Цезарь (др. перевод) - Дюма Александр. Страница 21

Но у входа в римский лагерь его встретили два ликтора Помпея, которые приказали ему спешиться и продолжить путь пешком, поскольку еще ни разу царь-противник не въезжал на лошади в римский лагерь. Мало того: в знак подчинения Тигран был вынужден вытащить меч и отдать его ликторам, затем, дойдя до Помпея, он снял с головы корону и положил ее к ногам римлянина. Помпей принял его приветливо — взял царя под руку, ввел в свою палатку, посадил по правую руку от себя, а сына его — по левую.

— Тигран, — сказал он, — все потери, которые ты понес, все это — из-за Лукулла. Он отнял у тебя Сирию, Финикию [229], Галатию и другие земли. Я оставлю тебе все, что принадлежало тебе на тот момент, когда я вошел в твою страну, но с одним условием: ты выплатишь римлянам шесть тысяч талантов за причиненный им ущерб.

Счастливый Тигран обещал каждому солдату по полмины [230], по десять мин каждому центуриону и по таланту — каждому трибуну. Однако сын его, надеявшийся получить наследство отца, вовсе не был рад такой сделке и сказал посланцам Помпея, приглашавшим его к столу:

— Премного благодарен вашему полководцу за оказанную честь, но я знаю другого человека, который отнесется ко мне куда лучше.

Десять минут спустя молодой Тигран был арестован, закован в цепи и взят под стражу, чтобы позднее украсить собой триумф Помпея.

XVI

Итак, Цезарь и Помпей вернулись в Рим, один — с востока, другой — с запада. Красс, делая вид, что боится армии Помпея, поджидал его.

В одном из писем Цезарь сообщал Крассу, что прибывает, добавив при этом, что если он, Красс, окажет ему поддержку, он в свою очередь обещает помирить его с Помпеем.

О Цицероне никто не вспоминал. Помпей завидовал его успехам в Сенате, но ведь Помпей завидовал всем и всегда. Так что сделать этих друзей врагами было нетрудно.

Цицерон жаловался Аттику.

«Ваш друг, — писал он Аттику 25 января 693 года от основания Рима (61 год до нашей эры) — ваш, сами знаете, о ком я говорю, этот так называемый друг, о котором вы пишете, что он хвалит меня и не пытается ни в чем осуждать, что якобы полон доверия, почтительности, чуткости по отношению ко мне, так вот: публично он восхваляет меня, но втайне делает мне зло, что ни для кого не является тайной. Ни грана правды, откровенности и чести нет в той политике, которую он проводит. Ничего возвышенного, сильного, искреннего. Обо всем напишу более подробно в другом письме».

Более подробно!.. Сами видите, тут нечего больше добавить. Знаменитый оратор, победитель Каталины нарисовал более чем убедительный портрет победителя Митридата.

Но в то же время происходило активное выдвижение вперед еще одного персонажа нашей драмы. Никто пока не обращал на него особого внимания, а следовало бы! Речь идет о Катоне младшем.

Скажем хотя бы немного об этом человеке, которого считали в Риме весьма суровым и жестким, его настолько боялись и уважали, что римляне даже в театре дожидались, пока он уйдет, чтобы попросить танцовщиц исполнить нечто вроде нашего современного канкана.

Он родился за 95 лет до нашей эры, был на пять лет моложе Цезаря и на одиннадцать — Помпея, в ту пору ему исполнилось тридцать три года. Он был правнуком Катона Цензора, которого, как говорилось в одной эпиграмме, Прозерпина отказалась принять в подземном царстве даже мертвого!

«Этот рыжий, кусавший всех подряд, этот человек с пронзительными глазами, этот Порций, которого Прозерпина отказалась принять даже мертвой!» Вот и вся эпиграмма. Из нее очевидно, что Катон старший был рыжим, что у него были глаза Минервы [231], что еще при жизни он слыл таким скрягой и был настолько несносен, что даже мертвые отказывались с ним соседствовать.

Но, помимо всего прочего, он был еще и очень прозорливым человеком, доказательством тому его имя — Катон. На самом деле его звали Порций, но он получил прозвище Катон — от catus, что означает умный, понимающий, тонкий.

В семнадцать лет он воевал против Ганнибала. Доказал на поле боя, что у него быстрая рука, сильные ноги и грозный голос, которым он ревел угрозы, нанося удары мечом. Пил он только воду, но во время длительных переходов или в жару добавлял в нее чуточку уксуса. Когда случалось ему выпить вина, наполовину разбавленного водой, он называл это распущенностью.

Он родился в героические и славные времена, когда в Италии еще можно было отыскать землю и людей, готовых ее вспахать. Подобно Фабию [232], Фабрицию [233] и Цинцинату [234], он оставил плуг, чтобы взять в руки меч, а затем оставил меч, чтобы вернуться к плугу; во время боя он дрался как простой солдат, землю вспахивал как простой пахарь; только зимой носил одежду, летом ходил нагишом.

Он был соседом по землям с Маннием Курием [235], который праздновал свой триумф трижды, победив самнитов, когда те были союзниками сабинов, прогнав Пирра из Италии, а затем продолжал жить в том же нищем доме, где его и увидели посланцы самнитов. В тот момент он запекал репу.

Послы прибыли, чтобы предложить ему огромную сумму золотом.

— Вы видите, что я ем? — спросил он.

— Видим.

— Так вот: в золоте нет нужды, когда можешь быть сыт таким обедом, как этот.

Он наверняка понравился бы Катону, а Катон понравился бы ему.

Катон младший был родственником сурового Цензора, который вечно ругался со Сципионом, осуждая его за то, что тот был большим мотом и слишком шиковал. Он многое унаследовал от своего предка, хотя их разделяло пять поколений.

Наш Катон, Катон младший, или Катон из Утики [236], — называйте, как хотите, с малолетства остался без родителей, они рано умерли. Были у него еще один брат и три сестры.

Брата звали Цепионом. Одну из сестер, по материнской линии, звали Сервилией. Мы уже упоминали это имя, когда говорили о записке, полученной Цезарем во время заговора Каталины.

Сервилия долго сопротивлялась Цезарю, но тот, узнав, что ей страшно хотелось иметь одну очень красивую жемчужину, приобрел ее и подарил. Взамен Сервилия отдала Цезарю то, чего он добивался. Жемчужина стоила более миллиона ста тысяч франков.

Катон был мужчиной строгих правил, обычно суровое лицо его становилось просто пугающим, когда он смеялся. Обижался он редко, но, обидевшись, с трудом выходил из этого состояния. Был тугодумом, но выучив что-либо, уже никогда не забывал. К счастью, у него был наставником один очень образованный человек. Старика звали Сарпедоном, как сына Юпитера и Европы.

Еще с детства у Катона проявились черты упрямства, позже составившие ему определенную репутацию. Ровно за 90 лет до нашей эры — ему было тогда около четырех-пяти лет — союзники приняли закон о римском гражданстве.

Мы уже говорили о преимуществах римского права. Один из депутатов проживал у своего друга, некоего Друза. Друз, дядюшка Катона по материнской линии, воспитывал детей своей сестры и очень любил их. Этот депутат — звали его Попидий Лило — баловал детей, как только мог, чтобы затем они могли просить за него у своего дядюшки. Цепион, бывший на два-три года старше Катона, легко купился и обещал просить за него.

Но с Катоном это не прошло. В свои четыре-пять лет Катон, разумеется, многого не понимал, особенно что касалось римского гражданства, но при всех настоятельных просьбах депутата лишь молчал, глядя на него не по-детски строгими глазами.

— Ну что, малыш? — спросил его Попидий. — Будешь делать то же самое, что и твой брат?

Ребенок молчал.

— Будешь просить за меня у своего дяди? Что молчишь?