Сальватор - Дюма Александр. Страница 316

Спустя две недели она уже дебютировала в «Ла Скала», исполняя роль Арзас в «Семирамиде», а Россини объявил ее примадонной Италии.

Через три месяца, когда она в Венеции спела партию Донны ДельЛаго, молодые венецианские дворяне устроили ей на Большом канале под окнами ее дворца такую серенаду, что о ней до сих пор помнят все городские гондольеры.

За те два года, которые она провела в этой музыкальной стране, она, как мы уже говорили, шла от успеха к успеху. Она перешла в разряд див. Ее обнимал Россини, Беллини написал оперу именно для нее. А Россия, которая уже тогда старалась переманить из Франции великих артистов, которые не были признаны на родине или которым мало платили, предложила Кармелите такие деньги за ангажемент, что это сделало бы честь принцу королевской крови.

Итальянские маркизы, немецкие бароны, русские князья и сотни других претендентов толкались локтями, стараясь завоевать ее руку. Но ее рука, видно, продолжала сжимать холодную руку Коломбана.

Поэтому восторг толпы, который мы описали в начале этой главы, был вполне оправданным, несмотря на всю его преждевременность.

Зал сверкал цветами, бриллиантами и светом.

Двор занимал первые ряды партера, жены послов устроились в ложах балкона, а жены министров в ложах напротив сцены.

В пятой слева от сцены ложе сидели три человека, чья красота привлекала внимание всех присутствующих в зале и чье счастье являлось предметом зависти каждого.

Это были наш приятель Петрюс Эрбель, год тому назад женившийся на принцессе Регине де Ламот-Удан, юная и очаровательная принцесса Регина и маленькая Абей, которая, только-только выйдя из детского возраста, сохранила от юных лет лишь тот последний луч, который хранят от утра жаркие весенние деньки.

Напротив этой ложи, по другую сторону зала, справа от сцены, сидела парочка с таким блаженством во взоре, что это тоже притягивало к себе взгляды людей. То был наш приятель Людовик, совсем недавно женившийся на маленькой Рождественской Розе, которая после смерти господина Жерара стала миллионершей и окончательно поправила здоровье благодаря любви Людовика.

Особое же внимание привлекали к себе две центральные ложи, находившиеся прямо напротив сцены. Вернее сказать, те люди, которые их занимали. Сразу же оговоримся, что внимание, которое приковывала к себе правая ложа, было несколько иного рода, чем интерес, вызываемый ложей слева.

В этой левой ложе расположилась, разложив вокруг себя ослепительное, как солнце, платье, превосходя размерами будущие кринолины, принцесса Ванврская, очаровательная Шант-Лила. Время от времени она томно поворачивала голову, отвечая господину де Моранду, который старался держаться, вернее делал вид, что старается держаться в глубине ложи.

А самое большое любопытство зрителей вызывали люди, сидевшие в левой ложе.

Вы, вероятно, уже не помните, дорогие читатели, да, признаться, и мы сами с трудом вспомнили о той восхитительной танцовщице по имени Розена Энжель, на представлении которой в Венском Императорском Театре нам с вами довелось однажды побывать.

Именно она сидела в центре левой ложи в платье из белого атласа, сверкающем жемчугами, бриллиантами и другими драгоценными камнями. Справа от нее, сегодня одетый во все черное, сидел человек, которого мы видели в Венском театре в одежде из белого кашемира, украшенной золотом и жемчугом, и в тюрбане, над которым, словно произрастая из огромного изумруда, возвышалось перо павлина. Тот, кого в зале Императорского театра все приняли за владельца алмазных приисков Пунаха, генерал Лебатар де Премон.

Слева от синьоры Розены Энжель так же, как генерал, во всем черном, как тень танцовщицы, сидел серьезный, как само горе, господин Сарранти.

Если из этой ложи перевести взгляд на ложи партера, то можно было легко увидеть по поведению тех, кто там сидел, что они были не меньше заинтересованы в успехе дебютантки.

Действительно, там сидели молодожены: Жюстен и Мина, которые всячески старались успокоить старика Мюллера, чье сердце бешено колотилось при мысли о том, что французская публика не сможет поддержать успех его ученицы.

В соседней с ними ложе (что за очаровательная парочка!) сидели Сальватор и Фрагола. Они представляли собой безмятежную любовь, на горизонте которой не было ни облачка страха, счастье двоих, свежее, как первая любовь, и такое же сильное и прочное, как любовь последняя.

Напротив этих двух лож сидели два человека, которые не привлекали к себе внимание присутствующих в зале и не испытывали ни малейшего желания, чтобы на них глазели. Мы имеем в виду Жана Робера и госпожу де Моранд. Если, дорогие читатели-мужчины, вам доводилось провести два часа в темной ложе наедине с любимой вами женщиной, глядя в ее прекрасные глаза и слушая прекрасную музыку, а вам, дорогие читательницы, случалось, воспользовавшись уединением, сидеть тет-а-тет, хотя и на людях, но в полной безопасности, наслаждаться сокровищами сердца и ума вашего возлюбленного, то вы, несомненно, поймете, как провели этот вечер наш приятель Жан Робер и госпожа де Моранд.

А если мы упомянем еще и о том, что в ложе рядом с оркестровой ямой, одинокий, как пария, сидел, философски нюхая табак для того, очевидно, чтобы утешить себя за одиночество и за людскую неблагодарность, господин Жакаль, то это будет полный список всех тех актеров, которые исполняли основные роли в этой драме.

Успех Кармелиты (или скорее Коломбы, поскольку с того самого дня за ней прочно закрепилось это имя) превзошел даже самые смелые ожидания. Никогда до нее ни одна из великих певиц прошлого: ни Паста, ни Паццарони, ни Менвьель, ни Каталани, ни Малибрам, ни певицы нашего времени, такие как Полина Виардо или Фреццолини – не слышали, чтобы зал взрывался более восторженными криками «браво» и более бурными аплодисментами.

Романс же последнего акта

был трижды исполнен на «бис». Можно было подумать, что зрители не желали покидать зал. Так захватил их всех и увлек голос Коломбы.

Ее вызывали десять раз. Мужчины радостно кричали ей что-то, женщины бросали к ее ногам букеты цветов и венки.

Тысяча человек ждали ее у выхода из театра для того, чтобы поздравить, увидеть вблизи и попытаться, если повезет, прикоснуться к складкам одежды этой прекрасной и печальной девушки, ставшей, казалось, самим воплощением расплывчатого и неопределенного понятия искусства.

Среди тех, кто ожидал ее у выхода, был и плачущий от радости старый Мюллер.

Она сразу же увидела его в толпе. Подойдя к старику, не обращая внимания на восторг окруживших ее людей, она спросила его:

– Учитель, довольны ли вы мной?

– Ты поешь эту музыку так, как указывает Господь Бог, и так, как написал ее Вебер, девочка моя, – произнес старый учитель, снимая с головы шляпу. – То есть безукоризненно!

Этот простой и уважительный знак восхищения со стороны старика пением девушки был прекрасно понят и оценен толпой. Все снимали шляпы и склонялись, когда она проходила мимо.

А она, взяв своего старого учителя под руку, исчезла, говоря:

– Ну почему, Коломбан, вместо того, чтобы умереть самому, ты не задушил меня, как Отелло Дездемону?!

Заключение

Тем из читателей, кого смогли заинтересовать второстепенные или эпизодические персонажи нашей истории, мы, прежде чем закрыть книгу, дадим короткую, но исчерпывающую информацию о том, как сложилась судьба этих людей.

Жан Торо (слава силе!) окончательно порвал с мадемуазель Фифиной и с ее творениями. Он стал владельцем сада без деревьев в Коломбе.

Его прежняя подружка однажды вечером после карнавала, спускаясь с Куртиля, оступилась и очень неудачно упала. Ее немедленно доставили в госпиталь Сен-Луи, где она и умерла спустя несколько дней после карнавала.

Фафиу, соперник Жана Торо, женился на Коломбине из театра Галилея Коперника. Они втроем поступили в один из театров на бульварах, где к ним пришел огромный успех. Говорили, что один из них, господин Галилей Коперник, стал известен под именем Бутена, а другой, вечно молодой Фафиу, под именем Кольбрена.