Сан Феличе Иллюстрации Е. Ганешиной - Дюма Александр. Страница 325

Сэр Уильям перевел Нельсону эту длинную речь в защиту нерушимости договоров, но когда он дошел до опасений кардинала увидеть на рейде Неаполя французский флот, Нельсон прервал переводчика голосом, дрогнувшим от оскорбленной гордости:

— Разве господину кардиналу не было известно, что я здесь? Или он полагал, что я позволю французскому флоту захватить Неаполь?

Лорд Гамильтон приготовился перевести слова английского адмирала, но кардинал слушал так внимательно, что, прежде чем посол успел раскрыть рот, Руффо живо возразил:

— Позволили же ваша милость французскому флоту захватить Мальту! Значит, такое могло повториться.

Теперь уже Нельсон начал кусать себе губы; Эмма Лайонна оставалась неподвижной и немой, как мраморная статуя; она уронила свой веер и лежала, опершись на локоть, словно копия Гермафродита Фарнезского. Кардинал взглянул на нее, и ему показалось, что за этой бесстрастной маской прячется гневное лицо королевы.

— Я жду ответа его милости, — холодно сказал кардинал. — Вопрос — это не ответ.

— Я отвечу вместо милорда Нельсона, — отчеканил сэр Уильям. — Короли не заключают договоров с мятежными подданными.

— Может быть, короли не заключают договоров с мятежными подданными, — возразил Руффо, — но если уж мятежные подданные заключили договор со своими королями, долг последних уважать этот договор.

Сэр Уильям перевел этот ответ Нельсону.

— Возможно, это изречение истинно для господина кардинала Руффо, — ответил английский адмирал, — но оно наверняка не является таковым для королевы Каролины. И если господин кардинал, вопреки нашему утверждению, в этом сомневается, можете показать ему клочки договора, разорванного рукою королевы, клочки, подобранные леди Гамильтон на полу в спальне ее величества и доставленные ею на борт «Громоносного». Мне неизвестно, какие распоряжения были даны вашему преосвященству в качестве главного наместника, но вот какие получил я (тут он указал на клочки договора) в качестве адмирала, командующего флотом.

Леди Гамильтон чуть заметно кивнула в знак одобрения, и кардинал окончательно уверился, что на этом совещании она представляет свою августейшую подругу.

Увидев, что Нельсон соглашается с послом, кардинал понял, что бороться ему предстоит не только с Гамильтоном, который не более чем эхо своей жены, но и с этими каменными устами, от имени королевы принесшими смерть и, как сама смерть, немыми; он поднялся, подошел к столу, за которым сидел Гамильтон, развернул один из обрывков договора, в ярости измятого руками королевы, и узнал свою подпись и печать.

— Что вы ответите на это, господин кардинал? — спросил английский посол с насмешливой улыбкой.

— Я отвечу, сударь, — сказал Руффо, — что, будь я королем, я лучше своими руками разорвал бы свою королевскую мантию, нежели договор, подписанный от моего имени человеком, который только что отвоевал для меня мое королевство.

И он презрительно уронил на стол клочок бумаги, который был у него в руках.

— Но, надеюсь, — нетерпеливо возразил посол, — вы, тем не менее, считаете этот договор разорванным не только на бумаге, но и морально?

— Вопреки морали, хотите вы сказать!

Видя, что спор продолжается, но лишь по выражению лиц собеседников судя о его смысле, Нельсон тоже встал с места и обратился к сэру Уильяму:

— Нет нужды вести столь долгую дискуссию. Если мы будем сражаться оружием софизмов и словесных уловок, кардинал, разумеется, возьмет верх над адмиралом. Поэтому, любезный Гамильтон, удовольствуйтесь вопросом к его преосвященству, упорствует ли он в намерении соблюдать договор.

Сэр Уильям по-французски повторил кардиналу этот вопрос. Руффо почти понял Нельсона, но предмет беседы был столь важен, что он не хотел отвечать до тех пор, пока окончательно не убедится в значении слов собеседника. Когда же сэр Уильям особо подчеркнул последние слова адмирала, кардинал с поклоном сказал:

— В договоре, который хочет разорвать ваша милость, участвуют представители союзных держав, я же могу отвечать лишь за себя, и я уже ответил на этот вопрос господам Боллу и Трубриджу.

— И ваш ответ был?.. — спросил сэр Уильям.

— Я поставил свою подпись и отвечаю за нее своей честью. Насколько будет в моих силах, я не позволю запятнать ни то ни другое. Поскольку же почтенные капитаны подписали договор одновременно со мною, я извещу их о намерении милорда Нельсона, и они поступят так, как сочтут нужным. Но в таком деле достаточно одного неточно переданного слова, чтобы изменить смысл всей фразы. Поэтому я буду признателен милорду Нельсону, если он представит мне письменный ультиматум.

Требование кардинала было переведено Нельсону.

— На каком языке должен быть составлен ультиматум, который вы желаете получить? — спросил он.

— На английском, — отвечал кардинал. — Я читаю по-английски, а капитан Белли — ирландец. К тому же я полагаю особо важным, чтобы столь значительный документ был от первой строки до последней написан рукою адмирала.

Нельсон кивнул, показывая, что не видит препятствий к тому, чтобы удовлетворить это пожелание, и отклоненным назад почерком, характерным для людей, которые пишут левой рукой, начертал следующие строки (мы сожалеем, что в бытность нашу в Неаполе, имея перед глазами оригинал, не смогли сделать с него автографию):

Посол взял заявление из рук адмирала и приготовился прочесть его вслух кардиналу, но тот знаком показал, что этого не требуется, взял бумагу из рук посла, прочитал, а затем сказал, поклонившись:

— Милорд, теперь мне остается просить у вас последней милости: прикажите доставить меня на берег.

— Соблаговолите, ваше преосвященство, подняться на палубу, — отвечал адмирал, — и те же люди, которые вас сюда привезли, проводят вас обратно.

И он жестом предложил Руффо пройти на лестницу.

Поднявшись по ее ступенькам, кардинал оказался на палубе.

Нельсон стал на первую ступеньку почетного трапа и не уходил, пока кардинал не спустился в лодку. Они обменялись холодным поклоном. Лодка отделилась от судна и поплыла к берегу, однако пушки, которым надлежало почтить отбытие почетного гостя таким же числом залпов, что и его прибытие, на этот раз молчали.

Некоторое время адмирал следил взглядом за лодкой, но скоро на его плечо оперлась маленькая ручка и нежный голос шепнул на ухо:

— Горацио! Дорогой мой!

— Ах, это вы, миледи! — сказал Нельсон, вздрогнув.

— Да… Человек, за которым мы посылали, здесь.

— Какой человек?

— Капитан Шипионе Ламарра.

— Где он?

— Его провели к сэру Уильяму.

— Привез ли он вести относительно Караччоло? — с живостью спросил Нельсон.

— Не знаю, возможно, что и так. Но только он подумал, что осторожнее будет спрятаться, чтобы Руффо его не узнал, он ведь состоит у кардинала на службе как офицер для поручений.

— Пойдемте к нему. Ну, что же, довольны вы мною, миледи?

— Вы были восхитительны, и я вас обожаю.

После такого заверения Нельсон весь просиял, и они направились в апартаменты сэра Уильяма.

CLXIV

ГЛАВА, В КОТОРОЙ КАРДИНАЛ ДЕЛАЕТ ВСЕ, ЧТО МОЖЕТ, ЧТОБЫ СПАСТИ ПАТРИОТОВ, А ПАТРИОТЫ ДЕЛАЮТ ВСЕ, ЧТО МОГУТ, ЧТОБЫ СЕБЯ ПОГУБИТЬ

Вскоре мы не преминем узнать, что произошло между адмиралом Нельсоном и капитаном Ламаррой, а пока последуем за кардиналом, который возвращается с твердым решением (как он и сказал Нельсону), несмотря ни на что и вопреки всему, соблюсти договор.

Вследствие этого, вернувшись в свой дом у моста Магдалины, он тотчас вызвал к себе посланника Мишеру, командующего Белли и капитана Ахмета. Кардинал рассказал им, что капитан Фут по пути встретил адмирала и доставил из Палермо сэра Уильяма и Эмму Лайонну, которая вместо ответа королевы привезла разорванный Каролиной договор. Затем он поведал им о своем свидании с Нельсоном, сэром Уильямом и леди Гамильтон и спросил, достанет ли у собеседников решимости постыдно нарушить договор, подписанный ими в качестве полномочных представителей своих государей.