Сальватор - Дюма Александр. Страница 244

Волнения длились уже три или четыре часа. Беспорядки достигли своего апогея, но ни один полицейский или жандарм на горизонте до сих пор так и не появился.

Мы уже привели вам слова одной пословицы. Не боясь злоупотребить народной мудростью, скажем еще, что, когда кошка спит, мыши пляшут.

Именно это и делала толпа.

Люди встали в кружки и принялись отплясывать под аккомпанемент более или менее запрещенных песен времен Великой революции.

Итак, каждый предавался, воспользовавшись полной свободой, кто песнопению, кто танцам, кто возведению баррикад, кто грабежу себе подобных. Каждый следовал своим инстинктам, своей фантазии, своим наклонностям, как вдруг, к огромному удивлению толпы, которая, несомненно, решила, что ей дозволено будет всю ночь предаваться этим невинным увеселениям, на улице Гренета показался, словно из-под земли, отряд жандармерии.

Но жандарм прежде всего человек миролюбивый, друг толпы, защитник малышей, с которым иногда можно даже и поговорить.

Поэтому, когда толпа увидела этих безобидных военных, она принялась распевать столь хорошо всем известную песенку:

И жандармы, действительно, смеялись.

Но, смеясь, они по-отечески посоветовали толпе разойтись по домам и вести себя спокойно.

Все было спокойно, и толпа, возможно, последовала бы этому доброму совету, но вдруг на улице Сен-Дени в хоре голосов, распевающих песню о жандармах, послышались оскорбления.

За оскорблениями последовали сначала несколько камней, потом туча камней.

Но именно про этих военных мой собрат Скриб написал такие прекрасные строки:

Отряд жандармерии замолчал и не стал роптать.

Он спокойно подошел к баррикадам и принялся их разбирать.

Во всем этом не было пока ничего особенного, то есть опасного. Но если читатели хотят заглянуть за угол улицы Офер, они увидят, что досель безобидная ситуация грозила стать очень опасной.

Поскольку одним из самых ярых строителей баррикад на улице Сен-Дени, напротив улицы Гренета, был наш приятель Жан Торо.

А среди тех, кто принял активное участие в опрокидывании телег, было несколько бунтовщиков, которые нам прекрасно известны.

Это были наши старые знакомые: «Мешок с алебастром», Туссен Лувертюр и Жибелот.

В некотором удалении от них действовал в одиночестве маленький Фафиу.

Каждый старался, как мог. И, по отзывам знатоков, результат был удачным.

А на углу улицы Офер Сальватор с презрением смотрел на описанные нами сцены. Он уже собирался было уйти, опечалившись тому, какую грустную роль играли эти бедные рабочие, вопреки здравому смыслу вовлеченные во все это одним только криком: «Да здравствует свобода!» Но тут заметил Жана Торо и его друзей, которые укрепляли только что возведенную ими баррикаду.

Он направился к плотнику и схватил его за руку.

– Жан, – тихо сказал он.

– Мсье Сальватор! – воскликнул плотник.

– Молчи! – ответил тот. – И следуй за мной!

– Мне кажется, мсье Сальватор, что сейчас не время для разговоров. Если только вы не хотите сказать мне что-то очень важное.

– Да, я хочу тебе сказать нечто очень важное. Поэтому ступай за мной не мешкая.

И Сальватор увел Жана Торо, к огромному сожалению последнего, если судить по грустному взгляду, который он бросил на баррикаду, которую соорудил с таким трудом и которую был вынужден срочно покинуть.

– Жан, – сказал ему Сальватор, когда они отошли от баррикады шагов на тридцать, – я когда-нибудь давал тебе плохой совет?

– Нет, мсье Сальватор! Но…

– Ты по-прежнему всецело мне доверяешь?

– Да, мсье Сальватор! Но…

– Как ты думаешь, могу я толкнуть тебя на дурной поступок?

– Никогда, мсье Сальватор. Но…

– В таком случае немедленно ступай домой.

– Но это невозможно, мсье Сальватор.

– Почему же?

– Потому что мы решились.

– И на что же вы решились?

– На то, чтобы покончить с иезуитами и всеми попами.

– Ты не пьян, Жан?

– О, нет, Богом клянусь, мсье Сальватор, я за сегодняшний день выпил не больше ста грамм.

– Значит, ты из-за этого потерял рассудок?

– Нет, если уж на то пошло, – сказал Жан Торо, – то я смею признаться вам кое в чем, мсье Сальватор.

– В чем же?

– В том, что мне ужасно хочется выпить.

– Тем лучше!

– Как это тем лучше? И это говорите мне вы?

– Да. Пойдем со мной.

И, взяв плотника за руку, он втолкнул его в кабаре, усадил на стул и сам сел напротив.

Затем Сальватор заказал бутылку вина, которую плотник выдул за одну секунду.

Глядя с интересом любителя естественной истории на то, как плотник выпивает вино, Сальватор сказал:

– Слушай, Жан, ты добрый, смелый и честный парень. И ты это неоднократно доказывал. Но поверь мне и оставь на некоторое время в покое этих иезуитов и попов.

– Но, мсье Сальватор, – сказал плотник, – разве сейчас не революция?

– Нет, просто эволюция, бедный мой дружок, и ничего больше, – сказал Сальватор. – Да, ты можешь наделать много шума, но, поверь, это будет недобрым делом. Кто притащил тебя сюда в такое время, когда ты уже должен спать? Скажи честно.

– Фифина, – ответил Жан Торо. – Хотя я, честно говоря, не хотел идти.

– И что же она сказала, чтобы заставить тебя пойти?

– Она мне сказала: «Пойдем посмотрим на иллюминацию».

– И ничего больше? – спросил Сальватор.

– Нет, она еще добавила: «Там, возможно, будет много шума. Это будет очень интересно».

– Да. И такой мирный человек, как ты, относительно богатый, поскольку у тебя теперь есть рента в тысячу двести франков, которую выплачивает генерал Лебатар де Премон, и любящий отдохнуть после трудового дня, решил, что стоит поразвлечься не тем, что услышишь, а тем, что наделаешь шума. А откуда Фифине стало об этом известно?

– Она встретила некоего человека, который ей сказал: «Сегодня вечером на улице Сен-Дени будет жарко. Приводи туда своего мужика».

– И кто же этот человек?

– Она его не знает.

– Зато его знаю я.

– Как? Вы его знаете? Значит, вы его видели?

– Мне нет необходимости видеть полицейского, я его чую.

– Что? Вы полагаете, что это шпик? – вскричал Жан Торо, грозно нахмурив брови, что означало: «Я очень недоволен тем, что этого не знал, иначе я проломил бы голову этому государственному служащему».

– Есть в юриспруденции такая аксиома, дорогой мой Жан Торо, которая гласит: Non bis in idem. [24]

– И что же она означает?

– Что нельзя дважды наказывать одного и того же человека.

– Так я, выходит, его уже однажды наказал? – живо спросил Жан Торо.

– Конечно, друг мой: ты едва не задушил его ночью на бульваре Инвалидов. Только и всего.

– Что? – вскричал Жан Торо, побледнев. – Вы полагаете, что это Жибасье?

– Это более чем вероятно, бедный мой друг.

– Тот, кого весь квартал обвиняет в том, что он строит глазки Фифине? О! Я его снова найду!

И Жан Торо показал небу, на котором Жибасье еще не было, кулак величиной с голову ребенка.

– Слушай, сейчас речь идет не о нем, а о тебе, – сказал Сальватор. – Коль у тебя хватило глупости сюда прийти, надо, чтобы у тебя хватило ума и убраться отсюда подобру-поздорову, поскольку если ты останешься здесь еще полчаса, то тебя пристрелят, как бездомную собаку.

– Но в любом случае, – с отчаянием завопил плотник, – я дорого продам свою жизнь!

– Ее лучше сохранить для справедливого дела, – резко оборвал его Сальватор.