то кто же был у вас?

– А разве кто-нибудь у меня был? – спросил Генрих, будто не зная.

– Да, какой-то мужчина. Услыхав шум, я побежал к вам на помощь, но было уже поздно.

– А этого мужчину арестовали? – спросил Генрих с мучительной тревогой.

– Нет, он опасно ранил Морвеля, убил двух стражей и убежал.

– Молодец де Муи!

– Так это был де Муи? – подхватил герцог.

Генрих почувствовал свой промах.

– Я так предполагаю, – ответил он, – потому что назначал ему свидание с целью сговориться о вашем бегстве и заявить ему, что все свои права на наваррский престол я уступаю вам.

– Если это станет известно, мы погибли, – сказал герцог Алансонский, побледнев.

– Да, несомненно, Морвель скажет.

– Морвель ранен шпагой в горло; я спрашивал хирурга, который делал ему перевязку, он сказал, что раньше недели Морвель не сможет произнести ни одного слова.

– Неделя! Для де Муи это больше чем нужно, чтобы оказаться в полной безопасности.

– В конце концов, это мог быть и не де Муи, – сказал герцог Алансонский.

– Вы так думаете? – спросил Генрих.

– Да. Ведь человек так быстро скрылся, что заметили только его вишневый плащ.

– В самом деле, – ответил Генрих, – такой плащ больше подходит какому-нибудь дамскому угоднику, а не солдату. Никому в голову не придет подозревать в де Муи обладателя вишневого плаща.

– Нет, – сказал герцог, – уж если кого и заподозрят, так скорее… – Герцог запнулся.

– Ла Моля, – продолжил Генрих.

– Разумеется! Я и сам, глядя на бежавшего человека, одну минуту подумал на Ла Моля.

– Вы и сами думали? Тогда вполне возможно, что это был Ла Моль.

– Он ничего не знает? – спросил герцог Алансонский.

– Ровно ничего, во всяком случае – важного, – ответил Генрих.

– Теперь я сам уверен, что это был он.

– Черт возьми! – сказал Генрих. – Если так, то это очень огорчит королеву Наваррскую, она принимает в нем большое участие.

– Участие, говорите вы? – спросил герцог в замешательстве.

– Конечно, Франсуа. Разве вы забыли, что вам его рекомендовала ваша сестра?

– Верно, – ответил герцог упавшим голосом. – Поэтому мне и хотелось быть ему полезным, настолько, что я из опасения, как бы его вишневый плащ не навлек подозрений, поднялся к нему в комнату и унес вишневый плащ к себе.

– Что умно, то умно, – ответил Генрих. – Теперь я мог бы не только биться об заклад, но даже поклясться, что это был Ла Моль.

– Даже на суде? – спросил герцог.

– Ну конечно, – ответил Генрих. – Наверное, он приходил ко мне с каким-нибудь поручением от королевы Маргариты.

– Если бы я был уверен, что вы выступите свидетелем, я бы выступил против него как обвинитель, – сказал герцог.

– Если вы, Франсуа, выступите с обвинением, то, разумеется, я же не стану вас опровергать.

– А королева? – спросил герцог.

– Ах да! Королева!

– Надо бы узнать, как она поступит?

– Это я беру на себя.

– А знаете что, братец? Ей, пожалуй, не будет смысла опровергать нас; ведь этот молодой человек прогремит теперь как храбрец, и слава ему не будет стоить ни гроша, он купит ее в кредит, на веру. Правда, весьма возможно, что ему придется за это уплатить вместе с процентами и капитал.

– Ничего не поделаешь! – ответил Генрих. – Ничто не дается даром в этом мире.

И, с улыбкой махнув рукой герцогу Алансонскому, он осторожно высунул голову в коридор; убедившись, что никто их не подслушивал, Генрих быстро проскользнул на боковую лесенку, которая вела в покои Маргариты.

Королева Наваррская, так же, как и ее муж, была в волнении. Ее сильно тревожил ночной поход против нее и герцогини Невэрской, предпринятый королем, герцогом Анжуйским, герцогом Гизом и Генрихом Наваррским, которого она тоже узнала. Несомненно, что у них не было никаких улик против нее; привратник, которого отвязал от ворот Ла Моль, уверял, что не сказал ни слова. Но четыре высокопоставленные особы, которым два простых дворянина – Ла Моль и Коконнас – оказали сопротивление, – эти особы свернули со своего пути не случайно, а с определенной целью. Маргарита вернулась в Лувр на рассвете, проведя остаток ночи у герцогини Невэрской. Она тотчас легла в постель, но вздрагивала при малейшем шуме и не могла заснуть.

И вот среди мучительной тревоги она вдруг слышит стук в потайную дверь; узнав через Жийону, кто пришел, Маргарита велела его впустить.

Генрих остановился на пороге; он нисколько не походил на оскорбленного мужа – на тонких губах его играла обычная улыбка, ни один мускул лица не выдавал тех треволнений, которые он пережил несколько минут тому назад.

Глазами он как бы спрашивал Маргариту, не разрешит ли она ему остаться с ней наедине. Маргарита поняла его взгляд и сделала Жийоне знак уйти.

– Мадам, – обратился к ней Генрих, – я знаю, как вы любите своих друзей, и боюсь, что я принес вам неприятное известие.

– Какое, месье? – спросила Маргарита.

– Один из самых милых наших людей попал в большое подозрение.

– Кто же?

– Милый граф де Ла Моль.

– Графа де Ла Моль подозревают! В чем же?

– Как виновника событий этой ночи.

Несмотря на умение владеть собой, Маргарита покраснела. Но, сделав над собой усилие, спросила:

– Каких событий?

– Как?! Неужели вы не слыхали даже такого шума, какой был в Лувре этой ночью? – спросил Генрих.

– Нет, месье.

– Ваше счастье, мадам, – с очаровательным простодушием сказал Генрих, – это доказывает, как хорошо вы спали.

– А что же здесь произошло?

– А то, что наша добрая матушка приказала Морвелю и шести стражам арестовать меня.

– Вас, месье? Вас?!

– Да, меня.

– На каком основании?

– Ну-у! Кто может знать основания такого глубокого ума, как ум нашей матушки. Я их уважаю, но не знаю.

– Вы разве не ночевали дома? – спросила Маргарита.

– Нет, но случайно. Вы верно угадали, мадам, я не был дома. Вчера вечером король предложил мне пойти с ним в город; но пока меня не было дома, там был другой человек.