Сильвандир - Дюма Александр. Страница 38

Роже твердо решил, как только у него выпадет свободная минута, пойти и осмотреть особняк; ему надо было занести свою визитную карточку к г-ну Коллинскому, живущему на улице Капуцинок, и к графу Горкаюну, жившему возле Ферм-де-Матюрен, шевалье воспользовался этим и по пути остановился перед своим будущим владением.

Он узнал особняк, потому что все двери и окна там были наглухо закрыты: этот большой и красивый дом мог стоить триста тысяч ливров — сумма для того времени огромная. Роже сразу же обратил внимание на украшавший ворота небольшой каменный щит, на коем был выбит герб усопшего, и решил, что, как только успешный исход тяжбы позволит ему это сделать, он выбьет там собственный герб и ублажит тем самым свое тщеславие. Юноша то подходил к особняку вплотную, то немного отступал, дабы получше разглядеть его с разных сторон; и вдруг он заметил какого-то человека: тот пришел почти одновременно с ним, проделывал такие же самые маневры, да и вид у незнакомца был столь же сосредоточенный, как у самого Роже; по этой причине шевалье более внимательно оглядел его.

Точный возраст этого человека угадать было нелегко, хотя можно было сказать наверняка, что ему не меньше двадцати пяти и не больше сорока лет; лицо у него было желто-оранжевого цвета, почти такого же оттенка были даже белки глаз; у него были острые ослепительно белые зубы и черные как смоль волосы; его необычайно яркий наряд был богато расшит, по животу были пущены две цепочки для часов, все пальцы унизаны алмазными перстнями; на противоположной стороне улицы его ожидала золоченая карета, на ее козлах восседал кучер, еще более желтый, нежели его хозяин, а возле дверцы стоял похожий на матроса слуга, еще более желтый, чем кучер.

В ту самую минуту, когда шевалье заметил странного незнакомца, тот, в свою очередь, должно быть, заметил его; оба несколько раз подряд переводили взгляды с особняка друг на друга, а затем снова на особняк; внезапно парадная дверь приотворилась, чтобы пропустить одетого в черное платье мужчину, походившего на судебного пристава, оба наших любителя недвижимости разом кинулись к заветной двери и просунули головы в щель, причем проделали они это столь поспешно, что стукнулись лбами.

Роже, как человек весьма учтивый, принес незнакомцу свои извинения, а тот лишь что-то проворчал в ответ. Ворчание его можно было, видимо, передать такими словами: «Вот дьявол! У этого молодца голова, как медный котел».

Потом оба одновременно воскликнули:

— Право же, до чего великолепный особняк!

— Не правда ли, сударь? — спросил Роже.

— Да, я тоже так думаю, — ответил незнакомец.

— А когда выполют траву, которой порос двор…

— Когда заново покрасят двери и ставни…

— Когда днем вид тут будут оживлять красивые экипажи и чистокровные лошади…

— А ночью все будет освещено множеством огней…

— Тогда, ей-богу, у меня будет один из самых великолепных особняков в Париже, — закончил Роже.

— Виноват, сударь, — возразил незнакомец, — вы хотели сказать, что у меня будет один из самых великолепных особняков в Париже.

— Нет, я сказал не «у вас», а «у меня».

— Но кто вы, собственно, такой?

— Я кузен виконта де Бузнуа.

— А я, милостивый государь, его пасынок.

— Как? Стало быть, вы индус?

— А вы провинциал?

— Милостивый государь, — резко сказал Роже, — вы выражаетесь неучтиво; я и в самом деле приехал из провинции, но это вовсе не означает, что я провинциал: я друг маркиза де Кретте, виконта д'Эрбиньи, шевалье де Кло-Рено и не далее, как вчера, трижды ранил шпагой некоего венгерского магната, который не вам чета.

— Что вы хотите этим сказать, сударь?

— Я хочу этим сказать, сударь, — продолжал Роже, — что коль скоро мы по счастливой случайности встретились, я имею честь сделать вам небольшое предложение.

— Речь идет о полюбовной сделке?

— Вот именно, сударь.

— Что же вы предлагаете? Говорите.

— Видите ли, суд человеческий — вещь всегда сомнительная, а потому я и предлагаю поручить судьбу нашей тяжбы божьему суду, как поступали в старину рыцари; давайте встретимся вдвоем позади монастыря Дев святого причастия.

— Стало быть, дуэль?! — воскликнул индус, становясь из оранжево-желтого бледно-желтым.

— Коли вы меня убьете, — отвечал Роже, — особняк ваш, и никто этого оспаривать не станет. Если же я убью вас, не нужна будет никакая тяжба.

— Благодарю покорно, сударь, — ответил индус, отступая тс своему экипажу. — Я уверен, что выиграю тяжбу, но отнюдь не уверен, что смогу первый нанести вам удар шпагой, а посему, с вашего соизволения, давайте-ка лучше положимся на суд человеческий.

Индус уселся в карету, захлопнул все дверцы и опустил стекла, после чего лошади помчались во весь опор.

— Черт побери! — вырвалось у Роже. — Да он, видать, оригинал.

И шевалье пошел дальше, чтобы оставить свою визитную карточку в приемной г-на Коллинского, который еще не умер, и в приемной графа Горкаюна, который для человека в его положении чувствовал себя вполне сносно.

Затем Роже поспешил в особняк де Кретте, чтобы узнать, нет ли каких новостей; он подробно рассказал своему другу о встрече и о разговоре с индусом.

Маркиз все еще жестоко страдал от боли в запястье, что не помешало ему уже с утра сделать два или три визита, дабы ввести в заблуждение досужих людей, прослышавших о том, будто он дрался на поединке и был ранен. Такая предосторожность была отнюдь не лишней, ибо происходившая накануне дуэль наделала много шуму; но так как никого из ее участников не удалось задержать на месте, а оба мертвеца хранили самое глубокое молчание, то неприятностей ни для кого не воспоследовало.

Поэтому ничто не мешало маркизу заняться тяжбой шевалье и нанести вместе с ним несколько деловых визитов.

Разбирать тяжбу поручили трем судьям и судебному советнику, составлявшему подробный доклад по делу.

Маркиз и шевалье решили прежде всего посетить судей.

То были превеликие оригиналы, и у каждого из них имелся свой любимец: один судья обожал кошку, другой — обезьяну, третий — попугая. Шевалье выказал необычайную любезность ко всем трем служителям Фемиды, а маркиз — не меньшее внимание к милым их сердцу тварям; однако как только посетители пытались завести речь о деле, хозяева тут же давали им понять, что предпочитают беседовать о чем-либо другом.

А советник, готовивший доклад по делу, оказался столь суровым пуританином, что и вообще не захотел принять посетителей.

— Черт побери! — воскликнул маркиз. — Мне кажется это весьма дурным предзнаменованием, шевалье.

Между тем в один прекрасный день стало известно, что дело наконец затребовано в суд. Прошло уже два месяца, да, ровно два месяца понадобилось для того, чтобы должным образом составить все нужные бумаги, пополнить опись имущества, изучить претензии и права тяжущихся сторон. Все это время Роже обдумывал, не лучше ли ему пойти на мировую с сыном индианки. Однако маркиз де Кретте воспротивился любым попыткам такого рода, поскольку индус всюду громогласно заявлял, что дело его верное и что он представит суду бесспорные доказательства своих прав на наследство, познакомившись с коими господа д'Ангилемы, и отец и сын, будут вынуждены с позором отказаться от всех своих притязаний.

А пока что разбирательство тяжбы происходило с обычной медлительностью: ведь богиня правосудия не только слепа, но и колченога. Всякий раз, отправляясь во Дворец правосудия, шевалье испытывал тягостное чувство. И все же каждую неделю можно было увидеть его карету, вернее, карету маркиза де Кретте, вблизи главного здания суда или возле одного из его флигелей. Обычно это происходило на другой день после получения очередного послания от барона, который исправно писал сыну каждые семь дней.

Не будь Роже близким приятелем маркиза де Кретте, в чьем лице он обрел сразу друга, банкира и советчика, ему бы, возможно, пришлось просить пощады у сына индианки, ибо тот вел борьбу, не стесняясь в деньгах.