Цезарь - Дюма Александр. Страница 77

– Соратники, в лицо!

Каждый солдат услышал его и кивком подал знак, что он понял. Как и предвидел Цезарь, этот живой сгусток из лошадей и всадников разметал перед собой тысячу его конников. Между конниками Помпея шагали его лучники.

Когда конница Цезаря была отброшена назад, а первые ряды десятого легиона смяты, восемь тысяч конников Помпея направили свои эскадроны на окружение армии Цезаря. Это был тот миг, которого он ждал. Он приказал поднять знамя и подать тем самым сигнал его трем тысячам солдат резерва.

Те, сохранив свои метательные копья, двинулись вперед, действуя этим оружием так, как современные солдаты действуют штыком, поднося острие к глазам неприятеля и повторяя клич Цезаря:

– В лицо, соратники! в лицо!

И при этом, не обращая внимания на лошадей, и не пытаясь ранить других солдат, они поражали остриями своих копий лица молодых всадников. Те еще держались какое-то мгновение, скорее из удивления, чем из храбрости; но затем, предпочтя быть опозоренными, нежели изуродованными, они побросали свое оружие, развернули своих лошадей и обратились в бегство, закрывая лицо руками.

Так они бежали, не оборачиваясь, до самых гор, бросив на произвол судьбы своих лучников, которые были полностью истреблены.

Тогда, даже не беря на себя труд преследовать беглецов, Цезарь направил вперед десятый легион с приказом атаковать неприятеля в лоб, в то время как сам он, со своей конницей и своими тремя тысячами копьеносцев, нападет на него с фланга. Наступление было проведено необычайно правильно и четко. Цезарь, привыкший за все отвечать сам, направлял его.

Помпеевская пехота, которой было приказано обойти неприятеля, как только конница приведет в беспорядок его правое крыло, увидела, что ее саму обходят! она держалась одно мгновение, но вскоре рассыпалась и последовала примеру конницы.

В тот же миг все союзники, пришедшие на помощь Помпею, все эти всадники, все эти галаты, все эти каппадокийцы, все эти македоняне, все эти кандиоты, все эти лучники из Сирии, из Понта, из Финикии, все эти новобранцы из Фессалии, из Беотии, их Ахеи, из Эпира закричали в один голос, но на десяти разных языках:

– Мы побеждены!

И, повернувшись к врагу спиной, они бросились бежать. Впрочем, Помпей сам подал им пример.

– Как?! Помпей, Помпей Великий? О! бог мой! ну да.

Почитайте Плутарха; я даже не хочу сейчас ссылаться на Цезаря.

Заметьте, что Помпей даже не стал ждать так долго, как мы тут говорим. Едва увидев, что его конница развернулась, он пустил свою лошадь в галоп и вернулся в лагерь.

Читайте, читайте Плутарха.

«И когда те обратились в бегство, Помпей увидел пыль, поднятую копытами его лошадей, и понял, что случилось с его конницей.

Трудно сказать, какая мысль при этом поразила его; но как человек, лишившийся рассудка, забыв внезапно, что он Помпей Великий, не сказав никому ни слова, не отдав никакого приказа, он медленно побрел прочь, во всем подобный Аяксу, так, словно о нем были стихи Гомера:

Отец над богами Юпитер, на троне своем восседая, страх ниспослал на Аякса, и шаг тот замедлил в смущеньи; щит свой отбросив назад, бычьей кожей семь раз облаченный, вон отступил из толпы, в страхе вокруг озираясь.

Таков был и Помпей!»

Войдя в лагерь, он громко крикнул караульным офицерам, так, чтобы и солдаты могли его слышать:

– Охраняйте ворота; я обойду все укрепления, чтобы всем отдать такой же приказ.

Затем он забился в свою палатку, отчаявшись в успехе баталии, но с решимостью ожидая дальнейших событий.

Глава 68

Дальнейшие события были легко предсказуемы. Бегство всех этих варваров и их крики «мы побеждены», зазвучавшие на десяти разных языках, внесли в армию смятение. Началось побоище.

Но Цезарь, видя, что битва уже выиграна, и что сегодняшний день принадлежит ему, собрал всех своих трубачей и глашатаев, и распределил их по всему полю сражения с наказом трубить и кричать солдатам:

– Пощаду римлянам! убивайте только чужаков.

Услышав этот краткий, но выразительный призыв, римляне остановились и протянули руки солдатам, которые шли на них с поднятыми мечами. Те побросали свои мечи и кинулись в объятия своих прежних товарищей. Казалось, милосердная душа Цезаря вошла в тело каждого из солдат его армии.

Однако какое-то число помпеянцев последовало за командирами, которые пытались собрать их. Кроме того, две или три тысячи человек остались охранять лагерь. Многие бежавшие с поля боя спаслись в нем, и назавтра там могла бы вновь собраться армия, не уступавшая армии Цезаря.

Цезарь собрал солдат, рассыпавшихся по полю боя. Он повторил обещание пощадить побежденных; и хотя уже почти наступала ночь, хотя люди сражались с самого полудня, хотя они были измучены усталостью и жарой, он в последний раз воззвал к их мужеству и повел их на приступ укреплений.

– Что это за шум? – спросил Помпей, сидя в своей палатке.

– Цезарь! Цезарь! – кричали на бегу перепуганные солдаты, спешащие к укреплениям.

– Как? неужели и в моем лагере? – воскликнул Помпей.

И, поднявшись, он сбросил свои одежды полководца, вскочил на первую попавшуюся лошадь, выехал через Декуманские ворота и поскакал во весь опор по дороге, ведущей к Лариссе.

Солдаты оборонялись лучше, чем это делал их полководец. Правда, здесь находились фракийские солдаты, лучшая из вспомогательных частей. Но даже и они, видя, как несущиеся мимо беглецы бросают свое оружие и даже знамена, даже они, как и остальные, не помышляли больше ни о чем, кроме как об отступлении.

К шести часам вечера лагерь был взят. Бежавшие отступили на холм неподалеку. Победители вошли в лагерь и обнаружили в нем накрытые столы, заставленные золотой и серебряной посудой; повсюду были разбросаны зеленые ветви и цветы, и среди других палатка Лентула была увита плющом и миртом.

Все это было очень заманчиво для солдат, тяжело трудившихся уже полдня, но Цезарь напомнил им, что лучше было бы сразу покончить с неприятелем, и они сами закричали:

– Вперед!

Цезарь оставил треть своих солдат охранять лагерь Помпея, еще одну треть – сторожить свой собственный, а с последней третью пустился по более короткой дороге, чем та, по которой последовал неприятель; таким образом, что через час быстрой ходьбы он отрезал ему путь к отступлению.

Беглецы были вынуждены сделать привал на бугре, у подножия которого протекал ручей. Цезарь немедленно завладел этим ручьем и, чтобы лишить врага возможности утолить жажду, он занял четыре тысячи человек рытьем рва между холмом, который занимал враг, и ручьем.

Тогда, умирая от жажды, видя, что все пути к отступлению отрезаны, каждую минуту ожидая нападения солдат Цезаря сзади, помпеянцы отправили к Цезарю парламентеров. Они просили о сдаче в плен. Цезарь ответил, что завтра утром он примет их сдачу, а пока те, кого мучает жажда, могут подойти и напиться. Помпеянцы стали понемногу спускаться.

Встречаясь, цезарианцы и помпеянцы узнавали друг в друге старых друзей, протягивали друг другу руки, бросались друг к другу в объятия, как если бы три часа назад они вовсе не собирались друг друга перерезать. Ночь прошла в такого рода проявлениях приязни.

Те, у кого была пища, делились ею с теми, у кого ее не было; все разжигали костры и усаживались вокруг них; можно было подумать. Что все эти люди собрались здесь на праздник. На следующее утро Цезарь появился среди них.

Многие сенаторы воспользовались этой ночью, чтобы спастись. Оставшимся он подал знак разом и рукой, и улыбкой.

– Встаньте, – сказал он им; – Цезарь не знает врагов на следующий день после победы!

Все столпились вокруг него, пожимая руки, которые он им протягивал, и целуя край его боевого плаща, наброшенного ему на плечи. Цезарианцы и помпеянцы вернулись в лагерь, смешавшись между собой.

Цезарь осмотрел поле боя. Он потерял от силы двести человек. Тогда он спросил, что сталось с тем Крастинием, который пообещал ему, что он увидит его вновь либо мертвым, либо победителем, и который так отважно начал атаку. Вот что он узнал: