Пути Немезиды - Брэкетт Ли Дуглас. Страница 28
Меня все время интересовало, кто такие Мыслители. Марсианским ясновидящим, которые могли бы узнать правду, запрещено шпионить, согласно их родовым табу. Земляне не обладают способностями к перемещению в ментальном пространстве. Все, кроме меня. И мне плевать на запреты.
Я обнаружил, что мысленный барьер — атака на мозг, которой подвергался каждый, кто подходил к куполам, есть не что иное, как телетрансляция, правда, основанная на несколько ином принципе. Передатчик был автоматическим и работал уже Бог знает сколько времени. Я взял и выключил систему — чтобы тебе было удобнее.
Преодолев эту преграду и попав сюда, я понял, что Мыслители просто-напросто покинули планету. Они живы — я чувствую их мозговые вибрации, но эти волны исходят из какого-то иного мира. По-видимому, Мыслители достигли такой точки в своем странном развитии, что единственной незавоеванной областью является для них область чистого разума.
Но они оставили здесь результаты своих достижений в материальной сфере — целый арсенал оружия и такие машины, о которых человек может только мечтать. Дезинтеграторы, усилители мысли, энергоизлучатели, по сравнению с которыми электронный разрядник — детская игрушка. Не напрасно их назвали Мыслителями. Черт побери, хотел бы я знать, кто они такие! Хотя, наверное, догадываюсь. Они были до нас, а человек, появившись на планете, начал вытеснять их обращенную на самое себя культуру. Тогда они построили купола и этот немыслимый город, окружили себя устрашающими табу и жили спокойно, занимаясь своими делами.
Их цивилизация прошла через период научных поисков и изобретений, который длился, может быть, миллион лет. Изобретения ради изобретательства. Мыслители никогда не допускали человека к своим достижениям и пользовались только тем, что требовалось им для комфортной жизни, например этой громадой. — Джаффа показал на гудящий механизм в центре второго купола. — Устройство, которое согревает их, снабжает энергией — непосредственно, как если бы они были электроутюгами, — и поддерживает жизнь в телах, пока разум свободно разгуливает по времени и пространству.
В черных глазах Шторма блеснуло странное пламя, и он задумчиво прошептал:
— Хотел бы я присоединиться к ним… Пусть ненадолго…
Рик внезапно прыгнул в ноги своему врагу. Он ждал момента, когда мозг Шторма переключится с наблюдения за мыслями Ричарда Гунна Уркхарта на что-нибудь другое, и понял, что это мгновение наступило.
Луч бластера ударил мимо и лишь слегка обжег спину Рика, который, ухватившись за штанины комбинезона Джаффы, рванул его на себя изо всей мочи. Шторм упал спиной на ступени, сверля ледяной купол лучом бластера.
Рик, почувствовав сцепление подошв с гладкой поверхностью ступеньки, толкнул свое тело вперед и вверх, навалившись всей тяжестью на противника, стараясь не дать ему вздохнуть, и вцепился в бластер.
Падение причинило Шторму боль, но не вывело из строя. Он сопротивлялся, используя свободную руку и колени, норовил попасть в пах тяжелыми ботинками. Рик никогда не страдал от недостатка силы, тем не менее Шторм оказался сильнее. Он бил так, что у Рика искры из глаз сыпались, однако не мог отцепить его руку от предмета спора.
Рик извивался обнаженным телом, напрягал мышцы, принимая удары, и не выпускал оружие. Сейчас на целом свете существовала только одна важная вещь — бластер. Рик нашел большой палец руки Шторма и упрямо гнул его, пока не вырвал палец с корнем из сустава. Кровавый ошметок повис на сухожилиях. Шторм издал вопль, подобный ржанию раненой лошади, и это было все. Бластер перешел к сопернику.
Рик хотел отпрыгнуть, чтобы воспользоваться оружием, но в этот момент ботинок Шторма ударил его прямо в живот. Рик скатился вниз по ступеням и лежал, задыхаясь; внутренности выворачивало наизнанку. Бластер, отлетев в сторону, уехал по хрустальному полу.
Шторм поднялся. Он посмотрел на изуродованную руку, вынул носовой платок и перетянул рану, помогая себе зубами. Затем привалился к стене, и его тоже начало рвать.
У подножия ступеней Рик, всхлипывая, безуспешно пытался подняться на четвереньки. Шторм нашел взглядом бластер. Оружие лежало далеко, гораздо дальше, чем Рик был способен доползти за несколько минут, и Джаффа спокойным шагом спустился в лабораторию.
Там, в углублении машины, достаточно тяжелой, чтобы невозможно было раскачать ее и перевернуть, лежала связанная Майо с кляпом во рту. Однако сейчас слова ей и не требовались — глаза высказывали Джаффе все.
— Можешь послать своему другу поцелуй на прощанье. Точнее, тому, что от него скоро останется, — прошипел Джаффа.
Он отыскал небольшой приборчик среди груды оборудования, которое собирался погрузить в коптер после того, как покончит с Риком. Аппарат выглядел совершенно безобидно — щиток с призмой, помещенной в центре треугольника из слабо светящегося металла.
Шторм не знал принципа работы этой штуки. Возможно, треугольник улавливал космические лучи, а призма концентрировала их. Главное, он знал результат действия. Шторм осторожно взялся левой рукой за щиток, поставил палец на рычажок управления и пошел обратно вверх по ступеням.
Рик уже подбирался к бластеру, оставалось проползти каких-то два—три метра. Шторм смотрел на его старания и ласково улыбался, а затем нажал рычажок. Вокруг призмы возникло слабое, как паутинка, свечение. Джаффа направил призму на бластер; металл рассыпался в пыль, и бластер исчез.
— Рик, Рикки! — тихонько окликнул Шторм.
Рик повернул голову. Огромная машина в центре зала жужжала, Мыслители смотрели свои космические сны и не желали обращать никакого внимания ни на голого человека, корчащегося на полу их усыпальницы, ни на черного гладиатора, стоящего на хрустальных ступенях их города.
— Ты не сможешь убить меня, — прошептал Рик.
Шторм беззвучно рассмеялся и снова нажал рычажок. Рик увернулся. Откуда нашлись силы, он не знал. Просто надо было увернуться или умереть, а Рик не был готов к последнему. Он откатился в сторону. Паутинный луч прошел мимо, прогрызя извилистую канавку в полу. Рик увидел, что находится у внешнего ряда гробов, и спрятался за ближайшим. Саркофаги стояли прямо на полу без просвета снизу и обеспечивали укрытие. Джаффа, конечно, мысленно не терял свою жертву, однако прицелиться не мог.
Рик начал игру в прятки; Шторм принял ее. Он полосовал саркофаги лучом прибора, и те разваливались, а заодно распадались на части и туловища Мыслителей. Никто из них не пошевелился — слишком далеко, видимо, находились сейчас их умы, чтобы беспокоиться о происходящем с телами.
Рик играл свою роль, странным образом сочетая безрассудную отвагу и точный расчет. Он оставался за гробом до тех пор, пока луч не подходил смертельно близко, и тогда он откатывался или скользил по хрустальному полу всякий раз в другом направлении, так что появлялся на виду лишь в некоторые доли секунды. В эти моменты Шторм мог поразить цель, стреляй он с правой руки. С левой же — нет. По крайней мере вначале.
Рик знал, что удача не может оставаться с ним бесконечно. Он чувствовал себя ощипанной курицей — голый, в руках нет ничего, даже камня…
Тут глаза Рика блеснули. Он начал перемещаться по кругу, чтобы вернуться к его началу, где стояли наполовину разрушенные саркофаги. Шторм неспешно следовал за жертвой. Он не злился. Игра ему понравилась.
Наконец Рик добрался до того места, куда метил. Пластиковая крышка разломанного саркофага отлетела в сторону. Туловище Мыслителя было развалено точно пополам. Рик не увидел ни крови, ни внутренностей, ни брюшной полости; тело на срезе походило на губчатую резину. Рик вытащил из гроба за ноги нижнюю половину туловища.
Долгое мгновение он выжидал, сосредоточенно сдвинув брови. Шторм стоял прямо, слегка улыбаясь, и рисовал лучом рельефный узор на боковой поверхности укрытия Рика.
Саркофаги были установлены таким образом, что, если Рик выглядывал сверху или справа, он мог видеть фигуру Шторма целиком. Если же высунуться слева, то угол соседнего гроба загораживал ноги охотника.