Сан Феличе Иллюстрации Е. Ганешиной - Дюма Александр. Страница 227
Тогда Де Чезари, вне себя от радости, попросил у старых принцесс доказательства доверия, что могло бы подтвердить в глазах народа их родство. Их королевские высочества дали ему согласие, поднялись вместе с ним на палубу, каждая протянула ему руку для поцелуя, и они проводили знатного визитера до трапа, у которого, прежде чем спуститься с борта фелуки, Де Чезари имел честь обнять их обеих.
— Да он храбрец из храбрецов, этот ваш Де Чезари! — воскликнул король.
— Да, государь, и доказательством тому служит, что его товарищи, не осмеливаясь долее принимать участие в этом приключении, покинули его и Боккечиампе, а сами отправились морем в Корфу.
— И следовательно?..
— Следовательно, Де Чезари и Боккечиампе, иначе говоря, принц Франческо и его главный конюший, сейчас в Таранто с войском в триста-четыреста человек, и вся провинция Бари поднялась на защиту трона.
— Что за чудесные новости, дорогой кардинал! Но, вероятно, у нас нет возможности воспользоваться этими преимуществами?
— Напротив, государь, все складывается удачно, именно потому я здесь.
— Вы здесь желанный гость, как и всегда… Хоть я и философ, но не отказался бы прогнать французов из Неаполя и повесить на площади Меркато Веккьо несколько якобинцев. Ну, мой дорогой кардинал, говорите же: что нужно сделать чтобы достичь этого?.. Ты слышишь, Юпитер? Мы будем вешать якобинцев. Что ж! Это будет забавно!
— Что нужно сделать? — переспросил Руффо.
— Да, я хочу знать.
— Нет ничего проще, государь: надо дать мне закончить то, что я начал; вот и все.
— Заканчивайте, мой преосвященнейший, заканчивайте!
— Но, государь, я должен действовать один.
— Как один?
— Один, то есть без помощи всяких Макков, Паллавичини, Молитерно, Роккаромана.
— Как, ты один собираешься завоевать Неаполь?
— Да, сам, с Де Чезари в качестве моего заместителя и армией из моих славных калабрийцев. Я родился среди них, они меня знают. Мое имя — вернее, имя моих предков — почитают в самых отдаленных хижинах Калабрии. Скажите только «да», предоставьте мне необходимую власть — и через три месяца я с шестьюдесятью тысячами человек буду у ворот Неаполя.
— Но как ты соберешь эти шестьдесят тысяч?
— Объявив священную войну, подняв в левой руке распятие, а в правой — шпагу, угрожая и благословляя. То, что делали Фра Дьяволо, Маммоне, Пронио в Абруцци, Кампании, Терра ди Лаворо, я, с Божьей помощью, непременно сделаю в Калабрии и в Базиликате.
— А оружие?
— У нас оно будет, даже если бы нам пришлось обойтись только оружием якобинцев, которых прислали, чтобы сражаться с нами. Впрочем, разве у каждого калабрийца нет своего ружья?
— А деньги?
— Я найду их в казначействах провинций. И для всего этого мне потребуется только согласие вашего величества.
— Мое согласие? Слава святому Януарию!.. Нет, я обмолвился, святой Януарий отступник! Мое согласие? Оно у тебя уже есть. Когда ты начинаешь кампанию?
— Сегодня, государь. Но вам понятны мои условия?
— Один, без оружия и без денег — не так ли?
— Так, государь. Вы находите, что я слишком многого требую?
— Да нет, право же, нет!
— Один, но со всей полнотой власти: я буду вашим главным наместником, вашим alter ego [124].
— Ты будешь им. Сегодня же, когда соберется Совет, я заявлю, что такова моя воля.
— Тогда все погибло.
— Как это «все погибло»?
— Наверняка. В Совете у меня одни только враги. Королева меня не любит, господин Актон ненавидит, милорд Нельсон презирает, Кастельчикала клянет. Если даже другие министры меня поддержат, все-таки большинство будет против… Нет, государь, так нельзя.
— Но как же тогда быть?
— Обойтись без Государственного совета. Действовать только по воле короля, уповать только на помощь Бога. Нужен ли мне был кто-нибудь, чтобы делать то, что я делал до сегодняшнего дня? Не больше, чем понадобится впредь для того, что осталось совершить. Не скажем никому ни слова о нашем плане. Сохраним тайну. Я, никого не оповещая, отправляюсь в Мессину с моим секретарем и капелланом, пересекаю пролив и только там объявляю калабрийцам, с какой целью прибыл. Тогда соберется Государственный совет без вашего величества или с вашим участием. Но будет уже поздно. И я про себя посмеюсь над Государственным советом. Я двинусь на Козенцу, дам приказ Де Чезари соединиться со мной, и через три месяца, как я уже сказал вашему величеству, буду стоять под стенами Неаполя.
— Если ты сделаешь это, Фабрицио, я назначу тебя пожизненно первым министром, отберу у своего дурака Франческо титул герцога Калабрийского и отдам его тебе.
— Если я сделаю это, государь, вы поступите так, как поступают короли, когда им преданно служат: вы поспешите об этом забыть. Существует услуги столь важные, что за них можно заплатить только неблагодарностью, и та, что я собираюсь вам оказать, будет из их числа. Но моя цель идет дальше богатства, выше почестей. Я честолюбив, жажду славы, и доброй славы, государь: я хочу войти в историю сразу и как Монк, и как Ришелье.
— Я помогу тебе в этом всей моей властью. Когда, говоришь, ты хочешь ехать?
— Сегодня, ваше величество, если вы не возражаете.
— Если я не возражаю? Ну ты и хорош! Да я толкаю тебя на это, толкаю обеими руками и обеими ногами. Однако ты же не можешь ехать без денег?
— У меня есть тысяча дукатов, государь.
— В моем секретере должны быть еще две-три тысячи.
— Это все, что мне нужно.
— Нет, подожди. Мой новый министр финансов князь Лудзи предупредил меня вчера, что маркиз Франческо Такконе прибыл в Мессину с пятьюстами тысячами дукатов, которые он получил у Беккеров в обмен на банковские билеты. И вот для чего я рекомендую вам Беккеров, мой преосвященнейший: когда мы снова вернемся в Неаполь и вы станете первым министром, давайте-ка сделаем их министрами финансов.
— Согласен, государь. Но вернемся к нашим пятистам тысячам.
— Хорошо, подожди: я подпишу сейчас приказ; по нему ты получишь эти деньги у Такконе. Это будет твоя военная касса.
Кардинал рассмеялся.
— Чему ты смеешься?
— Неужели ваше величество не знает, что пятьсот тысяч дукатов, которые путешествуют из Неаполя на Сицилию, всегда теряются в пути?
— Это возможно. Ну, тогда Данеро, генерал Данеро, комендант гарнизона Мессины, предоставит тебе, по крайней мере, оружие и военное снаряжение, необходимое для небольшого войска, с которым ты отправишься в поход.
— Это не более вероятно, чем то, что казначей Такконе выдаст мне пятьсот тысяч. Но все равно, государь. Напишите мне оба эти приказа. Если Такконе даст мне денег, а Данеро оружие — тем лучше. Не дадут — обойдусь без них.
Король взял два листа бумаги, написал приказы и поставил под ними свою подпись.
Кардинал тем временем вынул из кармана третий лист бумаги, развернул его и положил перед королем.
— А это что? — спросил Фердинанд.
— Это грамота о моем назначении главным наместником и вашим alter ego.
— Которую ты написал сам?
— Чтобы не терять время, государь.
— А так как я не хочу тебя задерживать…
Рука с пером потянулась к бумаге.
Но в то мгновение, когда король собирался подписать грамоту, кардинал остановил его:
— Прочтите сначала, государь.
— После прочту, — отвечал король.
И он поставил свою подпись.
Те из читателей, кто не желает терять время на чтение весьма любопытного дипломатического документа, но который, в конце концов, всего лишь дипломатический документ, хотя и неизвестный, могут пропустить следующую главу. Тем же, кто ищет в исторической книге не простого развлечения или пустой забавы, мы безусловно доставим удовольствие, впервые извлекая на свет Божий эту бумагу из секретных ящиков Фердинанда, где она была погребена в течение шестидесяти лет.
CVII
ГРАМОТА КАРДИНАЛА РУФФО
«Кардинал Руффо!
124
Вторым «я» (лат.).