Двери лица его, пламенники пасти его - Желязны Роджер Джозеф. Страница 4

— Разве ни у кого нет?

— …Живой он достигает сотни метров. Правда, Карл?

Я кивнул.

— Не слишком много места для мозга для такой громадины.

— Но достаточно, чтобы избежать нашей удочки.

Усмехаемся, потому что сейчас существует только эта комната. Мир снаружи — это только мокрая палуба, по которой барабанит дождь. Мы откидываемся на спинки стульев и пускаем облака дыма.

— Леди-босс не одобряет самовольную охоту на рыб?

— Пусть катится на все четыре стороны.

— Что она тебе сказала там?

— Она сказала, что в этих маневрах мое место на дне.

— Ты не будешь управлять слайдером?

— Я буду приманивать.

— Посмотрим.

— Я и пальцем не пошевелю. Если я понадоблюсь в качестве оператора слайдера, им придется меня очень попросить.

— Ты думаешь, такая необходимость будет?

— Им придется это сделать.

— А если она попросит, ты справишься?

— Отличный вопрос, — я затянулся. — Но ответить на него не могу.

Я бы отдал сорок процентов денег, которые заработаю. Отдал бы пару лет жизни. Только бы знать ответ. Но его не знает никто.

Предположим, мы будем там, и нам будет сопутствовать удача. Найдем ли мы ИККИ? Предположим, мы сможем приманить его и поймаем его на крючок. Что тогда? Даже если нам удастся вытащить его на борт. Выдержит ли судно? А что, если Лухарич упорнее и ей удастся доставить его на берег. Как буду я выглядеть рядом?

Это случилось тогда, когда я вздернул его на восемь футов и зачарованно наблюдал за его телом, проплывающим мимо меня и возвышающимся, как огромная зеленая горная гряда.

…А потом эта голова. Маленькая для такого тела, но все же замечательная. Толстая, огромная как скала. Еще задолго до того, как мои праотцы решили покорять Новый Континент, эти переливающиеся из черного в красный глаза без век сверлили бархатную мглу океана. Рыба плыла плавно, величественно.

Наркотанкеры были наполнены. Нужен был только выстрел, быстрый и точный. Но я был парализован.

Он произвел звук, подобный богу, играющему на органе.

И посмотрел на меня!

Я не уверен, что его глаза видят также, как наши. Я в этом очень сомневаюсь. Возможно, я был для него просто серым пятнышком за камнем. Но он уставился на меня. Весьма вероятно, что не змеиный взгляд парализует кролика, а кролики сами, по своей сути, трусы. Потом он начал борьбу, а я еще был зачарован.

Я был восхищен до такой степени этой мощью, этими глазами, что меня обнаружили пятнадцать минут спустя. У меня были немного поцарапаны плечи и голова. Кнопка «Укол» не была нажата.

Я до сих пор нахожусь под гипнозом этих глаз. Я хочу взглянуть в них еще раз, даже если поиск их займет вечность. Я хочу знать, есть ли во мне что-нибудь, что отличает меня от кролика.

Мои руки тряслись. Я взглянул на других и убедился, что они не смотрят.

Я все допил и докурил свою трубку. Было уже поздно. Певчие птицы уже не пели.

Я сидел и вырезал по дереву. Мои ноги свешивались за край кормы, а стружки падали в гребень волны. Уже три дня как мы на месте. Никаких действий.

— Ты!

— Я?

— Ты.

Ее волосы — многоцветье радуги, глаза несравнимы ни с чем в природе, зубы великолепны.

— Привет.

— Ты знаешь, что правила безопасности запрещают сидеть таким образом?

— Да, знаю. Именно это и беспокоило меня все утро.

Мой нож совершил великолепный кувырок и опустился за нами. Он попал в самую пену и был поглощен волной. Я следил за ее отражением в лезвии и получил наслаждение от того искажения, которое видел в нем.

— Ты что, приманиваешь меня? — наконец спросила она.

Я услышал ее смех и понял, что это было преднамеренно.

— Что, я?

— Я могла бы спокойно спихнуть тебя отсюда.

— Я бы ответил.

— Значит в одну из темных ночей ты можешь сбросить меня за борт.

— Ночи все темные, мисс Лухарич. Но я не буду этого делать. Я лучше подарю вам то, что вырезал.

Тогда она села рядом со мной. Я не мог отвести глаза от ямочек на ее коленях. На ней были белые шорты. Ее загорелая кожа была чрезвычайно привлекательна. Я почти почувствовал мимолетное раскаяние, что замыслил подобную шутку. Моя правая рука все еще загораживала от нее деревянное животное.

— Ладно. Я клюну. Что у тебя есть для меня?

— Минуту. Я заканчиваю.

Торжественно я протянул ей деревянного болвана, которого вырезал. Я был немного пристыжен, и сам чувствовал себя болваном. Но отступать было некуда. Я никогда не отступаю. Мой рот был растянут в ослиной усмешке. Уши торчали.

Она ни нахмурилась, ни улыбнулась. Она просто внимательно посмотрела на мою работу.

— Очень неплохо, — сказала она. — Как и любая работа, которую ты делаешь. — И, возможно, кстати.

— Верни ее мне, — сказал я и протянул руку.

Она вернула ее мне, и я швырнул ее в воду. Она перелетела пену и дергалась в воде в течение минуты, словно морской конек.

— Почему ты сделал это? — спросил она.

— Это была глупая шутка. Извини.

— Может ты прав. Возможно, в этот раз я заглотила многовато.

Я фыркнул.

— Почему бы не устроить что-нибудь более безопасное. Ну, например, гонки.

Она тряхнула волосами цвета радуги.

— Нет, гнаться надо за ИККИ.

— Почему?

— Зачем тебе так нужен ИККИ, что ты поставил на карту все свое состояние.

— Мужская логика, — ответил я. Однажды один экстрасенс сказал мне:

— Мистер Дейвитс, вам нужно закрепить имидж мужественности, поймав по одной рыбе каждого вида. Рыба — это древний символ мужественности, если вы знаете. Поэтому я принялся за это дело. Непойманным остался только один вид рыбы. А почему тебе так важно закрепить имидж мужественности?

— Совсем неважно. Я не хочу укреплять ничего, кроме своих предприятий. Мой главный статист сказал однажды:

— Мисс Лухарич, продайте весь крем и пудру в нашей Системе — и вы будете самой счастливой девушкой и богатой тоже. И он оказался прав. Я доказательство его правоты. Я могу смотреть так, как смотрю и делать то, что делаю. И мне это необходимо как воздух.

— Ты, действительно, выглядишь деловой и хладнокровной.

— Но мне совсем не холодно. Давай искупаемся.

— Можно мне заметить, что мы прекрасно проводим время вместе?

— Если ты хочешь отметить очевидное, то можно. Ты сказал, что можешь возвратиться на корабль без помощников. Передумал?

— Нет.

— Тогда приготовь два комплекта снаряжения для подводного плаванья и мы устроим соревнования под Тенскуаэром. И я намерена выиграть, — добавила она.

Я встал и посмотрел на нее сверху вниз. Это укрепляло мое чувство превосходства над женщинами.

— Дочь короля Лира с глазами Пикассо. Будет тебе соревнование. Жди меня через десять минут.

Мы приготовили и наладили все необходимое снаряжение. Она была в аккуратном закрытом купальнике. Это вынудило меня сначала закрыть глаза и отвести их в сторону, а потом уставиться на нее опять.

Я закрепил веревочную лестницу и перекинул ее на другую сторону.

Я велел ей держаться со стороны левой кормы.

— Ты уверен, что это необходимо? — спросил загорелый маленький чудак, ее рекламный агент, по имени Андерсон. Он сидел на палубе, потягивая лимонад через соломинку. — Это может оказаться опасной затеей, — сказал он невнятно. (Его зубы были перед ним в стакане).

— Верно. Это опасно. Хотя не чересчур.

— Тогда почему вы не разрешаете мне сделать несколько фотографий. Мы бы отослали их. К вечеру они были бы уже в Нью-Йорке. Отличные фотографии.

— Нет, сказала она и отвернулась от нас обоих. Она подняла руки к глазам.

— Вот, подержи их для меня. Она передала ему коробочку с линзами. Когда она повернулась ко мне, ее глаза были такими же карими, какими я их помнил.

— Готов? — спросила она.

— Нет, — сказал я строго. — Слушай внимательно, Джин. — Если ты собираешься играть в эту игру, то в ней существуют определенные правила.

— Первое, — начал я. — Плыть надо строго под корпусом. Нельзя ударять о дно, можно повредить воздушный бак. Она начала протестовать, что это истина, понятная для любого дурака. — Второе, — продолжал я. — Там темно. Мы должны находиться рядом, и оба будем держать фонари.