Сан Феличе Иллюстрации Е. Ганешиной - Дюма Александр. Страница 303

— В вашем присутствии, генерал, никому другому и в голову не придет командовать, — отвечал Микеле, — а раз вы командуете, кто же посмеет вас ослушаться?

— Хорошо, — сказал Сальвато. — В таком случае ты со своими людьми будешь сопровождать меня в Кастель Нуово; я получил весьма важное распоряжение, и его надо передать Скипани, так что мне необходимо как можно скорее прибыть туда целым и невредимым. Тем временем вы, маэстро Донато…

— Пощады! — пробормотал Беккайо. — Пощады! Я раскаиваюсь.

Но Сальвато, не слушая, продолжал:

— … Тем временем вы, маэстро Донато, велите перенести этого человека к нему домой и проследите, чтобы ему была оказана необходимая помощь как раненому. Может быть, это научит его понимать, что есть люди, которые сражаются и поражают врага в честном бою, а есть другие, которые убивают и вешают. Но так как их мерзкие действия противны святой воле Господней, то убивают они только наполовину, а вешать им не удается вовсе.

И, вытащив из кармана гербовую бумагу, он протянул ее палачу:

— Держите, маэстро Донато, вот вам банковский вексель на сто дукатов в возмещение тех двадцати, что вы теряете.

Маэстро Донато принял сто дукатов с меланхолическим видом, придававшим его физиономии не столько чувствительное, сколько комическое выражение.

— Вы обещали мне не деньги, а нечто другое, ваше превосходительство, если у вас будут свободны руки.

— Верно, — сказал Сальвато, — я обещал тебе свою руку, а поскольку честный человек всегда держит слово, — вот она.

Маэстро Донато с благодарностью схватил руку молодого офицера и пылко ее поцеловал.

Сальвато на миг задержал свою руку в ладони Донато, не выказывая ни малейшего отвращения. Потом он распорядился:

— Поторопись, Микеле, нельзя терять ни минуты; перезарядим ружья — и скорее в Кастель Нуово!

Через несколько мгновений Сальвато вместе с Микеле, а за ними свободолюбивые лаццарони, помогавшие выручать пленника, двинулись по улице Трибунали, через Порт’Альба и Меркателло вышли на улицу Толедо, по ней дошли до улицы Санта Анна деи Ломбарди, оттуда по улицам Монтеоливето и Медина достигли, наконец, ворот Кастель Нуово.

Сальвато узнали и впустили в крепость. Как выяснилось, весть о случившемся уже достигла слуха засевших в замке патриотов и комендант Масса только что распорядился отправить ему на помощь отряд в сто человек.

Сальвато подумал о Луизе: если ей рассказали, что его схватили, она, должно быть, в страшной тревоге; но долг был прежде всего, и он поручил Микеле отправиться к своей молочной сестре и успокоить ее, а сам остался в крепости, чтобы обсудить с членами Директории, каким образом передать Скипани приказ его командующего.

Сальвато поднялся прямо в зал заседаний. При виде его крик радости вырвался из всех уст. Все знали, что он схвачен, знали, что в подобных случаях лаццарони скоры на расправу, и считали его уже или расстрелянным, или заколотым, или повешенным. Молодого человека спешили поздравить, но он оборвал эти приветствия:

— Граждане, нельзя медлить ни минуты. Вот два экземпляра приказа Бассетти; ознакомьтесь с ним и позаботьтесь, чтобы было исполнено все, что касается вас. Я же, если не возражаете, займусь поиском людей, которые отвезут приказ генералу Скипани.

Ясность мысли Сальвато и решительная манера, в которой он излагал суть дела, допускали либо согласие, либо отказ. При данных обстоятельствах оставалось лишь согласиться с ним. Члены Директории и не стали возражать: оставили себе копию приказа на случай, если он будет перехвачен противником, а оригинал вручили Сальвато.

Тот поспешно распрощался, быстро сбежал вниз по лестнице и, уверенный, что застанет Микеле у Луизы, вошел в комнату, где, как он знал, его ждали с самым пылким нетерпением.

И верно: Луиза встретила его на пороге. При виде возлюбленного она протяжно воскликнула «Сальвато!» и в следующий миг очутилась в объятиях того, кого так страстно ждала; глаза ее закрылись, она вся трепетала и в изнеможении могла только тихо повторять: «Сальвато! Сальвато!» Имя это, по-итальянски означающее «спасенный», звучало в ее устах с особенной нежностью, словно бы удвоившейся в соответствии с его двойным смыслом, так что в сердце молодого человека зазвенели самые сокровенные струны.

Подняв Луизу на руки, он внес ее в комнату, где, как он и предполагал, его ждал Микеле.

Когда Луиза немного пришла в себя, а сердце Сальвато начало успокаиваться, разум его сумел наконец снова ухватить внезапно прерванную цепь мыслей.

— Ты поблагодарила как следует нашего дорогого Микеле, Луиза? — спросил он. — Ведь это ему мы обязаны счастьем нашей встречи. Если бы не он, ты сейчас обнимала бы не живого человека, который любит тебя, живет твоей жизнью, трепещет под твоими поцелуями, а остывший труп, бесчувственный и недвижимый, не способный разделить драгоценное пламя, что, угаснув, не возжигается вновь!

— Нет, — отвечала удивленная Луиза. — Он мне ничего не говорил, гадкий мальчишка! Он только сказал, что ты попал в руки к санфедистам, но выпутался из беды благодаря своему хладнокровию и мужеству.

— Так узнай же, — продолжал Сальвато, — что твой молочный брат ужасный лгун! Я, как дурак, позволил себя захватить, меня бы вздернули как собаку, если бы… Но погоди, пусть в наказание он сам все расскажет.

— Генерал, — возразил Микеле, — сейчас, мне кажется, самое неотложное дело — это отправить депешу генералу Скипани; должно быть, она важная, раз вы подвергались такой опасности, чтобы ее добыть. Внизу есть лодка, готовая отплыть по первому вашему приказанию.

— Ты уверен в людях, которые ее поведут?

— Насколько вообще один человек может быть уверен в других. Но среди матросов будет переодетый Пальюкелла, а ему я доверяю как самому себе. Я отправлю лодку и депешу, а вы уж тем временем расскажете сестрице, как я спас вам жизнь, — у вас это получится гораздо лучше, чем у меня.

И, легонько подтолкнув Луизу к молодому человеку, Микеле затворил за собою дверь и сбежал вниз по лестнице, напевая популярную в Неаполе песенку «Пожелания», начинающуюся такими словами:

CL

НОЧЬ С 13 НА 14 ИЮНЯ

(Продолжение)

Темная ночь с 13 на 14 июня опустилась на усеянный мертвыми телами берег, на обагренные кровью улицы.

Кардиналу Руффо удался его замысел: басней о веревках и о явлении святого Антония он сумел разжечь гражданскую войну в самом сердце Неаполя.

На мосту Магдалины, на побережье Портичи и Резины огонь прекратился, но на городских улицах все еще шла перестрелка.

Патриоты, которых начали убивать в их собственных домах, не захотели сложа руки ждать смерти.

Каждый вооружился, вышел на улицу и присоединился к первому же встречному отряду; на любом углу можно было натолкнуться на дозор патриотов и банду лаццарони, которые обменивались ружейными выстрелами.

Эти выстрелы, отдававшиеся эхом в Кастель Нуово, пробуждали угрызения совести в груди Сальвато; внутренний голос шептал ему, что у него есть дела поважнее, чем объясняться в любви своей подруге, когда город отдан во власть разнузданной и безжалостной черни.

К тому же на душе у него лежала тяжким грузом мысль, что он целых два часа был игрушкой в руках трех десятков лаццарони и до сих пор не смыл этого оскорбления.

Но вот вернулся Микеле. Его появление послужило для Сальвато предлогом, чтобы выйти из комнаты Луизы.