Предводитель волков. Вампир (сборник) - Дюма Александр. Страница 29

Госпожа Сюзанна спустилась из своих покоев. Она была ослепительна в платье из серого дамаста, расшитого канителью, и восторг при виде ее заставил башмачника забыть о неловкости, которую он испытывал, впервые оказавшись за столом в столь аристократической компании.

К чести Тибо скажем, что он держался не худшим образом.

Он не только бросал многозначительные взгляды на прекрасную хозяйку, но и потихоньку придвинул ногу к ее колену и позволил себе слегка коснуться его.

Именно в тот момент, когда Тибо это проделывал, нежно глядевшая на него госпожа Сюзанна внезапно застыла с широко раскрытыми глазами. Затем она открыла рот и так расхохоталась, что, перейдя в нервный припадок, этот смех едва не стал причиной удушья.

Не задерживаясь на последствиях, мэтр Маглуар сразу перешел к причинам.

Он уставился на Тибо, больше волнуясь о том, что могло угрожать башмачнику, чем о состоянии нервного возбуждения, в которое поверг взрыв смеха его супругу.

– Ах, приятель! – воскликнул он в полном замешательстве, протягивая к Тибо коротенькие ручки. – Вы горите, приятель, вы горите!

Тибо вскочил.

– Что случилось? – спросил он.

– У вас в волосах огонь! – наивно ответил бальи, хватая (так реален был его ужас) графин, стоявший перед женой, чтобы погасить пожар в волосах гостя.

Башмачник инстинктивно поднес руку к голове. Но, не ощутив жжения, догадался, в чем дело, ужасно побледнел и рухнул в кресло. Последние два дня он был настолько занят, что совершенно забыл о мерах предосторожности, предпринятых еще у мельничихи, то есть о том, чтобы под прядями прятать те волосы, которые стали собственностью черного волка. Правда, что в последнее время из-за множества мелких желаний, возникавших у Тибо и то здесь, то там вредивших ближним, количество огненных волос увеличилось пугающим образом, и сейчас они могли соперничать с пламенем двух желтых восковых свечей, освещавших покои.

– Черт подери! Мэтр Маглуар, – заговорил Тибо, пытаясь скрыть замешательство, – вы меня ужасно напугали.

– Но… – проговорил бальи, по-прежнему со страхом указывая на пылающую шевелюру Тибо.

– Полноте! – ответил тот. – Не обращайте внимания, мессир, на то, что часть моих волос необычного цвета: это потому, что моя мать, будучи беременна, испугалась, что может сгореть в костре.

– Удивительно то, – сказала госпожа Сюзанна, выпив большой стакан воды, чтобы унять смех, – что я заметила эту странность только сегодня.

– А-а, действительно… – замялся Тибо, не зная, что ответить.

– В прошлый раз мне показалось, – продолжала госпожа Сюзанна, – что ваши волосы так же черны, как моя бархатная накидка. А тогда, прошу мне поверить, я рассматривала вас с большим интересом, господин Тибо.

Последние слова, возвращая надежду, вернули Тибо и хорошее настроение.

– Разрази гром! – воскликнул он. – Госпожа, поговорка гласит: «У рыжего горячее сердце». Есть и другая: «И на искусно вырезанном сабо случаются дефекты».

Услышав грубую сапожничью поговорку, госпожа Маглуар скорчила гримасу. Но, как часто случалось с бальи, его мнение и на этот раз было другим.

– Золотые слова, дружище Тибо, – сказал он, – и не надо далеко ходить, чтобы найти им подтверждение. Посмотрите, вот лионский суп, невзрачный на вид, однако никогда поджаренный в гусином жире лук с хлебом не усладит мои внутренности так, как он.

С этого момента о пылающей пряди Тибо речь больше не шла.

Между тем большие глаза госпожи Сюзанны, казалось, непреодолимо притягивало к этой дьявольской пряди, и всякий раз, когда насмешливый взгляд супруги бальи встречался со взглядом Тибо, ему чудилось, что она вот-вот снова зайдется смехом, из-за которого он не так давно оказался в столь неловком положении.

Это раздражало его. Сам того не желая, он постоянно подносил руку к волосам, пытаясь замаскировать роковую прядь.

Но прядь была не только необычного цвета, но и невероятно жесткая.

Это были уже не человеческие волосы, а настоящий конский волос.

Тибо тщетно укладывал и прятал волосы дьявола под своими, но ничего не помогало: даже щипцам парикмахера не под силу было бы заставить прядь улечься иначе, чем это якобы было свойственно ей от природы.

Среди всех этих забот колени Тибо, однако, не забывали о своем и действовали с удвоенной нежностью. А поскольку госпожа Маглуар не делала попыток уклониться от его заигрываний, хотя и не отвечала на них, самонадеянный Тибо уже не сомневался в победе.

Они засиделись до поздней ночи.

Госпожа Сюзанна, казалось, находила ужин затянувшимся и часто вставала из-за стола, чтобы прогуляться по дому, а мэтр Маглуар пользовался отсутствием жены, чтобы наведываться в погреб.

Он рассовывал под камзолом столько бутылок и, принося их, так быстро опорожнял, что мало-помалу его голова отяжелела и склонилась на грудь, что служило сигналом к окончанию застолья, иначе хозяин мог просто оказаться под столом.

Тибо, со своей стороны, решил воспользоваться обстоятельствами, чтобы объясниться госпоже бальи в любви, и, полагая, что опьянение мэтра Маглуара – прекрасная возможность это сделать, объявил, что тоже не против отдохнуть.

После такого заявления все поднялись из-за стола.

Позвали Перрину, которая должна была указать гостю отведенную ему комнату.

Проходя по коридору, Тибо разузнал у горничной обо всем.

Первую по коридору комнату занимал мэтр Маглуар. Вторую – его супруга. Третья комната предназначалась башмачнику. Спальни бальи и его жены сообщались между собой через внутреннюю дверь, а в его комнате была только одна дверь, и она вела в коридор.

Кроме того, Тибо заметил, что госпожа Сюзанна вошла в спальню мужа. Он подумал, что ее привело туда исполнение супружеского долга, и это было действительно так.

Добряк бальи находился в состоянии, сильно напоминавшем то, в котором сыновья застали Ноя, и госпожа Сюзанна должна была помочь ему добраться до постели.

Тибо на цыпочках вышел из своей спальни, осторожно прикрыл дверь, подошел к комнате госпожи бальи и прислушался. Оттуда не доносилось ни звука. Тогда он перевел дух, нашарил ключ в замке и повернул его один раз.

Дверь открылась.

В комнате было абсолютно темно.

Но Тибо, общаясь с волками, перенял кое-какие их способности, и среди прочих – умение видеть в темноте.

Он быстро окинул взглядом комнату, справа заметил камин, напротив камина – канапе с большим зеркалом, за ним, рядом с камином, – кровать, сверху донизу задрапированную камчатым шелком, перед ней, рядом с канапе, – туалетный столик, весь в кружевах, и наконец два больших занавешенных окна.

Он спрятался за занавесями одного и инстинктивно выбрал для этого окно, наиболее удаленное от спальни супруга.

Через четверть часа, в течение которого сердце Тибо билось так же сильно – вот уж дурное предзнаменование! – как колесо мельницы в Койолле, госпожа бальи вошла в спальню.

Первоначальный план Тибо заключался в том, чтобы, как только госпожа Сюзанна войдет в комнату и закроет за собой дверь, выйти из убежища, броситься к ее ногам и признаться в любви.

Но потом он подумал, что госпожа Маглуар от удивления и неожиданности может вскрикнуть и этим выдать его и что лучше будет дождаться, пока мэтр Маглуар крепко уснет, и только тогда обнаружить свое присутствие.

Возможно, он медлил из-за чувства, которое даже самого решительного человека заставляет отдалить высший миг, когда от него зависит счастье или несчастье, как происходило сейчас с нашим башмачником.

Ибо Тибо так убеждал себя, что безумно влюблен в госпожу Маглуар, что в конце концов сам в это поверил и, невзирая на покровительство черного волка, несколько тушевался, как это всегда происходит с влюбленными.

Вот почему он притаился за занавесями.

Тем временем госпожа бальи уселась перед туалетным столиком в стиле помпадур и принялась прихорашиваться, словно собиралась на праздник или на торжественное шествие.

Она перемеряла десять вуалей, прежде чем выбрала одну.