Соратники Иегу - Дюма Александр. Страница 32

Тьфу! Я участвовал в битвах при Монтебелло, на Аркольском мосту, под Риволи, у пирамид, и мне казалось, что на свете нет ничего ужаснее. Но когда моя матушка вчера, после того как вы удалились в свою комнату, рассказала мне об этой бойне, у меня волосы встали дыбом! Да! Вам было известно, что причина моих дурнот — аневризма, теперь вы узнали причину обмороков моей сестры.

Сэр Джон наблюдал за Роланом и слушал его с удивлением, какое он испытывал, когда его молодой друг впадал в мизантропию. Действительно, о чем бы ни говорили, Ролан всякий раз выискивал повод для обвинения рода человеческого. Он заметил, какое чувство вызвал у сэра Джона его рассказ, и заговорил другим тоном: негодование сменилось ядовитой иронией.

— Правда, — продолжал он, — кроме почтенного аристократа, что, довершая дело душегубов, подкрашивал кровью свои выцветшие красные каблуки, убийцами на этот раз были люди низкого звания — буржуа и крестьяне, как называли наши предки тех, кто их кормил. Дворяне берутся за дело более изящно. Впрочем, вы были свидетелем того, что произошло в Авиньоне; если бы вам раньше рассказали об этом, вы не поверили бы! Эти господа грабители дилижансов ставят себе в заслугу свои утонченные манеры; у них два лица, не считая маски: они выступают то в роли Картуша или Мандрена, то в роли Амадиса или Галаора. Об этих рыцарях с большой дороги ходят легенды. Моя матушка рассказывала мне вчера об одном из них, которого звали Лораном, — вы, конечно, догадываетесь, мой друг, что это боевая кличка, под которой таится настоящее имя, как лицо под маской. Так вот, этот Лоран обладал всеми качествами, присущими герою романа, всеми «совершенствами», как выражаетесь вы, англичане, ведь под предлогом, что ваши предки были нормандцы, вы по временам позволяете себе обогащать наш язык каким-нибудь красочным выражением или просто словечком, вроде тех, какие чернь пытается ввести в наш лексикон, встречая отпор со стороны ученых. Вдобавок этот Лоран отличался идеальной красотой. Он был одним из семидесяти двух соратников Иегу, которых недавно судили в Исенжо. Семьдесят человек были оправданы, только Лоран и один из его товарищей приговорены к смертной казни. Оправданных выпустили на свободу еще во время заседания суда, а Лорана и его товарища посадили под замок, чтобы гильотинировать.

Но, черт возьми! У господина Лорана была слишком красивая голова, чтобы палач отсек ее своим гнусным ножом! Судьи, произнесшие приговор, и зеваки, с нетерпением ожидавшие его казни, забыли о «преимуществах, какие дает человеку телесная красота», как выражается Монтень. В семье тюремщика одна молодая женщина, то ли его дочь, то ли сестра, то ли племянница — об этом история умалчивает, а я рассказываю вам именно историю, а не роман, — влюбилась в осужденного красавца. И вот за два часа до казни, когда господин Лоран, в ожидании прихода палача, спал или притворялся спящим, как поступают в подобных случаях, к нему вдруг вошел ангел-избавитель. Не могу вам сказать, как удалось устроить побег — влюбленные, понятно, об этом не распространялись, — но это факт (а я повторяю, сэр Джон, мой рассказ не выдумка, а чистая правда!), что Лоран очутился на свободе и только сожалел, что не мог спасти друга, находившегося в другой камере. При таких же обстоятельствах Жансонне отказался бежать, предпочитая умереть вместе со своими друзьями-жирондистами. Но ведь Жансонне не походил лицом на Антиноя, а телосложением на Аполлона: чем красивее голова, тем больше ею дорожат. Лоран согласился бежать; в соседней деревне его ждала лошадь. Девушка, которая могла бы его задержать или помешать во время бегства, должна была присоединиться к нему на рассвете. Солнце взошло, а ангел-избавитель все не появлялся. Но, как видно, нашему паладину возлюбленная была дороже друга: он удрал из тюрьмы без товарища, но не захотел бежать без любовницы. Было шесть часов утра, как раз в это время должна была совершиться казнь. Лоран терял терпение. С четырех часов утра он уже три раза поворачивал коня в сторону города и всякий раз приближался к нему. В третий раз, когда он подъехал к первым домам, его вдруг поразила мысль: а что, если его милую схватили и казнят вместо него?! Он пришпорил коня, въехал в город и промчался по площади к месту казни, где уже стоял палач, с удивлением узнавший, что один из его клиентов исчез. Лоран скакал с открытым лицом, среди людей, которые его узнавали: они ожидали увидеть его связанным, в тюремной повозке и удивлялись, что он свободен. Но вдруг он замечает свою освободительницу, она с трудом пробирается в толпе — не для того, чтобы смотреть на казнь, а чтобы приблизиться к нему. Тут он вздернул своего Баяра на дыбы, тот опрокинул на землю несколько зевак. Подскакав к возлюбленной, Лоран схватил ее, посадил позади себя на седло и с радостным криком, размахивая шляпой, как господин де Конде в битве при Лансе, скрылся из виду. Все ему аплодировали, а женщины, восхищенные героизмом Лорана, влюбились в него…

Ролан остановился и, видя, что сэр Джон хранит молчание, устремил на него вопросительный взгляд.

— Продолжайте, — сказал англичанин, — я слушаю вас и ожидаю, когда вы придете к заключению, ради которого рассказываете мне все это.

— Ну что ж, — засмеялся Ролан, — вы правы, мой дорогой, — честное слово, вы так хорошо меня изучили, как будто мы с вами школьные товарищи. Знаете, какая мысль всю ночь преследовала меня? Мне хотелось посмотреть своими глазами, что представляют собой эти Соратники Иегу!

— А! Понимаю: вам не удалось умереть под пулей господина де Баржоля, так вам хочется погибнуть от пули господина Моргана.

— Мне безразлично, кто меня убьет, милый сэр Джон, — спокойно отвечал офицер, — и уверяю вас, я ничего не имею против господина Моргана, хотя первым моим движением, когда он вошел в столовую и произнес свой маленький «спич»… ведь у вас, англичан, это называется «спич»?

Сэр Джон утвердительно кивнул головой.

— … первым моим движением было броситься на него, одной рукой схватить его за глотку и задушить, а другой сорвать с него маску.

— Теперь, когда я вас знаю, милый Ролан, я, право, поражаюсь, почему вы не осуществили это прекрасное намерение!

— Клянусь вам, это не моя вина! Я уже вскочил, но мой спутник удержал меня.

— Значит, есть люди, которые могут вас удерживать?

— Таких немного; один из них мой спутник.

— Так вы жалеете, что не сделали этого?

— По правде сказать, нет. Достойный грабитель дилижансов так отважно провел свою краткую операцию, что это пришлось мне по душе. Меня бессознательно тянет к храбрым людям. Если бы я не убил господина де Баржоля, я хотел бы стать его другом. Правда, только убивая его, я мог узнать, насколько он храбр… Но поговорим о чем-нибудь другом. Мне тяжело вспоминать об этой дуэли… Да! Зачем, собственно, я к вам сюда поднялся? Уж наверняка не затем, чтобы рассказывать вам о Соратниках Иегу и о подвигах господина Лорана… Ах да! Я хотел потолковать с вами о том, как вы собираетесь проводить у нас время. Я готов приложить все усилия, лишь бы развлечь вас, милый мой гость! Но знаете, что может мне помешать? Во-первых, наш край не из веселых, а во-вторых, вас, англичан, не так-то легко развлечь!

— Я уже вам говорил, Ролан, — возразил лорд Тенли, повернувшись к молодому человеку, — что для меня замок Черных Ключей — настоящий рай!

— Согласен. Но чтобы вам не наскучил этот рай, я изо всех сил постараюсь доставить вам побольше удовольствий. Интересуетесь ли вы археологией? Такими зданиями, как ваше Вестминстерское аббатство, Кентерберийский собор? У нас имеется старинная церковь в Бру — чудо искусства! Это каменное кружево создано строителем Коломбаном. О ней сложилась легенда, и я расскажу ее вам как-нибудь вечером, когда на вас нападет бессонница. Вы увидите там гробницы Маргариты Бурбонской, Филибера Красивого и Маргариты Австрийской. Я предложу вашему вниманию загадочный девиз этой государыни — «Fortune, inortune, fort: une». Я утверждаю, что разгадал смысл этого девиза, используя его латинский вариант: «Fortuna, infortuna, forti una» — «Счастье и несчастье для сильного равны».