Семейство Борджа (сборник) - Дюма Александр. Страница 39

Что же до второго препятствия, то есть насилия, совершенного над королевой, устранить его взялась сама Мария Стюарт: она объявила в суде, что не только прощает Босуэлу его поведение по отношению к ней, но, считая его добрым и верным подданным, намерена немедля возвысить его и докажет это новыми милостями. И действительно, через несколько дней она сделала его герцогом Оркнейским, а пятнадцатого числа того же месяца, то есть меньше чем через четыре месяца после смерти Дарнли, Мария, некогда испрашивавшая позволения на брак с принцем-католиком, своим троюродным родственником, с легкостью, смахивающей на безумие, выходит замуж за Босуэла, который перешел в протестантство и, не говоря уже о разводе, был многоженцем, ибо теперь у него оказалось четыре живых жены, включая королеву.

Обряд бракосочетания выглядел крайне печально, как и положено торжеству, происходящему при столь кровавых предзнаменованиях. На нем присутствовали лишь Мортон, Мейтленд да еще несколько приспешников Босуэла. Посол Франции, хоть он и был ставленником Гизов, к роду которых через свою мать принадлежала королева, отказался участвовать в нем.

Заблуждения Марии длились недолго; едва Босуэл обрел над ней супружескую власть, она увидела, какого получила мужа и повелителя. Грубый, жестокий, необузданный, он, казалось, был избран Провидением для отмщения ей за грехи, совершенные по его наущению или при его участии. Вскоре его распутство дошло до такой степени, что однажды, не в силах более терпеть, Мария выхватила кинжал у Эйрескайна, который присутствовал вместе с Мелвилом при одной из подобных сцен, и хотела вонзить его себе в грудь, крича, что лучше умереть, чем выносить такую жизнь. И тем не менее – необъяснимая вещь, – несмотря на неизменную грубость, Мария, забывшая, что она женщина и королева, всегда первая возвращалась к Босуэлу, нежная и покорная, как дитя.

Однако эти публичные сцены дали знати, искавшей только случая, повод для мятежа. Граф Map, воспитатель юного принца, Аргайл, Гленкэрн, Линдли, Бойд и даже Мортон и Мейтленд, вечные сообщники Босуэла, поднялись, чтобы, как заявили они, отомстить за смерть короля и вырвать его сына из рук того, кто убил отца и держит в плену мать. Мерри же во время последних событий совершенно ушел в тень: когда был убит король, он пребывал в графстве Файф, а за три дня до суда над Босуэлом испросил и получил у сестры разрешение совершить путешествие на материк.

Мятеж был столь стремителен, столь внезапен, что возмутившиеся лорды, собиравшиеся захватить Марию и Босуэла врасплох, думали разом добиться успеха. Король и королева сидели за столом у лорда Бортуика, принимавшего их у себя, как вдруг им донесли, что замок окружает большой вооруженный отряд. Супруги не сомневались, что причина в них, а поскольку никакой возможности оказать сопротивление не было, Босуэл переоделся конюхом, Мария пажом, они вскочили на коней и, пока мятежники входили в одни ворота, ускользнули через другие. Беглецы прискакали в Данбар.

Там они созвали всех друзей Босуэла и заставили их подписать нечто вроде договора о союзе для защиты королевы и ее супруга. Тем временем прибыл из Франции Мерри, и Босуэл представил ему, как и другим, договор, но Мерри отказался ставить под ним подпись, заявив, что для него оскорбление, ежели кто-то считает, будто необходима какая-то подписанная грамота, когда речь идет о защите его сестры и королевы. Отказ вызвал размолвку между ним и Босуэлом, и Мерри, верный своей позиции нейтралитета, удалился к себе в графство, предоставив событиям катиться к гибельному концу.

Мятежники же, потерпевшие неудачу в Бортуике, не чувствовали себя достаточно сильными, чтобы напасть на Данбар, и потому пошли на Эдинбург, где столкнулись с человеком, в котором Босуэл был совершенно уверен. Им был Джеймс Балфур, комендант цитадели, тот самый, что руководил закладкой мины, взорвавшей Дарнли, и с кем Босуэл встретился в Керкфилде в саду. Балфур не только сдал мятежникам эдинбургскую цитадель, но еще и вручил им небольшой серебряный ларец с вензелем в виде буквы Ф, увенчанной короной, что указывало на то, что когда-то он принадлежал Франциску II; действительно, то был подарок Марии от ее первого мужа, подарок, который она передарила Босуэлу. Балфур заверил, что в ларце находятся бесценнейшие документы, которые в нынешних обстоятельствах могут оказаться весьма полезны врагам Марии Стюарт. Мятежные лорды вскрыли ларец и обнаружили в нем три то ли подлинных, то ли поддельных письма, уже приведенных нами, брачный контракт Марии и Босуэла и с дюжину стихотворений, написанных рукой королевы. Как и сказал Балфур, то было для врагов Марии драгоценное, неоценимое приобретение, стоящее стократ больше, чем победа, ибо с победой они получали жизнь королевы, тогда как предательство Балфура отдало в их руки ее честь.

За это время Босуэл собрал войско и счел, что готов дать сражение; он выступил в поход, не дожидаясь Гамильтонов, созывавших своих вассалов, и вот 15 июня 1567 года сошлись обе враждующих стороны. Мария, которая хотела попытаться избежать кровопролития, послала к мятежным лордам французского посла, дабы тот призвал их сложить оружие, но те ответили, что «королева заблуждается, считая их бунтовщиками, ибо выступили они не против нее, а против Босуэла». После такого ответа друзья королевы сделали все, чтобы прервать переговоры и начать битву, но было уже поздно: солдаты, понимавшие, что им предстоит защищать неправое дело и сражаться ради женского каприза, а не за благо своей страны, стали кричать, что «ежели Босуэлу охота, пусть сам за себя дерется». И тогда тщеславный и хвастливый Босуэл приказал объявить, что готов доказать свою невиновность с оружием в руках против любого, кто осмелится утверждать, будто он совершил преступление. Тотчас все дворяне противоположной стороны приняли вызов, но было решено уступить честь поединка самым доблестным, и выйти против Босуэла должны были поочередно Керколди Грейнджский, Мерри из Тьюлибардина и Линдсей Байерский. Но то ли Босуэлу недостало отваги, то ли в момент опасности он сам не верил в правоту своего дела, во всяком случае, он выдвинул столь нелепые предлоги, чтобы уклониться от поединка, что даже королева почувствовала себя пристыженной, а самые верные его друзья стали роптать.

И тогда Мария, увидев, сколь неблагоприятно для них настроение их войска, решила не рисковать и не вступать в бой. Она послала герольда к Керколди, который командовал передовым охранением, и когда тот без всяких опасений поехал на встречу с королевой, Босуэл, разъяренный собственной трусостью, приказал солдатам выстрелить в него, но на сей раз вмешалась Мария и под страхом смерти запретила любые проявления насилия. Когда же королевскому войску стал известен бесчестный приказ Босуэла, в нем поднялся такой ропот, что стало ясно: дело графа проиграно.

Так думала и королева; в результате ее переговоров с лордом Керколди было решено, что она отступается от Босуэла и переходит в лагерь его противников при условии, что они сложат перед ней оружие и с королевскими почестями проводят ее в Эдинбург. Керколди Грейнджский отправился сообщить условия дворянству и пообещал завтра вернуться с положительным ответом.

Однако, когда пришло время расставаться с Босуэлом, Мария, вновь испытав прилив роковой любви, которую она так и не сумела преодолеть, выказала безмерное слабодушие: в присутствии множества людей расплакалась навзрыд и хотела передать Керколди, что прекращает всякие переговоры, но Босуэл, смекнув, что в лагере безопасность ему больше не гарантируется, настоял, чтобы дела шли своим чередом, вскочил на коня и, оставив заплаканную Марию, умчался во весь опор; остановился он лишь в Данбаре.

Назавтра в назначенный час трубачи, выступавшие перед лордом Керколди, возвестили его прибытие, Мария Стюарт тотчас села на коня и выехала ему навстречу, а когда он спешился, чтобы приветствовать ее, молвила:

– Милорд, предаюсь вам на условиях, которые вы предложили мне от имени дворянства, и вот вам моя рука в знак совершенного доверия.